Сорвать маску

Подступившие слезы мгновенно размыли лица папеньки и сестры, и в поисках опоры Аня наощупь ухватила край спинки кресла. -Поплачь, дочка, - насупился Петр Михайлович.-Выплачь сегодня все слезы по этому негоднику, но чтобы завтра ни слезинки. Поутру отправимся в Петербург за покупками, развеемся, навестим моего давнего друга, князя Ушакова. Его сын, достойнейший молодой человек, уже должен был вернуться из Лондона… -Полноте, папенька! – гневно прервала Сонечка.- Вы совершенно ничего не понимаете в сердечных делах. Оставьте Аню в покое со своими попытками как можно быстрее сосватать ее! Петр Михайлович будучи в столь подавленном состоянии, даже не обратил внимания не неподобающее обращение младшей дочери. -Я, пожалуй, оставлю вас,- еле слышно выдохнула Аня. –Позволь мне побыть в твоей комнате, Сонечка. -Мне подняться с тобой, Аннушка? -Нет, спасибо. Я хочу побыть одна. Оставшись наедине с собой, Аня обессиленно опустилась на Сонечкину кровать, прильнула мокрой щекой к подушке и закрыла глаза. Боль прорвалась наружу, и плечи девушки беззвучно затряслись в рыданиях. Как непросто оказалось принять то, что было вроде бы уже давно известно и с чем она уже, казалось, давно смирилась. Возможно, если бы все случилось на Кавказе, ей не было бы так нестерпимо больно: там, среди величественных гор и бурлящих рек, Владимир казался недосягаемым и далеким, здесь же, среди родных мест, он был ее Владимиром, несносным барчуком, изводившим обидными усмешками, заносчивым хозяином, однажды стоя на коленях целовавшим ее руки, раскаявшимся барином, покрывающим нежными поцелуями ее тело и шепчущим снова и снова так ошеломившие ее слова любви. Он здесь, совсем рядом, но теперь неизмеримо дальше, чем даже несколько месяцев назад. Сердце вновь горько сжалось, и тело затряслось в новом приступе рыданий. Обнимая подушку, Аня от души дала волю слезам, оплакивая свою неудавшуюся жизнь, такое желанное, но не случившееся материнство и несбывшиеся надежды когда-нибудь вновь почувствовать на своих губах такие желанные губы. Когда спальная Сонечки стала понемногу терять краски, а ярко светящее сквозь драпированные занавеси солнце стало клониться к закату, до Ани донесся настойчивый стук в дверь. Девушка с трудом привстала с постели, поморщившись от нарастающей головной боли, и поспешно утерла слезы. В проеме показался озадаченный чем-то Петр Михайлович. -Анечка… тут такое дело… -Петр Михайлович замялся, очевидно, все еще помня гнев Сонечки. -Что случилось, папенька? -К тебе там сватаются. Граф Шестаков. Я сообщил ему давеча, что ты сегодня приезжаешь, и он… -Я согласна,- выпалила Аня. -Согласна? В последний раз когда я заговаривал о ротмистре, ты сказала, что он мил, но не вызывает у тебя нежных чувств. Поверь мне, дочка, я только рад, если все изменилось. Граф – достойный человек, куда более достойный, чем... -Довольно, папенька!-решительно встала Анна.- Подите, пожалуйста, скажите ему, что я согласна. И сыграем свадьбу как можно скорее. -Ох уж мне эти взбалмошные барышни,-возвел глаза к небу Петр Михайлович. –Мы с ним чаевничаем в беседке. Возвращаюсь к нему и ждем тебя. Я пока ничего говорить не буду – объявишь ему сама. Дверь за отцом закрылась, и Аня почувствовала, как тело бьет мелкая дрожь. Разум кричал о том, что это чудовищно-глупый, необдуманный поступок, но стремление забыть и забыться было настолько всеобъемлющим, что девушка, боясь остыть и передумать, поспешно стала приводить себя в порядок, стирая с побледневшего лица следы слез и поправляя растрепавшуюся прическу, одновременно воскрешая в памяти образ графа Шестакова. Высокий, темноволосый, сероглазый. Возможно, ей удастся… Нет, она не будет омрачать день помолвки мыслями о другом сероглазом офицере – она просто глубоко вдохнет и позволит себе быть счастливой. Расправив оборки нежного муслинового платья насыщенного голубого цвета, Аня с удовлетворением заглянула в зеркало: на нее смотрела очаровательная, и даже относительно спокойная барышня. Сбежав по ступенькам в огромную, светлую гостиную, девушка уже собиралась пройти в сад к беседке, как вдруг заметила стоящего лицом к окну высокого темноволосого офицера в парадном белом мундире. Услышав торопливые легкие шаги, он обернулся. Две пары глаз застыли в немом потрясении. Он не может. Просто не имеет права стоять здесь в такой важный день в своей жизни и смотреть на нее вот так, лишая возможности связно мыслить и размеренно дышать. Он просто не имеет права быть таким красивым. Как же он изменился и в то же время остался прежним. Те же яркие серые озера глаз, черные вразлет брови, чувственные, зовущие губы. Та же упрямо спадающая на глаза челка. Чисто выбритые щеки и подбородок более не оставляли шанса перепутать его с чеченцем. Но есть и что-то еще. Что-то новое. Мелкая морщинка, навсегда прорезавшая лоб между слегка нахмуренных бровей, чуть опустившиеся уголки губ, немного осунувшееся лицо и какой-то необычный свет в глазах, с примесью боли и грусти, как у много пережившего человека. Володя. Не ее Володя. Как же она изменилась. Изменилась и осталась прежней. Все те же восхитительные синие глаза, широко раскрытые и вмещающие в себя весь мир. Его мир. Все такая же тоненькая и нежная, хрупкая и беззащитная, явно старающаяся скрыть, что плакала. В глазах обида, даже злость. Отчего? Обнять, увезти, сжать в объятиях и никогда не отпускать. Княжна Анастасия Долгорукая. Не его Аня. Барон шагнул навстречу. Когда-то целованные им губы упрямо сжались. Брови нахмурились. -Владимир Иванович. Какой сюрприз. Вы к папеньке? Голос холодный, слегка дрожит. Застыла, как изваяние. Что с тобой? Сделав несколько размашистых шагов, Владимир приблизился, почтительно взял несколько церемонно протянутую для поцелуя руку и обжег горячим поцелуем ее тонкие пальцы. -Я к вам. Приехал, как только узнал о вашем возвращении, княжна… Простите за насмешки, Анна – не знал. Или мне теперь надобно называть вас Анастасией? -Называйте как угодно, Владимир Иванович. -Тогда Анна…-он неохотно выпустил ее руку. -Почему мне о вас не доложили? Ане вдруг отчаянно захотелось возвести невидимые границы, чтобы не позволить прежде всего самой себе дать слабину и показать, как больно ее ранили последние известия. -Я только что подошел и совсем немного разминулся с Петром Михайловичем. Он, очевидно, очень торопился куда-то в сад. -Как вы себя чувствуете, господин барон?- ее голос был ровным и почти ничего не выражающим. -Уже намного лучше, спасибо,-так же ровно ответил он. -Тогда простите –мне нужно идти. Меня ждут. Рада за вас. Поздравляю,-голос дрогнул и боясь, что сейчас разрыдается перед ним, Аня выскочила прочь из гостиной. * Не разбирая дороги, Аня что есть силы бежала к беседке, в немом и абсурдном порыве искать утешения и защиты у пока еще совершенно чужого мужчины от любимого и единственного. Нырнув между двумя кустами жимолости и скрывшись из глаз, она почувствовала, как руку чуть повыше локтя сжимают цепкие пальцы барона. -Аня… да постой же! -Пустите меня! –всхлипнув, дернулась девушка, стараясь не поднимать взгляда. -Не раньше, чем ты скажешь, куда так от меня убегаешь. -В беседке меня ждет жених и папенька. Оставьте меня, Владимир. -И кто же счастливец?-пальцы Владимира по-прежнему сжимали ее руку мертвой хваткой. Открыв было рот, Аня сделала пару неловких вдохов, да так и застыла, не в силах перебороть волнение. -Я весь внимание, сударыня,- его голос сквозил арктическим холодом, и ей сделалось еще страшнее. -Не ваше дело,-огрызнулась в бессилье Аня, стараясь не замечать, как пьянит его близость, как подкашиваются ноги, а глаза невольно останавливают взгляд на зависших над ее лицом приоткрытых губах Владимира. -Так не пойдет. По-моему, нам необходимо объясниться. Аня невольно дернулась, пытаясь вырвать руку из его хватки. -Мы уже объяснялись, Владимир Иванович. Дальше взаимных оскорблений это не доходило. Отпустите меня или я позову на помощь. -Мифического жениха?-усмехнулся Владимир.-Бросьте, Анна – вы же только сегодня приехали. Не думаю, что кто-то оказался таким проворным, что уже успел сделать вам предложение. Глаза Ани гневно сощурились. -Это граф Шестаков. Владимир вздохнул с картинным облегчением. -О, ну тогда это существенно облегчает дело. Граф совершенно никудышный стрелок, и на первой же дуэли я… -Замолчите же! –гневно вскрикнула Аня, с силой выдернув руку. –Не настрелялись еще? Вы просто неисправимы! -Мне незачем исправляться, сударыня, я себе нравлюсь и таким,-криво улыбнулся Владимир. -Нравьтесь себе сколько угодно, барон, но вы совершенно безумны. Будь у вас хоть грамм здравого смысла, вы бы не заявились сюда, и не стали донимать меня ненужным вниманием. -Это вы мне говорите о здравом смысле, княжна? После того, как сбежали, едва поднявшись с постели, и в полубольном состоянии проделали столь долгий путь до дома в одиночку?! Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что вы учудили! -Это вас совершенно никак не касается! Прощайте, господин барон, мне действительно уже пора,-твердо произнесла Анна и повернулась, чтобы уйти, тут же вновь остановленная цепкими руками мужчины, потащившего ее куда-то сквозь сад по хорошо известным с детства тропкам. -Пожалуйста, оставьте меня, наконец..-беспомощно прошептала Аня. -Не раньше, чем мы объяснимся, Анна. -Мне нечего вам сказать, господин барон. -А мне есть, так что придется потерпеть. Отодвинув одной рукой кусты сирени, Владимир вывел Анну на полянку перед конюшнями, где у столба топтался Гром. Лихо вскочив в седло, словно и не беспокоили его совсем недавно полученные раны, он протянул ей руку. -Я не сяду,-насупилась Аня, делая шаг назад. -Боитесь, что вновь посягну на вашу честь? Вам нечего опасаться, сударыня. Слово офицера. Клянусь Всевышним –все плотские наслаждения буду отныне позволять себе только с законной супругой. -Ну что ж, барон, терпения ей. -Аня развернулась и, глотая слезы, уверенно зашагала к господскому дому. Ей удалось сделать несколько шагов прежде, чем сильные руки уверенно сомкнулись на талии, и она вмиг очутилась на лошади, зажатая между мощной шеей Грома и сильным телом барона. И вновь вороной жеребец разрезает пропитанный травами прохладный вечерний воздух, вновь за спиной ощущается тепло мужского тела, а лошадь мчит вперед, все быстрей и быстрей, словно стремясь успеть куда-то в одной ей ведомое пристанище, до тех пор, пока на небе зажжется первая звезда, а дорога, петляющая среди леса, растворится в тенях вековых деревьев. Все так же, как тогда: и переполнявший ее трепет, и его руки, уверенно прижимающие ее к себе. Вот только она уже не та, и горечь последних открытий все еще бьется в ее мыслях, а обида и злость постепенно берут верх над упоением от объятий любимого, но уже чужого мужчины. -Сию же минуту отвезите меня домой, Владимир,- твердо заявила Анна, стараясь высвободиться из его объятий. -Исключено,-спокойно ответил Владимир.-Пока не поговорим. -Тогда давайте уже поговорим, и дело с концом. -Немного подождите, княжна. -Куда вы меня везете?-Аня огляделась по сторонам и внезапно заметила знакомую развилку с растущей прямо у дороги кривой березой. -В охотничий домик? Вы что, не в себе?! Вы понимаете, что это меня.. -Скомпрометирует? –усмехнулся барон.- Простите, что имею наглость напомнить, но не кажется ли вам, что… -Замолчите! -Я и не разговаривал. -Я не поеду в охотничий домик! Если вы хоть каплю уважаете меня, то говорите здесь и сейчас, а после избавьте меня от своего общества. -Как вам будет угодно, сударыня,-после небольшой заминки согласился Владимир, повернув Грома на ответвляющуюся от дороги тропинку. Спустя несколько томительных минут перед ними открылась полянка у реки, со склонившейся над водой пышной плакучей ивой, где некогда прошло столько счастливых минут в беззаботных играх с детьми семейства Долгоруких. Гром, пофыркивая, остановился у самого берега, позволяя Владимиру спрыгнуть с седла и протянуть руки Анне. И вновь его руки, сильные и теплые, крепко охватили ее тонкую талию, чтобы мгновенно ослабить хватку, когда их обладатель бережно поставил девушку на землю. Стремясь выкинуть из головы нахлынувшие воспоминания, Аня поспешно отошла к иве и оттуда, с безопасного расстояния, обратила нахмуренный взгляд на барона. -Я вас слушаю, Владимир Иванович. Владимир сделал шаг вперед и тут же , словно споткнувшись о невидимую преграду, растерянно остановился, видя, как маленькая хрупкая девушка стремительно шагнула от него еще дальше. -Я думал о тебе,- тихо и несколько беспомощно выдохнул он. -Я тоже иногда вспоминала вас, барон. Молилась Богу, чтобы вы поправились. -И только? –черные брови сошлись на переносице, а пронзительный серый взгляд взял в плен мятежные синие глаза Ани. -Что вы от меня хотите, Владимир Иванович?- девушка почувствовала, как кипит все внутри от смеси обиды и праведного гнева. –Только такой распущенный человек, как вы, может заявляться к другой женщине в день собственной свадьбы и навязывать ей свое внимание. Что вам нужно, господин барон? Очередной раз унизить меня, заставив почувствовать себя падшей женщиной? У вас впереди первая брачная ночь, вот и идите, наслаждайтесь, а меня оставьте, наконец, в покое! –голос Ани задрожал от подступивших рыданий, и девушка сделала еще один шаг назад, спасаясь от пронизывающего насквозь знакомого взгляда. -Что ты несешь, глупая?-барон в два шага оказался подле Ани и с силой вцепился руками в ее плечи. –Моя первая брачная ночь завтра, так что у нас еще полно времени все выяснить. -Это не имеет значения,- Аня попыталась вырваться из сильных рук барона. –Оставь меня и больше никогда не позволяй себе таких вольностей! Достаточно того, что ты дважды воспользовался мной как уступчивой дурочкой. И знаешь что? –Аня подняла на него блестящие от слез глаза.- Я тебя за это нена… Теплые пальцы накрыли ее губы, не давая произнести последнее слово, а в серых глазах светилась грусть. -А я думал, ты любишь меня… - с болью во внезапно охрипшем голосе прошептал он, и ей показалось, что она тонет в глубинах его глаз, давая утянуть себя в прошлое, в пропитанный запахом лекарств и смерти лазарет, к кровати умирающего капитана, которому в отчаянной мольбе шептала «люблю». И нет сил возразить этому взгляду, нет сил притворяться, ни на что больше нет сил - только раствориться в его объятиях, доверившись судьбе, сделать первый пьянящий глоток воздуха, вырвавшийся из склонившихся над ней приоткрытых губ, ощутить их первое касание и утонуть в его поцелуе, горячем, влажном и томительном, позволив себе хотя бы на несколько минут раскрыться перед ним и перед самой собой и признать, что проиграла себе сильной, себе стойкой и невосприимчивой к чарам человека, навсегда заклеймившего ее своей. Его губы, горячие, жадные, настойчивые, всецело властвуют над ее губами, вдыхая в нее какую-то совершенно первобытную радость от того, что она жива, она здесь, рядом с ним, видит и чувствует его, будят в ее теле все насильно подавляемые желания, зажигая огонь такой силы, что, кажется, она сейчас превратится в пепел и растворится в его обжигающих выдохах. Ноги подкашиваются, руки слабеют, пальцы в поисках опоры впиваются в его спину, сжимая изо всех сил дорогую ткань парадного мундира и, безошибочно почувствовав ее состояние, он подхватывает ее на руки, продолжая целовать отчаянно, страстно и жадно. Рассудок затуманивается, и Ане кажется, что она лишится чувств, поэтому она усилием воли отрывается от его зовущих губ и судорожно всхлипывает. -Ты опять губишь меня… -Я люблю тебя... -Поэтому ты сегодня женился на Амине? Он внезапно замирает и, опуская ее на ноги, все еще удерживает в своих объятиях, с улыбкой глядя на склоненную перед ним светлую макушку. -Так вот почему ты накинулась на меня как фурия,- усмехнулся он. –Глупенькая. Разве я мог жениться на ком-то, кроме тебя? Я выдавал Амину замуж как свою сестру. За Сергея Шубина. Широко распахнув глаза и приоткрыв в изумлении губы, Аня подняла подбородок, отчаянно ища в его хитром взгляде хоть какой-то намек на подвох. -Но как же… Папенька сказал, что у Корфов сегодня была свадьба. И ты в парадном мундире вел к церкви черноволосую девушку. Как же… -У Сергея почти не осталось родственников, и я предложил свою помощь. Он впервые увидел Амину в лазарете, когда навещал нас с тобой, и сразу потерял голову. А потом совершенно очаровал ее, читая наизусть Мишеля Лермонтова. Не сразу, конечно. -Но ты…я же видела ваш дом… -Она мне как сестренка, Аня. Я учил ее вальсу и несколько раз по-братски обнимал и целовал в щеку. Это все. Она всегда знала, что в моем сердце есть место только одной девушке. И если бы ты тогда назвалась Анной, она бы обязательно сказала тебе об этом. Внезапно все напряжение вылилось наружу, и, уткнувшись носом в мундир на груди Владимира, Аня тихо расплакалась. -А я… чуть не вышла замуж. -Еще не поздно это «чуть» исправить, сударыня. Ваш жених из беседки пусть идет на все четыре стороны. Потому что в этот самый момент в вашей гостиной, где нам посчастливилось свидеться, у дальнего окна на кресле лежит большая коробка, а в ней подарок от тетушки. Он ждал тебя все это время. С того самого дня, как я вернулся домой и отправился с тетей в Петербург. Внутрь не заглядывал, честное слово. Жениху не пристало видеть платье невесты до свадьбы,-на губах барона играла озорная, совершенно мальчишеская улыбка. Аня с облегчением закрыла глаза и, ощущая смыкающееся вокруг нее кольцо теплых сильных рук Владимира, прильнула щекой к его груди, с упоением чувствуя размеренное биение его сердца. Жив. Здоров. Рядом. Стоять бы так вечно в теплом кольце его объятий, вдыхать его запах, чувствовать его ладони, нежно поглаживающие ее спину, его дыхание в своих растрепанных волосах. -Ты не ответила мне, Аня. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой и телом, всегда любил тебя. Но я столько лет портил тебе жизнь и так чудовищно поступил с тобой в ту ночь. На Кавказе все обернулось немногим лучше. Готова ты связать свою судьбу с, надо признать, не самым лучшим из мужчин на этом свете? Аня подняла подбородок и встретилась с полным волнения родным взглядом. -С не самым лучшим, господин барон, не готова,-улыбнулась она, наблюдая как морщинка между его бровей стала резче.-…Но вот в чем дело: похоже, вопреки всему вы для меня самый-самый, так что я, пожалуй, все-таки соглашусь. Ее щек коснулись его раскрытые теплые ладони, а сияющие серые глаза заглянули в самые недра голубых. -Ты не пожалеешь, Анечка, клянусь тебе. Я искуплю все чудовищные поступки, которые совершил в отношении тебя в этой жизни. Ее ладони осторожно скользнули вверх по его груди, а глаза все еще купались в удивительной нежности его взгляда. -Не надо ничего искупать, Володя. Просто будь рядом. Просто люби меня. И вновь на ее трепещущих губах его жаркие, жадные губы. Его поцелуи терпкие и пьянящие, как вольный ветер Кавказа, как запах луговых трав перед дождем на родной северной земле, и она тонет в них, впервые за свою жизнь принимая их жар и нежность без оглядки на препятствия, реальные и придуманные, и лишь трепещущая на крепчающем вечернем ветру плакучая ива и неспешно несущая свои воды на Север родная речка безмолвно, но с удовлетворением взирают на своих давних знакомых, наконец-то сорвавших оковы с душ и сердец. ***