Драбблы про маршала Эпинэ

— Нет, ты не назовёшь нашу дочь Жозефина-Арлетта-Катарина-Матильда! — герцогиня Эпинэ выпалила истинно аристократическое имя на одном дыхании и мысленно себе удивилась. Герцог Эпинэ, в свою очередь, озадачился. Вообще-то в оглашённом варианте не хватало Магдалы, но он согласился бы и на это, однако супруга была бескомпромиссна. — Ну, что-то одно. Ну, два. Любые. Но не четыре же! Одно? Как его выберешь? Два? Любые два звучат оксюмороном. То, как звучат пять, почему-то не смущало. Иноходец задумался. Потом покосился на пылающую праведным негодованием Марианну — значит, любое? — и задумался в другую сторону. Последнее лето перед Лаик. Как же её звали? Золотисто-русые косички, в которые солнце вплело рыжину, серо-зелёные глаза, чуть полноватая аппетитная фигурка, громкий, заливистый смех и веснушки. — Дениз? Марианна наклонила голову к плечу, переплела руки на груди и промолчала. Недолгий столичный бенефис вырвавшегося на волю унара. — Адель? Оливия? Лилиан? Клара? Ирэны в этом синопсисе не было, и хорошо, ей там совершенно нечего делать. Герцогиня Эпинэ молчала ещё более многозначительно и взирала уже несколько исподлобья. Герцог Эпинэ сжал зубы, дабы не расплыться в улыбке. — Ирма? Берта? Марта? Эльза? — Надо же, снова. — Клара? Да, Клары есть и в Торке. Там вообще много всего есть. Серьёзность Марианны сделалась предгрозовой, руки сами собой упёрлись в бока, с головой выдавая прекраснейшую из птичниц, и это было крайне недобрым знаком. Но на Иноходца нашёл стих. Теперь ему даже не требовалось сдерживать неуместное веселье, лицо стало вдохновенным и возвышенным. Последовал краткий свод агарийских имён. Совсем краткий, с полдюжины — не больше. Без Клары. В Агарисе Клара была у Альдо. Ну и кошки с ними. Но когда маркиз-изгнанник уже решил, на каком он свете, и ещё мог позволить себе, по крайней мере, цветы... Девяти кагетских женских имён Эпинэ не только не знал тех самых, но и не мог назвать любых навскидку. Этери? Да, одно вспомнил. Но, будем откровенны, принцесса не причём. Однако муза крылата и безудержна, посему далее были озвучены вольные вариации небогатого запаса известных Иноходцу бирисских слов. Он честно старался избегать ругательств. Однако на каком-то особо подозрительном сочетании звуков Марианна резко развернулась — юбки взметнулись не хуже полкового штандарта — и вышла из комнаты. Чтобы вернуться с изящным серебряным подносом в руках. Впрочем, на сей раз, она использовала достопамятный предмет в качестве гонга, гулко хлопнув в него ладонью. — Герцог. — В голосе женщины также звучала боевая медь. — Я соглашусь на любой из предложенных вами вариантов. Но с условием. Если Создатель подарит нам ещё одного сына, имя для него буду выбирать я. Марианна отложила грозный столовый прибор, наклонилась к утратившему стих и голос Иноходцу и улыбнулась. Выжидательно, многообещающе, почти ласково. Из соседней комнаты донёсся вопль протеста — нечленораздельный, но категоричный. Нарекаемая имела в виду что-то вроде «А не перестанут ли дражайшие родители галдеть в открытую дверь?!» В конце концов, она достаточно наслушалась этих двоих до рождения, и не только наслушалась. Когда дражайшие родители предстали перед кроваткой безымянной дочери, оттуда раздалось нечто более мирное. Означавшее: «А меня никто спросить не хочет?» Дальнейшая церемония наречения прошла быстро, по-деловому, с консенсусом в один заинтересованный голос.