Зеленоглазое чудовище

Человек в коричневом пиджаке улыбался, а взгляд сквозь толстые стекла очков был неожиданно пристальным, цепким. Словно бы прикидывал с любопытством: как бы тебя, популярный молодой актер, ловчее повернуть, чтоб удобнее скушать? - Сниматься у Эйзенштейна, значит? Популярный молодой актер с темными кругами под глазами и в венгерке на два размера больше вернул собеседнику самую лучезарную из улыбок: - Вы здесь счастливцы, что общаетесь с такими людьми! Вот и мне кусочек счастья перепал. - Увы, увы... – отливающая глянцевым фиолетом капля повисела-повисела на кончике пера да и шлепнулась обратно в чернильницу. Человек в костюме с удовлетворением доправил ручку о край и вывел: «Копия верна. В.С.Кукушкин» - с таким тщанием, с каким делается только любимое дело. – Высшее счастье пролить кровь за нашу советскую родину, увы, недоступно нам здесь в тыловом захолустье... все эти медкомиссии, справки... проклятое зрение! Сергей Михайлович сам вас нашел? - Да. Актер протянул руку за справкой, но наткнулся на взгляд укоризненный, с толикой печали: «Что ж вы все, артисты, так нетерпеливы? Разве ж так делаются дела?» - и почел за лучшее руку убрать. Кадровик принялся дышать на печать, время от времени пристально разглядывая полученный результат. - Но, признаться, я вам не завидую, - заметил он, не прекращая своего занятия. – Сергей Михайлович... гм, нельзя отрицать его выдающегося таланта – стоит ли говорить об отдельных заблуждениях, кто из нас, людей искусства, был свободен от ошибок – однако считаю своим долгом вас предупредить, что Сергей Михайлович человек... как бы лучше выразиться... человек своеобразный. - Как и все гении, - актер пожал плечами. Должным образом увлажненная дыханием и вобравшая в себя ровно столько, сколько нужно, чернил, печать парила над бланком, словно миниатюрный, поблескивающий металлическими боками дирижабль, примеривающийся к месту для точнейшей, идеальнейшей посадки, и в этом было даже нечто завораживающее. - Вы правы, конечно. Не хочется злословить... однако многие жалуются, что работать с Эйзенштейном трудно. Что он чрезмерно пристрастен... и в съемочной группе выделяет любимчиков... особенно одного... любимчика. «Ставь уже свою печать, мне еще в общежитии надо устраиваться. И есть я хочу даже еще больше, чем спать. Черт бы побрал сорочье племя!» - подумал молодой человек. Но тому не бывать знаменитым актером, кто не умеет прятать подобных мыслей. Следовательно, яркие губы сложились в милую улыбку – от таких улыбок девушки хватаются за сердце, тают, как мороженое в лучах апрельского солнца и немедленно наделяют кумира прелестными прозвищами. - Быть любимцем самого Эйзенштейна – такую честь надо заслужить! - За красивые глаза... уверяю вас, главным образом за красивые глаза. Ну, вы понимаете. Миниатюрный дирижабль совершил посадку. И совершена она была идеально – строго на место, помеченное «М.П.»! Через несколько минут один молодой человек покинул кабинет, унося с собою справку, выписанную на имя Кадочникова П., 1915 года рождения, паспорт номер такой-то. А другой молодой человек, известный в кинематографических кругах под именем Венички Кукушкина, снял очки, поморгал, со вкусом потянулся, затем, достав из-под стола термос, налил себе чаю, по одному опустил в стакан два кусочка сахару (звякнул ярко начищенный медный подстаканник), неспешно размешал... и, откинувшись на спинку конторского стула, подумал: вот и еще один мальчик с красивыми ресничками. А кому же не известна слабость нашего светила! Похоже, в ЦОКСе намечалась веселуха. *** - Мишка, вот ты где! Беги скорей, Старик тебя по всей студии ищет, щас громы и молнии метать начнет! Мишка вылетел пулей, толком и не простясь с собеседником... и только на втором этаже остановился и выдохнул: - Фухххх.... спасибо вам, Михал Иваныч! - Он привычным жестом потянулся к чубу, но вспомнил, что волосы уже уложены в басмановскую прическу а-ля Медичи, и отдернул руку. - А то и не знал, как от пиявки отделаться. - То-то я смотрю, внучек с лица побелел, никак половину крови уже выпили, – Жаров понимающе усмехнулся. - А чего Сергей Михалыч ищет? - Да ничего не ищет, не беги. Они сейчас всей компанией ползают на карачках, взялись Серафиме платье перешивать. Так что это надолго, - матерый актер говорил без насмешки - говорил как человек, уважающий дотошный кинематографический труд... и потому особенно ценящий передышки. – А чего Веничка к тебе прицепился? - Да ничего особенного. Ерунду болтал, как всегда... конфетками вот угостил, - Мишка выгреб из кармана пару штук карамелек в бумажках. – Хотите? Жаров мотнул головой. - Лучше б куревом угостил, раз такой щедрый. Слышь, Мишка... послушай деда – держись ты от этого Венички подальше. Опасный он человек. - Да ну... - Кузнецов пожал плечами, - болтун и показушник, только и всего. Была б охота с ним связываться... сам прицепится – не отдерешь. Нет, Михаил Иваныч, я так думаю – женскому полу болтать да судачить природой положено, а когда мужик трещотка – тьфу! Это просто противно. - Вот и поостерегись. Вон Названов уже поболтал с одним болтуном... «Так это правда - про Названова?!!»- едва не воскликнул Мишка, но вовремя удержался. В без того холодном коридоре вмиг стало зябко до озноба. Удержался от вопроса. Не говорят о таких вещах вслух... в 1943-м году. Чтоб скорей переменить тему, Мишка сказал: - Слыхали, Старицкого наконец нашли? - Да, Эйзен говорил, - Жаров кивнул. – Значит, уже зачислили в штат? Мишка подтвердил: - Зачислили. Даже любопытно поглядеть, что за душечка-обаяшечка такая. И подумал: «А мне ведь не сказал!». Обижаться было глупо и не на что. Но ему все-таки сделалось обидно. Кстати, особо расстаиваться было некогда, чего доброго, и впрямь режиссер начнет искать. - Миш! – окликнул кинодедушка уже на выходе. – Ты все-таки поосторожнее. Раз угощает – значит, ему точно от тебя что-то нужно. *** Если про нового иваногрозновца Мишка узнал последним, то уж познакомится с обаяшечкой-Старицким посчастливилось ему одним из первых. Прямо-таки наткнулся на режиссера, беседовавшего с незнакомым стройным парнем. - Чудесно! – тут же обрадовался Эйзенштейн. – Вот ты Павлуше и покажешь, что здесь у нас где и как. «Павлуша! – сморщил Мишка нос, разумеется, мысленно. – Женский пол будет без ума. Экие губки!» - Да ты ж в «Антоне Ивановиче» снимался! – воскликнул он, протягивая руку. – А я все думал, кто ж такой наш простодушный Владимир? - А ты в «Машеньке». И в «Воздушном извозчике», только его я еще не видел. Вот, значит, каков любимец Грозного царя! «Про него, что ли, говорил тот тип из кадров? – невольно подумал Кадочников, отвечая на рукопожатие. Сплетни – такая заедучая вещь, что ты будешь делать! – Красив, не поспоришь. Реснички хороши!» - Не волнуйтесь, Сергей Михалыч, все объясню. Пошли! – Мишка двинулся к выходу, жестом позвав новичка за собою. «А глаза у него телячьи. В самый раз для блаженного!». Дальнейшее озвучено было так: звук закрывающейся двери, удаляющихся шагов... один шаг чрезмерно шумный, сопровожденный громким «Ой... тьфу ты на фиг!» (Ну Мишка честно забыл, что по странному капризу архитектора эта ступенька вдвое выше своих сестер! Каждый день тут пробегал, ноги уж сами собой шаги соизмеряли – вот и не вспомнил, что надо предупредить нового человека) и пронзительный голос Эйзенштейна: - Мишель! Если ты войдешь в роль и угробишь мне принца – я тебе этого не прощу! «Значит, Мишель, - подумал Кадочников. – Занятно». «Значит, принц, - подумал Кузнецов. – Ну-ну».