Сорвать маску

Анна Все еще не в состоянии унять сотрясающую тело мелкую дрожь, Анна упрямо приподняла подбородок и смерила барина осуждающим взглядом. -Делайте, что хотите, но делайте это сами. Я не сдвинусь с места и пальцем не пошевелю. -Хочешь, чтобы тебя выпороли за непослушание?-его глаза гневно сверкнули. -Мне все равно,-безучастно прошептала она и закрыла глаза, избавляя себя от необходимости смотреть на своего врага. Тут же послышались его шаги, все ближе и ближе, и вот она уже чувствует на своем лице его дыхание. -Играешь в бедное, несчастное создание? Опять напомнить, как ты обхаживала меня еще несколько минут назад? –в его злобном голосе вдруг послышались нотки сомнения и чего-то еще, чего-то нового и пока ею не определенного. А, может быть, ей просто кажется. Ничего не отвечая, Анна стояла и тихо ждала своей участи, все еще не открывая глаз, чтобы хоть часть восприятия этого ужасного события осталось вне ее памяти. Почувствовав на своем обнаженном плече его пальцы, она невольно вздрогнула и зажмурилась. -Открой глаза,-рявкнул Владимир. Девушка не реагировала. Страшно, очень страшно, но она не доставит ему удовольствия видеть ужас в ее глазах. -Или ты откроешь глаза, или я сделаю тебе больно,-прошипел барин, его пальцы на ее плече с силой сжались, и Анна повиновалась, распахнув наполненные слезами глаза и случайно поймав горящий взгляд Корфа. Встретив ее блестящий, полный ужаса взгляд, он вдруг замешкался, между бровей пролегла еле заметная морщинка, глаза на мгновение слегка прищурились и отразили целую бурю эмоций ей неведомых. -За свои действия надо отвечать, Анна,-жестко произнес он, словно оправдываясь. –Не хочешь сама раздеться - не проблема. Но не вздумай закрывать глаза. Его пальцы пробежали от локтей по плечам, будто пробуя гладкость ее кожи, скользнули на спину и одним незаметным движением расстегнули бюстгальтер Саломеи. Анна непроизвольно зажмурилась, тут же вздрогнув от грозного окрика. -Я сказал, глаза не закрывать! Со смесью стыда и унижения она стояла, глядя перед собой, на оборки его белой рубашки, и ощущала, как органза, скрывающая грудь, падает с плеч на пол. Владимир медлил, и, подняв глаза, Анна увидела, каким жадным взглядом он вбирает ее обнаженную грудь. Даже несмотря на охвативший ее ужас от происходящего, кровь прилила к щекам, и она стыдливо попыталась прикрыться руками. -Не надо!-повысил голос Владимир. Его пальцы скользнули от шеи вниз и, внутренне сжавшись, девушка впервые в жизни ощутила мужские руки на своей груди. Совсем не те руки, о которых она мечтала. Перед глазами вновь всплыло лицо Миши, но в ту же секунду сожаление сменилось осознанием предательства. Именно благодаря Мише она тут – беззащитная и уязвленная, готовая вынести самое большое унижение в своей жизни. -Ты очень красивая,-тихо произнес Корф, касаясь второй груди пальцами. Его прикосновения не были грубыми и болезненными, и, может, если она не будет его злить, все закончится достаточно быстро. Руки Владимира скользнули ниже, пальцы втиснулись между резинкой ее золотисто-бирюзовой юбки, сшитой в одно целое вместе с трусиками и, спустя всего каких-то несколько секунд, он избавил ее от последнего предмета одежды, скрывающего ее тело. Не став на этот раз разглядывать свою крепостную, Владимир подхватил ее на руки и сделав несколько шагов, опустил на свою огромную кровать. Лежа на чужой кровати полностью обнаженной, Анна беспомощно потянулась одной рукой груди, другой к холмику между ног, но цепкие пальцы барона вновь сомкнулись на ее запястье. -Даже не думай. Я буду смотреть на тебя, сколько хочу и дальше буду наслаждаться тобой сколько хочу и как хочу. Ты – моя, ты забыла?-с усмешкой напомнил он ею же произнесенные слова. Ничего не ответив, Анна сгорала от стыда, видя, как жадно липнет к каждой части ее тела бесстыдный взгляд Владимира, как его руки одновременно расстегивают рубашку, стягивая прочь и оставляя ее замершему взгляду верхнюю часть его тела. Глядя прямо перед собой, лишь бы не встречаться с ним глазами, Анна уперлась взглядом в его мускулистую грудь, плоский, рельефный живот – она впервые видела так близко полуобнаженного мужчину. К обуявшему ее страху примкнуло какое-то странное, неопределенное чувство, и она схватилась за него, как за соломинку, пытаясь отвлечься и вырваться из лап ужаса, чтобы не доставить ему удовольствия выглядеть сломанной и растоптанной. Сконцентрировавшись на его груди, она продолжила разглядывать этого тирана, стараясь не замечать, что его руки потянулись к застежке на брюках. Она не будет думать о том, что должно произойти, она дистанцируется от всего и постарается забыть об этом как можно быстрее. А если это войдет у него в привычку, она просто сбежит, и будь что будет. Странное чувство, тем не менее, не давало покоя. Ей было страшно рядом с ним, хотелось изо всех сил ударить по его красивому, но надменному лицу, впиться ногтями в его плечи и оставить болезненный след. Анна вздрогнула, новое чувство с последней мыслью вернулось с большей силой, неся с собой какое-то странное томление внизу живота, и она с ужасом осознала, что против всех законов логики и справедливости ее тело реагирует на этого жестокого, беспринципного злодея. Отказавшись верить этой невероятной догадке, девушка упорно мотнула головой, и попыталась отвернуться, на мгновение позабыв запрет и закрыв глаза. -Я же запретил тебе закрывать глаза,- его голос совсем чужой, словно услышанный впервые, хриплый, дрожащий, на грани потери самоконтроля, раздался прямо над ее ухом как раз в тот самый момент, когда всю ее, от плеч до кончиков пальцев, опалил жар его полностью обнаженного тела. Судорожно вздохнув от страха и неожиданности, Анна пыталась отпрянуть, но сильные руки Владимира крепко сжали ее в объятиях, а над лицом склонилось его лицо. Она никогда не видела его таким. Взгляд его серых глаз сиял каким-то вырвавшимся из оков диким огнем, оранжевый отблеск свечей отражался в серых радужках, золотил кончики густых черных ресниц, - он совершенно не походил на себя, и Анна еще больше испугалась. Никто никогда не смотрел на нее так, как сейчас Владимир, никто никогда не стремился поглотить ее всю в омуте чего-то темного и неизведанного, погубить ее и никогда не дать подняться. Странное томление в животе вмиг исчезло, вновь отдав пальму первенства всепоглощающему страху, и когда она была уже готова, отбросив гордость и принципы, взмолить его пощадить ее, его горячие губы сомкнулись вокруг ее дрожащих прохладных губ, вовлекая все дальше и дальше во тьму, от которой не было избавления. Те несколько поцелуев, которые она разделила не так давно с Мишей, не шли ни в какое сравнение с этой напористой атакой его губ и языка, - те поцелуи были нежными и бережными. Губы же Владимира безжалостно терзали ее плоть, язык глубоко погружался в ее рот, руки яростно сжимали грудь, будто он пытался насильно вырвать у нее хоть какой-то знак ответной реакции. Испуганная, Анна замерла, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни сказать ни слова, ощущая, как он переместился немного вверх, почти полностью накрыв ее своим горячим телом, со страхом чувствуя его твердую, упругую плоть, прижимающуюся к ее бедру. -Ну что ты лежишь, как деревяшка, -прошептал Владимир, опускаясь губами вниз по ее шее, перемежая каждое слово с жадными ласками ее нежной кожи.-Давай же, вспомни, как мастерски ты обхаживала меня в гостиной. Сделай мне приятное. Собрав все жалкие отрепья своей гордости, Анна прошептала. -Никогда! -Ну и черт с тобой,-в ярости выдохнул Владимир, опускаясь ниже, зарываясь лицом между ее призывно торчащих холмиков груди, пробуя на вкус ее кожу и, смыкая, наконец, губы вокруг ее тугого соска. Ощутив сосок во влажном обжигающем плену его рта, Анна невольно выгнулась и закрыла глаза. Это … невозможно. Новое, странное ощущение нахрапом пробило, казалось, непробиваемую стену страха и ужаса, зажглось искрой и побежало по нервам, разнося про телу постыдную потребность продолжить чувствовать это распутное движение его языка вокруг соска, чувствовать бесконечно. Ее вдруг начало трясти от шока новообретенного ощущения, от всей этой ужасающей, парадоксальной ситуации и, не отдавая себе отчет в бесполезности своих действий, смущенная, растерянная и напуганная, Анна изо всех сил дернулась под тяжестью тела Корфа. -Сейчас же выпустите меня! Я закричу! Я буду кричать, кусаться, бить ногами, но ничего вы от меня не получите! Слышите? Ничего! -Да ну?- ухмыльнулся он ей в живот, приподнимаясь на локтях и вновь встречаясь с ней лицом к лицу.- Это мы сейчас посмотрим. И как только Мишель выносил тебя? Или с ним ты не была такой ледышкой? Упоминание о Мише заменили испуг гневом. -Да пошел ты!-в сердцах прошептала Анна, и используя всю оставшуюся силу, уперлась кулаками в каменную грудь Владимира. Усмехнувшись этим вялым попыткам вырваться, Корф вдруг сменил ехидство на злость. Одним движением он дернулся на ней, ловко заведя колено между ее ногами и с силой разведя их в стороны, без усилий преодолел ее сопротивление и оказался между ее бедер. -Что ты теперь скажешь, маленькая стерва? Так и не получу ничего? Испуганно ловя ртом воздух, Анна беспомощно смотрела в его ухмыляющиеся стальные глаза, с ужасом чувствуя болезненное давление в самом сокровенном месте. Резкий, безжалостный удар его бедер, и ее тело разорвала жгучая, нестерпимая боль, а из горла вырвался сдавленный крик, перешедший в беззвучные рыдания – Анна обессиленно обмякла в руках Владимира и закрыла глаза, уже не боясь ни его окриков, ни боли. Боль между ног немного стихла, ко всему остальному она была совершенно безучастна, сперва даже не заметив, что сначала Владимир застыл на месте, затем аккуратно выскользнул из нее и, опираясь на локти, уткнулся лицом в ее шею. Были бы у нее силы, она бы скинула с себя его ненавистное тело, но жизнь словно покинула ее, и она оставалась лежать, безучастная и притихшая, чувствуя, как по щекам текут слезы. Спустя минуту, Владимир пошевелился и медленно поднял голову, так, что она почувствовала на своих губах его учащенные выдохи. Странно, что он не требует открыть глаза и вообще оставил ее тело, так и не закончив начатое, хотя, впрочем, какая разница, вяло промелькнуло в ее мозгу как раз за секунду до того, как в тишине раздался его голос. -Прости меня… Пожалуйста. И было в нем столько сожаления, столько раскаяния и ненависти к самому себе, что Анна обескураженно открыла глаза, встретившись с полным страдания взглядом. -Прости меня…, -вновь прошептали его губы, вторя умоляющей просьбе в глазах. Этот взгляд ласкал и утешал, каялся и извинялся, словно это был вовсе не Владимир. -Никогда…-по собственной воле прошептали губы. –Вашему поступку нет оправдания. В глазах Владимира отразилась безграничная боль, и он обессиленно опустился вниз, прильнув к ее шее, касаясь легкими, почти невесомыми поцелуями ее щеки, и шепча между ними: -Я бы никогда не сделал это так, если бы знал, что у тебя никого не было. Я почему-то был уверен, что по крайней мере Мишель уже приложил к тебе руку. Прости меня, Аня… Прости… Прошу тебя. Умоляю тебя. -Даже если бы у меня что-то было с Мишей, вы поступили жестоко. Оставьте меня. Анна попыталась выбраться из-под него, но его рука властно, но мягко удержала ее талию. -Я прошу у тебя всего несколько минут. Выслушай меня,-взмолился Владимир. -Мне неинтересно то, что вы скажете. Если вы закончили мучать меня, позвольте мне покинуть вас,-глухо проговорила Анна, стараясь не встречаться с его полным боли взглядом. -Выслушай меня, и завтра я дам тебе вольную,- прошептал Владимир. Расценив молчание, как согласие, он осторожно переместился опустившись набок рядом с лежащей на спине Анной и осторожно обвил рукой ее тело. Вольная. Завтра у нее будет вольная. С бароном явно что-то не так - она никогда не видела его таким разбитым и раскаявшимся. Таким похожим на человека. Этот полный боли и раскаяния голос. Будто он и правда страдает. Будто ему не все равно. -Я вас слушаю,-безучастно выдохнула Анна. -Анна...Анна, посмотрите на меня. Я хочу, чтобы вы видели, что я не лгу вам. Анна повернула голову и встретилась с лучившимися раскаянием серыми глазами. –Я только что совершил самую роковую ошибку, и, возможно, вы не простите меня никогда, но вы так разозлили меня этим своим «хозяин» и таким вызывающим поведением. -Отчасти я виновата, но это вас не оправдывает,-в ответ прошептала Анна. -Я знаю. Я.. затеял всю эту ужасную, признаю, церемонию с танцем, чтобы Мишель узнал, кто вы, надеясь, что он бросит вас. Но, согласитесь, то, как он поступил, не говорит в его пользу. Может быть, это к лучшему? -Это все?-устало поинтересовалась Анна. -Нет… я… затеял это все по одной причине. По той же, по которой мучил вас все эти годы… Я… я люблю вас, Анна. Что он такое говорит? Сердце сделало кульбит и кинулось почему-то в пятки. Что за нелепица? Взгляд Анны вперился в эти знакомые и такие незнакомые большие глаза в обрамлении пушистых черных ресниц, и девушка ошеломленно приоткрыла рот - он не лжет. -Странные у вас методы доказывать любовь, барин,-холодно проговорила она, злясь на бестолковый трепет, вдруг поднявшийся со дна ее смятенной души. -Я… я просто боялся признаться. Мне казалось, что вы совершенно ко мне равнодушны, и вместо того, чтобы заслужить вашу любовь, я пытался обратить на себя внимание разными недостойными способами, -его рука потянулась к ее холодной ладошке, пальцы нежно сжали тонкие пальчики и потянули ладонь к его губам, невесомо прикоснувшимся к гладкой коже. -Прости меня. Я сделаю для тебя что угодно. Я отпущу тебя, я завтра подпишу вольную, и ты можешь идти куда душе угодно. А можешь остаться … и выйти за меня замуж. Он просто бредит. Анна сдвинула брови, вглядываясь в полное эмоций лицо Владимира. -Что вы такое говорите, барин? Зачем такие жертвы? Вы всего лишь воспользовались крепостной девкой, право, не стоит так убиваться. -Я люблю тебя! –почти вскричал он, стараясь достучаться до нее. -Но я-то вас не люблю,- вздохнула Анна. –Я теперь вообще не знаю, существует ли любовь на самом деле. -Аня…-Владимир обессиленно склонился над ней, осторожно припав щекой к ее груди, и она с удивлением обнаружила, что после всей той мерзости, что он с ней сотворил, ей сейчас совсем не хочется отталкивать его. Возможно, полный раскаяния и необыкновенной нежности, он казался ей, как ни парадоксально, спасительным островом среди всего этого кошмара, который сам же устроил. И это странное желание искать у него утешения все сильнее и сильнее разрасталось в ее душе. -Позволь мне быть с тобой рядом, позволь доказать свою любовь. Возможно, ты тоже что-то почувствуешь ко мне. Когда-нибудь… -Сомневаюсь,-вздохнула Анна, поражаясь абсурдному желанию запустить пальцы в его шелковистые густые волосы. -Позволь хотя бы сейчас сгладить последствия этого вечера,- умоляюще прошептал он. -Это каким образом? -Разреши доставить тебе настоящее удовольствие. Я просто сделаю тебе приятное. Обещаю больше не вторгаться в твое тело до тех пор, пока ты сама не попросишь. -С меня довольно,-упрямо мотнула головой Анна, стараясь отогнать предательски подсунутое памятью воспоминание о его губах, сомкнувшихся на ее соске. -Я прошу тебя. Хочу, чтобы эти воспоминания хоть частично стерлись из твоей памяти и не причиняли столько боли. Пожалуйста… Я прошу тебя… Владимир приподнял голову и осторожно потянулся губами к ее груди, нежно касаясь ее кожи, все ближе и ближе, и вот уже его губы снова терзают сосок и, открыв рот, чтобы запретить ему трогать ее, она не в состоянии произнести ни слова. Его прикосновения неторопливые и бережные, и так непохожи на все то, что он творил с ней до этого, и спустя считанные минуты Анна, укоряя себя за такую неуместную слабость, робко приподняла руки и запустила пальцы в его волосы, нежно сжимая в кулаках шелковистые пряди. Он облегченно выдохнул, обдав жаром дыхания ее грудь и стал ласкать ее с еще большим упоением, нежно покусывая тугой комочек плоти, втягивая сосок в рот, посасывая и обводя языком раскрасневшуюся ареолу, и вот она уже не в состоянии сдерживать себя - волна новых, таких будоражащих ощущений поднялась откуда-то снизу, захлестнула ее с головой и вновь метнулась вниз, к ее самому центру, туда, где еще недавно взорвалась мучительная жгучая боль, а теперь царила мука совсем иного рода. Ее дыхание соревновалось с лихорадочно бьющимся сердцем, и когда первый, пока еще робкий, стон покинул приоткрытые губы, до ее ушей, словно в тумане, долетел его хриплый, срывающийся, но полный облегчения голос: -Девочка моя.... Упрямый разум кричал ей, что совсем она не его девочка, что она тут не по своей воле, но спустя мгновение его губы взяли в жаркий плен ее губы, лаская, сминая, и в каждом их движении, в каждой ласке языка, жаркой и неистовой, как и в первый раз, сквозила теперь несравнимая нежность. Он более не терзал безжалостно ее плоть, насильно вытягивая из нее хоть какую-то ответную реакцию - он более не заботился о себе, стараясь дать ей все, на что способен, чтобы навсегда стереть из памяти следы своего чудовищного поступка. И она поймала себя на том, как яростно впивается в его волосы, как ласкает его затылок, удерживая на своих губах эти жадные чувственные губы. В голове вдруг вновь возник образ Михаила - это с ним она мечтала переступить черту и с головой окунуться в омут неизведанных удовольствий, это ему она хотела всецело принадлежать всю оставшуюся жизнь, и где она теперь благодаря своему рыцарю? В постели человека, которого боялась всю свою сознательную жизнь, который унизил и причинил ей боль и который теперь так трогательно нежен, что вызывает полнейшую сумятицу в ее душе. Его язык мучительно медленно проводит по ее дрожащим губам; невесомые, словно крылья бабочки, поцелуи ласкают щеку, спускаются влажной дорожкой по тонкой шее в ложбинку между грудей и ниже, ниже, вокруг пупка к небольшому возвышению внизу живота, и она лихорадочно всплывает из глубин безумия, судорожно хватая ртом кислород. -Что вы делаете, Владимир? Голос звучит как-то жалобно и растерянно и несколько испуганно. -Не бойся, Аня... Я больше никогда не сделаю тебе больно, -его руки осторожно и очень бережно, но настойчиво упираются во внутреннюю поверхность ее бедер и спустя мгновение, сгорая от стыда, Анна ощущает жар его губ аккурат на самой чувствительной точке между ног и судорожно пытается прекратить это бесстыдство. -Пожалуйста.... Пожалуйста, прекратите... Это... "Это божественно", со стоном проносится в голове, и больше она не в состоянии мыслить, контролировать свои ощущения и хоть о чем-то беспокоиться. Его горячий язык касается ее там раз, другой, нежно проводит по тайным углублениям и складкам, вызывая такую бурю эмоций, что, кажется, туго закрученный вихрь внизу живота сейчас взорвется неконтролируемой феерией, отдавая свою хозяйку всецело во власть этого мужчины. Она еле сдерживается, чтобы не выкрикнуть его имя, но позволяет себе лишь приглушенный стон и ощущение его волос под дрожащими, ослабевшими пальцами. Комната, казалось, кружится в водовороте этого яростного безумия, где нет уже ни страха, ни унижения, ни ужаса - есть только его теплые уверенные пальцы, его обжигающее дыхание, умелые губы и ловкий язык и кажется, что еще мгновение, и весь ее мир впервые в жизни разлетится на тысячи искр, и Анне уже совершенно все равно, что она так бесстыдно прижимает к себе голову Владимира, что так яростно изгибается, лежа в ее руках, и так открыто выражает свои эмоции. Самый древний природный инстинкт берет верх, изводя в мучительном болезненном томлении ее совсем недавно истерзанное лоно, и с судорожно ловящих воздух губ почти машинально срываются слова: -Пожалуйста... Его не нужно просить дважды: последний раз с упоением проведя языком между ее ног, Владимир с силой подался вверх, вновь взяв в плен ее раскрытые губы. -Ты разрешаешь? Ей стыдно и неловко за такое легкомысленное поведение, поэтому она просто кивает, и спустя мгновение он снова между ее бедер, и ей снова страшно, но все теперь совершенно по-другому - он медленно и бережно погружается в нее до упора, нежным поцелуем ловя ее ошеломленный выдох, ласково касаясь ладонями обеих ее щек и стараясь не отпускать ее взгляд. -Сейчас не больно? - шепчет он. Она в ответ лишь отрицательно качает головой, вдруг впервые сама потянувшись к его губам, и на мгновение замирает на месте, проживая это такое новое и такое грандиозное ощущение его горячей плоти в ее естестве, затем робко касается его губ и чувствует его первое движение в своем теле. Он двигается медленно и аккуратно, готовый, казалось, в любой момент прекратить, если она потребует, и ей вдруг кажется, что она способна простить ему все прегрешения сразу. Ее тело льнет к его крепкому сильному телу, словно в мире не осталось ничего и никого, кроме него - красивого, сильного, властно, но бережно подчиняющего ее себе, постепенно давая привыкнуть к своему телу, угадывающего все ее порывы и желания, медленно, но верно наращивая темп; кроме их смешавшегося судорожного дыхания и сцепленных рук; кроме неги, растекающейся по телу, проникающей в каждую клеточку и постепенно трансформирующейся в нечто большее, в нечто грандиозное, побуждая ее выгибаться сильнее, с наслаждением принимая в себе каждое его вторжение, сперва даже не заметив, как ноги обвивают его бедра, направляя его, задавая ритм, чтобы спустя несколько минут потерять себя в его сияющих глазах и вознестись к высотам, прежде ей неведомым. Мучительно-сладкий спазм сотряс тело, сжимая его внутри в последний раз, и Анна ощутила, как напрягся в ее объятиях Владимир, интуитивно догадавшись, что они взошли к этим высотам вместе. Комната еще кружится перед глазами, кровь в висках бешено стучит в такт барабанящему по ребрам сердцу, его горячая плоть все еще погружена глубоко в ее тело, она чувствует себя в плену его рук и тяжести его тела, и вопреки всему ей хочется, чтобы это длилось вечно. -Я люблю тебя, - обессиленно выдыхает Владимир, прижимаясь раскрытыми губами к ее шее, и она вдруг совершенно уверена, что когда-нибудь сможет сказать ему то же самое. ***