Старшая сестра

*** К третьем уроку Джесс овладело уныние. С ней это было обычное дело. Вспыхнув на мгновение, девочка сразу же погружалась в долгий и морально тяжелый марафон по анализу собственных действий. Возможно поэтому она обычно избегала любых конфликтов со сверстниками, и возможно поэтому теперь ей было плохо вдвойне: ведь если подумать, последнее, что она могла бы сделать в сложившейся ситуации, это разозлиться на Денни. Его бьют в школе. Ему четырнадцать лет. Его отец «сумасшедший ученый». «Браво, Джесс» - девочка спрятала лицо в ладони, - «Сестра года, не иначе!». С чего она вообще психанула, если подумать?! Денни не сказал ничего такого, чего бы она от него не ожидала. Эта несвойственная ей вспышка гнева сильно действовала Джесс на нервы. Да еще, как назло, третьим уроком у нее была химия с мистером Филукой. Джесс ничего не понимала в химии! А ведь ей было необходимо получить по ней высший балл, если она собиралась однажды стать психиатром. Эта несправедливость всегда выводила девочку из себя. Мистер Филука выписывал на доске длинные при длинные формулы. Бормотал себе в усы суть происходящего, но слова его доходили до Джесс в искаженном недоступном понимаю виде. Ужасно осознавать, что ты можешь быть в чем-то несовершенен. Например, в естественных науках при родителях-ученных, или в присмотре за младшим братом, или хотя бы в способности контролировать свои эмоции, несмотря ни на что. Урок тянулся и тянулся, а с ним тянулась вялая борьба Джесс с самой собой. Вначале ей было стыдно, потом грустно, и вот, поддавшись накатившей апатии, она уже смотрела не на доску, а в окно, где небо затянуло серыми снежными тучами, и Парк Дружбы окунулся в унылые зимнее сумерки. Если расскажет родителям о проблеме, Денни никогда больше с ней ничем не поделиться. Если промолчит, его продолжат избивать. Джесс прекрасно знала, что она должна сделать, как старшая сестра, да и просто, как ответственный человек. Денни, конечно, придет в ярость, но это обычно для ребенка. Тут и думать нечего, верно? Джесс закусила губу. Она же не может всерьез думать, что Денни прав насчет родителей? Да, у них сейчас дел не в поворот, но раньше такая мелочь ее бы не остановила. На самом деле, как бы Джесс не хотела обратного, девочка давно перестала воспринимать младшего брата ребенком. Было в его новом взгляде что-то такое, что разбивало все ее попытки взять в спорах вверх авторитетом старшего. А Денни в свою очередь, давно уже знал, что старшинство Джесс дало трещину. Наверное, это началось, когда папа устроил цирк на ноябрьской презентации. Денни стал замыкаться, ускользать из дому, перестал ругаться с Джесс по пустякам (раньше он часто любил упрекнуть сестру в занудстве, а теперь «мисс Зануда» стало безобидным шутливым прозвищем). Но, впрочем, последнюю точку в низвержении незыблемого титула старшей сестры, поставила сама Джесс. Это верно. В конце концов, как можно серьезно относиться к человеку, который рыдает в подушку перед младшим братом? Джесс закрыла глаза. Зачем вообще вспоминать эту ужасную историю? Почувствовав на языке горечь давнего сожаления, девочка совсем раскисла и опустила голову на парту. Ей было не по себе. Холодно. И очень хотелось спать. Колючий февральский снег врезался в окно. Дрожали от ветра карнизы. Скрип старого метала действовал на Джесс словно колыбельная. Мистер Филука продолжал выстукивать на доске химические формулы, тихо переговаривались на задних рядах одноклассники. «Я только на минутку» - подумала Джесс и тут же, будто ее организм отчаянно дожидался разрешения, заснула. *** - Я тебя ненавижу! Папа стоял в дверях кухни, застигнутый врасплох, небритый, в домашних тапочках и резиновых перчатках для мытья посуды. Джесс швырнула ему в ноги свое личное дело, и грамоты, рекомендательные письма, копии табеля разлетелись по полу пестрым ковром. Вслед за папой из кухни появилась мама, а с улицы, прошмыгнул к лестнице, мрачный, растерянный Денни. Никто ничего не понимал. Ни брат, с которым Джесс возвращалась из школы в гнетущем молчании, ни тем более родители. Хотя нет. Папа понял. Шла вторая неделя января. Каспер Хай наконец открыли. Следствие о смерти ученика закончилось. Учителей, обвиняющихся в халатности, оправдали по всем пунктам. Позабылось ноябрьское выступление Джека Фентона, и миру бы вернуться в прежнее русло, но… - Джесмин, - папа сделал шаг вперед. В его взгляде боролось раскаяние с ослиным Фентонским упрямством, - ты же понимаешь, почему мы с мамой пошли на это? Понимаешь, почему я отказался от должности в университете и… - Нет! – в глазах защипало, - Нет! Я не понимаю! Ты разрушил нашу жизнь, папа! И мою, и мамину, и жизнь Денни! Ты знаешь, что тебя называют психом?! Знаешь, что называют шарлатаном?! Зачем ты объявил на всю страну, что хочешь стать охотником за приведениями?! Ради всего святого, это даже здесь звучит глупо! - Я вовсе не это имел ввиду. - Нет! Это! Я ненавижу тебя! Ты все испортил! Ненавижу! Ненавижу! Папа выслушивал ее с каменным, белее мела, лицом. Джесс почувствовала, что начинает плакать. Неделей ранее маму лишили врачебной лицензии, а сегодня мистер Ленсер вызвал Джесс в кабинет на «два слова». Выяснилось, что все вузы, куда она посылала запрос о стипендии, отказали Джесс без объяснения причины. Являясь частными заведениями, они имели полное право так поступить, но девочка прекрасно знала почему именно ей отказали. Высший балл ТОК, более трехсот часов общественных работ, благодарственные письма из клиники, рекомендации профессоров Касперского Университета, все это оказалось совершенно неважным, если твой родитель это опальный Джек Фентон, обвиненный в мистификации, призыву к панике и шарлатанстве. - Джесс, - вступилась мама, - не говори так с отцом. Он оставил должность, только чтобы защитить вас! - Нет! Он это сделал, потому что хочет гоняться за призраками! Потому что ему плевать, что будет с нами! - Джесс, пожалуйста, успокойся. - Ненавижу! Не подходи ко мне! Она видела, как причиняет папе боль. Она видела, что он не смеет ей возразить, потому что знает, что совершил ошибку. На следующий же день после папиного выступления Вашингтонская Коалиция Ученных выступила по телевизору с разгромной лекцией, дискредитирующей его исследования. Эктоплазму, используемую Джеком Фентоном, как главное доказательство своей теории, объявили умелой подделкой, а самого папу – хитроумным жуликом. Любые перспективы семьи Фентон, казалось рухнули вместе с той лекцией, и Джесс прекрасно знала, как сильно папа переживает из-за произошедшего. В конце концов, он не мог ожидать обрушившегося на него шквала нападок и обвинений. Джек Фентон не привык, чтобы его персоне уделяли внимание. Джесс все это знала. Но в тот день, когда законные ожидания поступить в престижный вуз и получить ученную степень полетели к чертям по причине, к которой Джесс не имела никакого отношения, девочка впервые не смогла победить сиюминутные эмоции! Ей было обидно, и страшно, и ей совсем не хотелось принимать эту новую незнакомую реальность, где призраки, монстры и сумасшедшие ученые вдруг обрели реальность, а планы на будущее и стабильная жизнь канули в небытие. Она впервые испытала невыносимую выжигающую изнутри жалость к самой себе. И ей казалось несправедливым, и злым, то, что папа стоял перед ней истуканом, не собираясь ни защищаться, ни пользоваться своим авторитетом главы семьи. - Почему вы не можете быть нормальными? – спросила Джесс сквозь слезы, - почему не можете работать на обычной работе, как другие родители?! И не сходить с ума, не взрывать лаборатории, не выступать с дурацкими заявлениями по телевизору?! Почему вам обязательно быть такими? - Джесс… - Не подходите! Джесс побежала, не снимая верхней одежды, вверх по лестнице. Пулей влетела в свою комнату. Захлопнула дверь, и снова заплакала, упав на кровать. Она слышала гробовую тишину, царящую внизу, а затем чьи-то мягкие шаги по коридору. Денни постучался к ней в комнату спустя десять минут после отгремевшего скандала, когда Джесс перестала реветь в голос. До этого он видимо сидел под дверью. - Можно войти? - Нет. - Джесс… Голос у брата был испуганный. Он еще ни разу не был свидетелем ссоры между Джесс и родителями. Обычно девочка находила менее радикальные методы решения конфликтов, чем крик и слез. Пожалуй, последний раз она закатывала маме истерику еще до рождения Денни. Неудивительно, что он перепугался. Поспешно вытерев слезы, Джесс сняла зимнюю куртку, слезла с кровати и разрешила брату войти. Притихший, казавшийся еще младше, чем обычно, в тот день Денни не проронил ни слова, пока Джесс рассказывала ему про полетевшую коту под хвост стипендию, и про ее отношения к папиным новым изобретениям, к программам по телевизору, ко всем этим крикам, будто Джек Фентон – мистификатор. Она, конечно не верила, будто папа мог ради славы подделать эктоплазму или нарушить чистоту эксперимента. Но это не значит, что Джек Фентон не навлек на себя гнев сильных мира сего, необдуманными заявлениями в прямом эфире. - Ты ведь тоже считаешь, что папа поступил нечестно, да? – спросила Джесс. За окном было уже темно. Во всем доме по-прежнему царила гнетущая тишина, какая бывает только после скандала. Денни сидел на полу, скрестив ноги, и рассматривал брошюру Массачусетского университета. Потом сказал осторожно: - Нет, вообще-то. Мне кажется папа поступил не обдуманно и… ну, с его стороны, это было глупо бросать многолетние исследования, чтобы гоняться за Призрачным Биллом. Но мне кажется он просто испугался. Джесс протерла воспаленные глаза. Денни выглядел очень смущенным, и старался не смотреть на сестру, будто чувствуя, что ей будет неуютно, если они встретятся взглядами. - Случился Касперский Инцидент, - говорил брат, сверля взглядом пол, на лбу у него набухла старательно замазанная тональным кремом шишка, - и папа видел Призрачного Билла у нас в подвале. И кроме того… сентябрьский взрыв в лаборатории, когда меня забрали из дому, пусть пресса о том и не знает, был для папы, ну… как точкой отсчета, что ли. Я думаю, папа испугался, что если он срочно не предпримет решительных действий, может случить что-нибудь еще более ужасное, чем происшествие в Каспер Хай. Просто… я не говорю, что это было умно, или что… мне жаль, что так вышло с твоей стипендией… Просто папа хотел нас защитить, разве нет? Джесс упрямо молчала. Она и думать не хотела ни о призраках, ни тем более о давнем взрыве, из-за которого ее держали в социальном центре при ФБР, а родителей допрашивали серьезные ребята в черных костюмах. Это воспоминание занимало первое место в ее личном Топе событий, которые следует забыть при первой же возможности. - Я думаю, - сказал Денни, - все еще наладиться для папы. Он нахмурился. Помолчал немного. - А пока… ты не могла бы с ним помириться? Пожалуйста, Джесс. Денни попросил ее об этом, как ребенок просит леденец, с осторожной заискивающей надеждой. Джесс стало стыдно. Так стыдно, как никогда еще не было, и за злые слова, сказанные папе, и за то, что Денни пришлось все это слушать. Поддержка младшего брата сделала ее уязвимой. Девочка опять расплакалась. Денни не стал ее утешать, потому что вряд ли знал, как вообще можно утешать старших сестер. Он сидел, парализованный от вида чужих слез, и ждал, когда Джесс успокоится. *** - Экхем. Вздрогнув, Джесс вскинула голову, и душа у нее ушла в пятки. Она с ужасом поняла, что, во-первых, заснула на уроке химии, а во-вторых, что урок уже закончился. В классе не было ни души. Даже мистер Филука куда-то делся. Шторы на окнах задернули. В комнате царил золотистый полумрак. - Проснулась, наконец? Джесс обернулась на голос. - Простите, пожалуйста! Я не знаю, как я… ох… - девочка потупилась, - здравствуйте? За партой, закинув ногу на ногу, сидела незнакомая женщина. Красивая. Рыжие волосы незнакомки были стильно подстрижены, идеальную фигуру подчеркивал строгий красный костюм, добрые зеленые глаза смотрели с пониманием и поддержкой. Если бы Джесс стала знаменитым психиатром, она бы желала видеть себя именно такой в глазах своих пациентов. - Не извиняйся, - сказала женщина, протянув руку для рукопожатия, - мистер Филука сказал, что ты пришла в класс сама не своя, и попросил меня поговорить с тобой. - А вы? - Школьный психолог. Джесс была более чем уверенна, что школьный психолог мистер Крокер не имеет никакого отношения к этой эффектной женщине, сидящей сейчас напротив, но и причин сомневаться в словах незнакомки у нее не было. - Спасибо, - Джесс пожала протянутую руку, - я, наверное, просто устала. - Не сомневаюсь, - женщина улыбнулась, - но правила обязывают меня быть чуточку более навязчивой, чем следует. Поэтому, ты не против, если мы с тобой немного побеседуем? - Наверное. Джесс еще не проснулась до конца и чувствовала себя сильно растерянной. Женщина встала из-за парты. Она была чуть выше Джесс, и двигалась с грацией, о которой в шестнадцать лет можно только мечтать. Придвинув в коридор между партами стул, собеседница оказалась лицом к лицу с девочкой. - Тебя звать Джезмин, верно? - Да. - И твой отец - Джек Фентон? - Д…да. - Хочешь поговорить об этом? Джесс отвела взгляд. Это получилось у нее с трудом: глаза женщины утягивали в себя. Они были так похожи на ее собственные, но больше, и ярче, и им удавалось передавать весь спектр овладевающих незнакомкой эмоций от понимания до снисхождения в единственном переменчивым блеске. - Нет, - наконец выдавила Джесс, - я знаю, что вы думаете, но со мной все в порядке, мисс… - Можешь звать меня Пенелопой, дорогая. Джесс кивнула. Задумалась на минуту, а потом ее посетила идея. - Пенелопа, вы же не можете никому выдать того, о чем мы с вами говорим? - Разумеется, Джезмин. - Даже… - Джесс колебалась минуту, но Пенелопа показалась ей хорошим человеком, - даже если это касается не меня, а моего брата? - Конечно. - Знаете. Мне кажется, что если кому и нужна помощь, то это Денни, - Джесс улыбнулась виновато, - я пыталась справиться своими силами, но я же его старшая сестра. Он никогда не поделиться со мной тем, что у него на душе. Вы бы не могли поговорить с ним? Пенелопа понимающе кивнула. - Возможно я так и сделаю, Джезмин. Она взяла Джесс за руку. Холодная кожа женщины подействовала на девочку освежающе, она вырвалась из странного полусна в котором прибывала и посмотрела на Пенелопу новым осознанным взглядом. Та улыбнулась: - Но давай-ка мы вначале поговорим о тебе, Джесс? - Простите? - Я вижу, что у тебя нелегко на сердце, дорогая. Разве же нет? Джесс в сомнении повернулась к окну. За шторами не было видно ничего, кроме солнечного света, пробивающегося сквозь ткань. Вообще-то Джесс с ранних лет предпочитала справляться со своими проблемами в одиночку, но если подумать, ей, как будущему психиатру совершенно не простительно пренебрегать и уж тем более чураться профессиональной помощи других людей. - Знаете, - сказала Джесс тихо, - в последние дни я и вправду какая-то слишком взвинченная. Возможно… мне действительно стоит поговорить с вами? - Я рада, что ты так ответственно к этому подходишь. - И… у меня нет какой-то конкретной проблемы, - Джесс почувствовала, что врет, и спрятала эту неудачную фразу под улыбкой, - просто, ну, я же дочь Фентонов, вы и сами знаете, Пенелопа. - Предположим, - собеседница похлопала ее по ладони, - предположим, что я не знаю. Предположим, Джезмин, что я вообще ничего не знаю ни о тебе, ни о твоем брате, ни о твоих родителях. Помолчи минуту и подумай, что бы ты мне тогда сказала? Джесс послушно задумалась. Холодные руки Пенелопы продолжали лежать у Джесс на ладонях, и она испытывала от того непривычный для себя покой. Вытерла заспанные глаза. Опустившийся на комнату золотистый полумрак действовал на Джесс, как если бы она закуталась в плед или оказалась в школьной библиотеке. Пенелопа не торопила ее, и это было очень приятно, знать, что ты не отнимаешь своими проблемами чье-то время. Наконец, Джесс сказала с коротким смешком: - Ну, если вы действительно ничего не знаете, я скажу, что мои родители – герои. - Вот как. - Да. Пару недель назад, в начале февраля папа с мамой спасли мэра города, когда его захватил в заложники Призрачный Билл. Они первыми заметили всплеск экто-энергии в центре Парка Дружбы, и примчались к ратуше раньше всех. Папа опробовал свой новый экто-лазер. Вышло настоящее сражение. - Звучит, как настоящий подвиг. - Ну да, - Джесс улыбнулась неуверенно, - теперь они независимые эксперты при городском совете, и охотники за призраками, и они изобрели экто-излучатели, которые способны подавлять слабых духов, и много еще всякой всячины, которая вроде бы работает. Я даже скажу, что мои родители достаточно круты, чтобы собственные дети ими восхищались. - Но? Джесс промолчала. Пенелопа осторожно поддела пальцем ее подбородок, чтобы девочка не прятала глаза. Сказала вкрадчиво: - Представь, что я ничего не знаю, Джезмин, и представь, что я никому ничего не скажу. «Да какого черта?!» - подумала девочка, и выдохнула: - Но так было не всегда. Она сказала всего лишь одну фразу, а стало намного легче. Настолько легче, что Джесс даже перестала переживать из-за случившейся ссоры с Денни. Она улыбнулась в ответ Пенелопе. Женщина потрепала Джесс по плечу. На мгновение девочке показалось, что возникшая между ними связь была куда теплее, чем бывает у психолога и пациента. Возможно… только возможно, но Пенелопа действительно заинтересована в том, чтобы услышать ее историю. Женщина наклонилась к Джесс очень близко. Ее рыжие волосы слились с растрепанными волосами девочки. Джесс подумала, что должна бы почувствовать неловкость от близости незнакомого человека, но вместо этого в груди родился странный импульс. Умиротворение? - Джезмин, - прошептала Пенелопа ей на ухо, - я могу доверить тебе секрет? - К-конечно. - Мне почему-то кажется, что ты совсем не похожа на других подростков. Что ты намного старше любого из них, и поэтому я бы могла говорить с тобой на чистоту. - Да? Пальцы Пенелопы сжали руки Джесс. Приятно хрустнули суставы. Чтобы не сказала сейчас эта женщина, сказанное будет правдой. Настоящей, очищающей правдой, которую не стоит отрицать, и с которой конечно же не следует бороться. Пенелопа шепнула: - Ненавидеть родителей нормально, Джезмин. … Короткое мгновение, пока играли на золотистом свету частицы классной пыли, Джесс чувствовала покой и уверенность, что женщина права. Потом до нее дошел смысл слов. - Подождите… Джесс бросило в холод. Дыхание школьного психолога больно жгло ухо, и поднимались изнутри одно за другим десятки «Но». - Но я не ненавижу маму с па…. - Ты уже взрослая. Пойми это правильно, Джезмин. - Но… - Успокойся. - Нет! – Джесс попыталась отстраниться. Золотой сумрак окружал ее нерушимой стеной, но взгляд Пенелопы перестал быть добрым. Она смотрела напористо, с вызовом, будто спрашивая, действительно ли Джесс настолько взрослая, насколько заявляет. И хотя Джесс не собиралась признавать такой абсурдной вещи, как ненависть к родному отцу, она вдруг почувствовала, что своим страхом разочаровывает Пенелопу. По неясной причине ей не хотелось ее разочаровывать. «Я тебя ненавижу, папа! Почему ты так поступил?!». … Но это было сказано с горяча, не всерьез! Они же помирились! - Ненавидеть родителей нормально. - Я не… - Иногда это действительно бывает заслуженно. Тебе не за что себя винить. - Пенелопа, я не думаю, что хочу… Руки держали крепко. Появилась тяжесть в ногах, слишком свинцовая, чтобы это могло быть простым стечением обстоятельств. В мгновение весь покой, царивший в душе испарился, а место занял удушающий страх. Джесс попыталась вырваться. Холодные руки женщины не отпустили. - Посмотри на меня, девочка. - Нет! Джесс зажмурилась. В груди стало тесно. Теперь ужас заполнил ее всю, и ей казалось, что над ней нависает вовсе не женщина, а огромная черная тень, вязкая, набухшая, хищно оскалившаяся. Открыть глаза, значило бы поддаться этой тени, и Джесс закричала, пытаясь ослабить хватку поймавшего ее монстра. - Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! - Посмотри на меня. - Нет! Что-то большое и тяжелое накрыло Джесс. Впилось ледяными пальцами в запястья. Джесс попыталась вырваться. - Зачем ты отрицаешь правду, Джезмин? В отрицании нет ничего хорошего. Джесс дернулась вперед, надеясь скинуть Пенелопу. Ее припечатало к стулу. В голове стало мутно, к горлу волной подкатила тошнота. - Ненавидеть родителей нормально. Они заслужили. Они виноваты. - Нет! Не правда! Я не…. Нет! … - Мисс Фентон! Голос мистера Филуки выдернул Джесс из оцепенения, когда она почти перестала вырываться и вся с головой ушла в панический страх. Вздрогнув, девочка подскочила на ноги и поняла, что никто ее не держит. Распахнула мокрые глаза. Учитель химии нависал над Джесс невысокой, но грозной тенью, скрестив на груди руки и недовольно шевеля седыми усами. - Мисс Фентон, я конечно рад, что вы с таким отчаянием признаете свое незнание предмета, но хотелось бы, чтобы подобный энтузиазм вы проявляли и в своих лабораторных работах. Я ясно изъясняюсь, мисс Фентон? Класс заливал стерильный свет февральского утра. Штор в кабинете химии не имелось. На Джесс смотрело тринадцать пар ехидных глаз одноклассников. Все еще дезориентированная, она кивнула. Мистер Филука двинулся обратно к доске, недовольно бормоча себе под нос что-то о «переоценённых протеже Ленсера» и неправильной поощрительной системе. Джесс часто-часто моргала. «Сон?». С позволительной нынешним временам паранойей, Джесс опустила глаза к запястьям, ожидая увидеть кровавые следы случившейся схватки, но с руками все было в порядке. Просто дурной кошмар. - Эй, Фентон, - Том с задней парты постучал ей по плечу, - с тобой все в порядке? Что-то ты больно бледная. Джесс покачала головой. Ей захотелось немедленно отпроситься в медпункт, чтобы прийти в себя, но, наверное, мудрее было дождаться перемены. Мистер Филука недолюбливал лучшую ученицу в школе за некоторую ее неприязнь к его предмету. Больше он не любил только, когда ученики спали на его занятиях. Том протянул Джесс банку с энергетиком, которые пил в несчитанном количестве, с тех пор, как родители перестали следить за его карманными расходами. Джесс с благодарностью сделала несколько глотков. - Мне приснилась сейчас такая чушь, - сказала она Тому и тот фыркнул. - Ты что, Фентон, не слышала? - О чем? – в душе похолодело, будто Том мог раскрыть Джесс действительно страшную тайну. Скорчив соответствующую физиономию, тот прошипел: - О чем, о чем? Дурная это примета – спать в классе мистера Филуки, вот о чем, рыжая! Он же хуже любого полтергейста: залезет в твой неокрепший мозг, и будет грызть тебя изнутри таблицей Менделеева! Поспорить с утверждением было сложно. Выдавив из себя улыбку, Джесс вернула Тому банку, и попыталась вслушаться хотя бы в оставшуюся часть урока. Не то, чтобы ей это удалось. Чувствовала она себя прескверно.