Я буду хреновым мужем

      Егор Щукин, слегка ссутулившись, сидел за одним из столов их с Мариной любимого кафе, думая о том, правильно ли поступает? Стоило ли звонить ей, забыв о собственной гордости? Что будет, когда она придет? Сможет ли вновь доверять этой девушке? Егор был уверен, что Марина будет здесь с минуты на минуту, но он до сих пор не мог понять для самого себя, готов ли он принять чужого ребенка и смириться с тем, что этот ребенок от Андрея Кисляка?       Как много вопросов и ни одного ответа на них.       – Здравствуй, – раздался над его головой тихий шепот Марины Касаткиной.       Егор приподнял голову с поверхности стола, и, взглянув на девушку, оглядел её с ног до головы. Слегка съехавшая набок зимняя шапка, не застегнутая до конца куртка, под которой было видно красивое вечернее платье, поверх которого был накинут кухонный фартук, и наскоро замотанный вокруг шеи вязаный красный шарф. По её шумному дыханию и растрепанному виду было видно, что она явно торопилась на эту встречу.       Марина слабо улыбнулась Щукину и присела на свободный стул перед ним. Слова застыли в горле комом. Раньше она могла бы весело рассмеяться, поцеловать Егора в щеку, пройтись ладошкой по его пшеничным волосам, и рассказать веселый анекдот или о том, как прошла её тренировка. Но сейчас девушка невольно опустила взгляд на свои руки, которые положила на край стола, скрестив их в замок.       – Я заказал тебе мороженое, – донеслось до неё, и Марина несмело подняла глаза на своего бывшего парня, который смущался не меньше её. Он не понимал, о чем говорить с девушкой, которая изменила ему с его лучшим другом?       – Спасибо, – Касаткина кивнула, но не улыбнулась.       Они сидели напротив друг друга в полном молчании до тех пор, пока официантка не принесла их заказ. Егору апельсиновый сок, а Марине ванильное мороженое, которое она тут же взялась ковырять десертной ложкой, не имея желания есть его.       – Марин?       Девушка поспешно подняла взгляд на Егора, протянувшего в её сторону два кулачка.       – В какой руке? – вдруг спросил он, по-детски улыбнувшись. Улыбнувшись ей, как прежде, из-за чего сердце защемило в груди.       – В… – она издала смешок, с усилием воли отведя свой взгляд с голубых глаз Егора, и принялась внимательно оглядывать каждый кулак хоккеиста, в одном из которых явно что-то было. – В правой?       Щукин медленно раскрыл свою ладонь, и улыбка на губах Марины стала шире. Это была стеклянная человеческая ручка, отколотая от миниатюрной статуэтки.       – Ты помнишь её? – спросил Егор, вскинув свои брови вверх.       – Это же от твоей сломанной статуэтки хоккеиста! Я случайно разбила её и боялась, что ты будешь кричать на меня, но в тот день ты впервые сказал, что любишь меня, – Марина рассмеялась, на мгновение спрятав своё лицо в ладонях, и покачав головой. После, она вновь взглянула на Егора. – Боже, ты всё это время хранил её?       – Если бы не маленький хоккеист, я бы не признался тебе в любви, – ухмыльнулся Щукин, отложив ручку от статуэтки в сторону. – Марин, прости меня.       – Нет, это я должна извиняться, не ты, – девушка снова покачала головой. – Это я облажалась по полной. Прости меня, Егор.       – Я простил, – вдруг ответил парень, аккуратно взяв ладошки Марины в свои. – Ты была права, во всем. А я вел себя, как полный идиот с тобой. Ты очень дорога мне, я не хочу терять тебя, Марин. Больше не хочу.       – Егор, я… – девушка внимательно смотрела на их скрещенные руки, пытаясь отогнать мысли об Андрее Кисляка. За те полмесяца, что они провели вместе, этот парень стал дорог ей по-своему. Он отец их будущего ребенка.       – Слушай, если ты беспокоишься о ребенке, то я готов принять его, если ты позволишь, – словно прочитав мысли Марины, ответил Щукин, однако девушка всё же уловила в его голове нотки неуверенности. Наверняка, он и сам несколько опешил от того, что сказал подобное.       – Дело не только в ребенке, Егор.       Позвони Егор до того, как они с Андреем поцеловались и всё было бы менее запутано, чем сейчас.       – И в чем же ещё? – впрочем, Егор понял, в чем дело. Точнее, в ком. Но ему отчаянно хотелось, чтобы Марина озвучила его предположения вслух.       – Я думаю, что… - она нахмурилась. – Я думаю, что дело в Андрее. – Егор, я больше не хочу тебя обманывать. Мне просто кажется, что… – Марина вдруг резко вырвала свои руки из хватки хоккеиста, широко раскрыв глаза от ужаса. Неужели, её так сильно пугала мысль о том, что они с Кисляком могут быть счастливы вместе?       – Тебе кажется, что ты влюбляешься в него? – закончил Щукин за девушку, не представляя, как ещё держит себя в руках, чтобы не кинуться искать Кисляка с хоккейной клюшкой! Зачем? Да чтобы убить его, предварительно хорошенько помучив раскаленным утюгом!       – Нет! – громко вскрикнула Марина, из-за Егор непроизвольно вздрогнул. Нет, так нет. Чего кричать-то на всё кафе?       – Если ты не влюблена в него, то в чем де…       – Егор, мне... я плохо себя чувствую, – девушка вцепилась пальцами за край стола, бледнея с каждой секундой. – О, Боже! Боже! Что происходит? Дыхательная гимнастика… – она было начала делать глубокие вдохи и выдохи, но вдруг громко закричала от боли, слегка надавливая на свой немного округлый живот. – Как же больно, боже!       Не сдержавшись, Марина заплакала. Что-то пошло не так, иначе почему неизвестные боли вдруг атаковали её беременный живот? Нет, нет, нет. Она не может потерять своего ребенка!

* * *

POV Андрей Кисляк       Марина. Марина. Марина. Чертова Касаткина!       В моей голове не было других мыслей, кроме как о моей невесте, которую угораздило попасть в поликлинику.       Началось всё с того, что на часах был шестой час вечера, я сидел на кухне за столом, глядя перед собой. Мой отец уехал показывать родителям Марины город, а я не мог понять, что во взгляде папочки моей невесты не так. Он смотрел на меня как-то чересчур жалостливо и досадливо. Сочувствовал чему-то? В общем, Сергей Леонидович что-то мне пробормотал о том, что его доченька убежала в магазин. На вопрос - нафига? - он ответил, что беременным всякая хрень в голову взбредает, и она рванула в магазинчик за абрикосами. Зная Марину и её затеи, я поверил.       Так вот, я вам скажу… Меня облапошили, как настоящего лоха!       В общем. На часах был восьмой час вечера. Касаткина ушла за абрикосиками полтора часа назад, и волнение постепенно накатывало на меня с головой. Вдруг эта миледи попала на распродажу и теперь мою беременную невесту не вытащить из супермаркета до его закрытия? Спустя несколько минут, я уже запаниковал, ибо вспомнил, что супермаркет работает круглосуточно!       Я принялся нарезать по квартире круги, даже успел обзвонить всех её знакомых подружек (повезло, что в моей телефонной книге были номера всех чирлидерш), но все они твердили о том, что представления не имеют, где Марина.       Затем на моем телефоне замелькал входящий вызов от «Ведьма». Довольный тем, что Марина удосужилась позвонить сама, и я сумею тщательно поругать её за то, что она повелась на скидки в супермаркете, я незамедлительно ответил. Но в трубке была слышна сирена «скорой» помощи и крик Марины:       – Кисляк! Я рожаю!       – Ага, а я внебрачный сын Обамы, – я усмехнулся.       – Я рожаю, придурок! Мозги включи, идиот! – ещё громче закричала Марина.       Я застыл. Что? Но ведь плод ещё даже не...       – Едем в пятую городскую!       Эту новость мне сообщила явно не Марина, а крайне знакомый мужской голос. Но возмутиться я не успел, поскольку на том конце провода отключились. Секунд тридцать я стоял на месте просто пялясь на мобильный телефон в своей руке. Единственный вопрос, который вертелся в голове, это «Что сейчас было?».       Но, как я уже сказал, спустя тридцать секунд в моем мозгу что-то щелкнуло. Так сказать, хлынула кровушка в мозг, и я начал кидаться из стороны в сторону. Наконец опомнившись, я побежал в сторону выхода из квартиры, попутно схватив куртку, висящую на вешалке. Однако не прошло и двух минут, как я вбежал обратно в квартиру, держа мобильный у правого уха и слушая вопли Марины о том, чтобы я взял Щуку для моральной поддержки. Вот зачем ей при родах нужна эта псина? Или она думает, что он будет снимать её роды, а я в коридорчике постою? Хотя, я не против. Наконец, найдя собачку, я вновь бросился прочь из квартиры, даже не удосужившись закрыть её.       Всю дорогу до больницы в моей голове проносилось слово «выкидыш».       Доехав до пятой городской, словно метеор я побежал от регистратуры по всем возможным этажам, в поисках нужной палаты. Прижимая к груди маленький комочек по кличке Щука, я постоянно оглядывался по сторонам, моля Бога, чтобы с Мариной всё было хорошо. Мне было плевать, что пару этажей за мной бежала медсестра, крича мне вслед, что с собаками нельзя и «Наденьте бахилы!». Мне было плевать, что я до ужаса устал бегать то вверх, то вниз по этим нескончаемым лестницам, ища нужный этаж и палату. Но мне было не плевать, когда на одном из этажей я вдруг наткнулся на Егора Щукина, который сидел на больничном стуле у двери одной из палат.       Вдруг я всё понял и, честно признаться, мне стало очень, очень и ещё миллион раз «очень» обидно, поскольку я повелся на ложь отца Марины! Как я не догадался, что Касаткина отправилась не за абрикосами, а к Егору, мать его, Щукину? Я облажался. И с этой минуты я ненавидел абрикосы всей душой.       – В какой она палате? – бросил я Щуке, подойдя к хоккеисту чуть ближе. Как говорится, «Ни здрасьте, ни до свидания». Пошел он.       – Её осматривает врач, она скоро выйдет. У неё чуть не случился... – откинув свою голову к стене, и прикрыв глаза, тихо ответил Егор, не в силах озвучить последнее слово вслух, однако я понял, что он имел в виду именно выкидыш.       Глубоко вздохнув, я сел на стул, стоящий неподалеку от Егора, трясущейся рукой поглаживая собаку у моей груди, которая, на удивление, всю дорогу не издавала ни звука. Кажется, я её приручил. Жаль, ведь я так хотел попробовать план «Б», то есть швырнуть её в стиральную машинку.       – Это - Щука, – сказал я, кивнув на собаку в моих руках, когда заметил вопросительный и удивленный взгляд Егора. Но он удивился еще больше, когда услышал кличку собаки, однако промолчал.       Мы молчали несколько минут, пока я не повторил движение Щукина, откинув свою голову к стене, глядя перед собой.       – Значит… сейчас она выходит из палаты и уходит с тобой? – спросил я, удивляясь, что мы говорим на эту тему так просто, учитывая тот факт, что сердце до боли сжалось в груди, словно я вот-вот могу потерять самого дорого для меня человека. Но я не сомневался в том, что Егор чувствовал то же самое.       Надо же. Два парня борются за одну девушку. Сюжет, как в какой-нибудь слюнявой драме. Удивительно только то, что я попал в эту драму. Влип, так влип.       – Не знаю, – тихо ответил Егор, и я удивленно приподнял свою голову. – Думаю, когда она выйдет к нам, мы сразу поймем, кого она выбрала.       Выберет? Что это значит, черт возьми? Я не мишка Тедди из «Детского мира», чтобы меня выбирали.       – Она любит тебя, Щука. Тут и выбирать-то нечего.       – Но влюблена в тебя, – вдруг сказал Егор, и я уставился на него так, словно он сообщил мне, что до сих пор верит с Деда Мороза. – К тому же, она носит от тебя ребенка.       Влюблена в меня? Да Марина меня ненавидит! Наверняка спит каждую ночь и видит как-бы прирезать ночью, а тело расчленить и спрятать в холодильнике!       Задумавшись о том, как моё тело будет выглядеть в холодильнике, я молча уставился в белоснежную дверь палаты со стертой табличкой на ней. Удивительно, но после слов своего бывшего со-командника по хоккею, я вдруг начал отсчитывать секунды до того, как дверь растворится. Словно на первом свидании! Наверное, я выглядел жалко, ведь было очевидно, что Марина выберет не меня. POV завершен.

* * *

      Уже полночь. Но уснуть Марине Касаткиной никак не удавалось. Она продолжала лежать на мягкой постели с открытыми глазами, пальцами сжимая края одеяла и прижимая его к груди.       Всё это время она думала, что ей плевать на ребенка. Но сегодня, почувствовав жуткую резкую боль в области живота, в голове Марины пронеслось сотни мыслей о том, сможет ли она жить, если с ребенком что-нибудь случиться? Доктор успокоил её, объяснив, что возможно подобные боли были вызваны чрезмерным волнением. С ребенком всё в полном порядке, но отныне, раз в неделю, она должна будет проходить обследования в больнице. Доктор был прав. Волнений, действительно, было уйма. Начиная с измены Егору и приезду родителей, заканчивая поцелуем с Андреем Кисляком.       Когда девушка вышла из больничной палаты Егор и Андрей, едва увидев её, в унисон подскочили со стульев на ноги. Доктор, стоящий позади Марины, даже усмехнулся. Видимо, его несколько насмешила ситуация, в которую попала его пациентка, однако самой Касаткиной было далеко не до смеха. Оба парня смотрели на нее таким нежным и влюбленным взглядами, что ей невольно стало не по себе.       Устало вздохнув, Марина повернулась на другой бок, и взглянула в лицо спящего Андрея Кисляка. Он был такой красивый, словно ангелок, который вот-вот спустился с небес. Егор и её отец были правы. Сейчас Касаткина готова была признаться самой себе в том, что, действительно, влюблена в отца своего ребенка. Когда это произошло? Пока она не готова была дать ответ на этот вопрос.       Марина откинула свое одеялко в сторону, и осторожно, надеясь не разбудить Андрея Кисляка, укрылась его одеялом, прижавшись к его обнаженной груди и удовлетворенно закрыв глаза. Что она творила в этот момент, Марина не понимала. Зато она понимала одно, она просто до зуба в коже хотела почувствовать тепло Андрея.       Он слабо улыбнулся уголками губ, борясь с самим собой, чтобы не обнять Касаткину в ответ. Теперь он не сомневался, что Егор Щукин был прав. Она что-то чувствует к нему. Правда, Кисляк еще не решил, рад ли он этой новости или нет.