"Сладкая ложь"

      Гараничев постучал в дверь номера Антона, но в ответ ему раздалась только тишина. Он хотел уже уйти, но потом передумал, решив, что другу необходима его помощь. Почему-то появилась уверенность в том, что он сейчас у себя, просто не хочет открывать.       Не хочет никого видеть? Вполне возможно, но Жене было необходимо знать, что с Шипулиным все в порядке. В конце концов, он волновался за него!       Решившись, спортсмен повернул ручку – дверь оказалась не заперта. Войдя в номер, Женя остановился: темно, тихо, ни единого признака того, что здесь кто-то есть.       - Антох, ты здесь? – громко позвал Гараничев, чуть ли не на ощупь пробираясь в комнату через коридор. – Это я, слышишь?       В большой гостиной возле окна стояло кресло, где Женя и нашел своего друга. Антон сидел, сгорбившись, опустив голову на сцепленные замком руки, и молчал, никак не реагируя на появление товарища по команде.       Гараничев подошел ближе и присел в кресло напротив, глядя на Шипулина. В неровном свете луны, которая пробивалась сквозь неплотно зашторенные окна, мужчина казался каким-то нереальным, застывшим манекеном, который стоит только тронуть, как тот развалится на части.       - Ты в порядке? – тихо спросил его Женя, надеясь, что этот вопрос не вызовет бурю эмоций. – Прости, если помешал, но я просто волновался за тебя.       Антон пошевелился и, подняв голову, посмотрел на Женю. Глаза блестели в полутемном помещении, губы дрожали, и было видно, с каким трудом ему дается каждое слово:       - Жень, это моя вина в том, что сегодня произошло! – голос дрожал и срывался.       - Почему? Что именно случилось на трассе? – Гараничев чуть придвинулся, не желая упускать ни слова из рассказа Шипулина.       - Мы ехали по дороге, он был рядом… - тихо произнес Антон, глядя на свои руки. – Мы разговаривали.. знаешь, я все-таки решился спросить у него… и он ответил… а потом…       Антон замолчал, переводя дыхание. Было чертовски трудно рассказывать то, что до сих пор страшными картинками крутилось в голове. Да, Мартен жив, хоть и не здоров, как того хотелось бы. Но ядовитое чувство вины разъедало Шипулина, подобно серной кислоте. И с каждой минутой он чувствовал себя все хуже и хуже.       - Из-за меня он отвлекся и пропустил спуск! – наконец, продолжил мужчина. – Если бы я не заговорил с ним в тот момент, то Мартен сумел бы сориентироваться и не допустить подобной ошибки! Все из-за меня!       - Брось! Тогда и я здесь должен быть виноват!       - Что? Ты о чем? – Шипулин поднял голову и посмотрел на своего друга.       - Это я сказал Мартену, где тебя искать, - тихо ответил Женя, опуская плечи. На него тоже давило чувство вины и жалости, но позволять себе раскисать он не мог. – После обеда он подошел ко мне и спросил о тебе. Ну, видимо, заходил перед этим в твой номер, но тебя не застал. Вот я ему и сказал, что ты тренируешься. Один.       - Так он знал, что я там буду? – Антон вспомнил, как француз изобразил удивление в момент столкновения на дороге. И что тот сказал, будто сам не ожидал кого-то увидеть. – Значит, соврал, - усмехнулся Антон, поднимаясь и подходя к окну.       - Твоей вины нет в том, что произошло, - твердо повторил Женя. – Такое могло произойти с любым спортсменом, и тебе это прекрасно известно! Трасса сложная, с коварными спусками и поворотами…       - Но произошло именно с Мартеном! – горестно произнес Шипулин, поворачиваясь к другу. – Что бы ты ни говорил, но моей вины здесь больше, чем хотелось бы! И я никогда себе не прощу этого!       - С ним все будет в порядке, вот увидишь! Завтра обязательно поговорим с Беатриксом и все выясним!       - Симон меня винит в этом случае, - произнес Антон. – Он сказал, что я специально толкнул Мартена!       - Это он из-за волнения ляпнул, не подумав! – Женя очень надеялся, что это действительно так. – На самом деле он так не считает! И никто так не думает, поэтому успокойся и ложись спать! Уже довольно поздно, а завтра гонка. Ты просто обязан выйти, слышишь?       - Я уже и не знаю, смогу ли? – неуверенно произнес Шипулин.       - Сможешь! Ты просто обязан взять себя в руки! – Гараничев поднялся и подошел к Антону. – Послушай, просто успокойся, ладно? Все будет хорошо! Откатай эту гонку, а там и новости про Мартена подоспеют.       - Я постараюсь.       - Хорошо. Тогда до завтра.       Антон кивнул, вновь возвращаясь в кресло, в ту же самую позу, в какой был во время прихода Жени. Снова тишина и полумрак окутали его, словно черным одеялом. Женя вдруг отчетливо понял, что, чтобы он сейчас ни сказал Антону, это не изменило бы его мнения о себе. Шипулин по-прежнему будет винить себя и переживать за человека, в которого влюблен. Это странно, непонятно, но это есть, и придется примириться с таким положением дел. Поэтому, глубоко вздохнув, Женя направился к выходу, искренне надеясь, что завтрашняя гонка пройдет более-менее удачно для спортсмена. ***       Все оказалось совсем не так, как предполагал Женя, и уж тем более, как предполагал сам Шипулин. Гонку он выиграл, ни разу не промахнувшись, и скорость по трассе была великолепной. Единственная заминка произошла на том самом месте, где упал французский биатлонист. У Антона перед глазами встала та картина: скорость, падение, взгляд, брошенный Мартеном на него. Хотелось тут же зажмуриться и больше не видеть этого участка, просто сойти с дистанции, закончить этот кошмар. Но Антон прекрасно понимал, что на Чемпионате не место личному! Нужно все переживания затолкать обратно в себя, поглубже, да так, чтобы и не вспоминать до окончания гонки.       Что ж, все получилось. На пьедестал Антон поднялся в качестве победителя. Однако радости в глазах не было, хоть губы и растягивались в улыбке. Он постоянно высматривал Мартена в толпе, наивно надеясь, что тот получил лишь несколько ушибов и ничего более серьезного. Но надежда – вещь хрупкая, легко разбивающаяся о суровую реальность.       Беатрикса и Симона он так же не увидел: французская сборная сегодня поредела на несколько спортсменов. Было ли это вызвано тем, что Фуркад в больнице? Антон считал, что да.       Пройдя все церемонии, поговорив с кем только можно, нужно и не нужно, Шипулин, наконец-то, вырвался со стадиона. Вернувшись в свой номер, он переоделся и опять спустился вниз, намереваясь поймать хоть кого-то из французов, чтобы узнать о состоянии здоровья Мартена.       Но, как назло, ни одного знакомого ему не встретилось. Прождав около часа, он уже собрался подняться на этаж, где остановилась французская сборная, и там попытать счастья, но вдруг заметил Жана, входящего в холл.       - Жан!       - Привет, - мужчина остановился, - я как раз хотел к тебе подняться. Есть разговор!       - Да, конечно, - охотно кивнул Антон.       - Давай присядем, - предложил Беатрикс, указывая на диваны в центре холла. – Вряд ли нам тут помешают, да и разговор не будет долгим.       - Что-то произошло? – спросил Шипулин, усаживаясь в мягкое кресло и напряженно глядя на француза. – Как там Мартен?       - Ну, что тут скажешь, - тяжело вздохнув, ответил Беатрикс, не зная, как лучше сказать обо всем Антону. – Дело плохо.       - Что именно? – затаив дыхание, Шипулин до боли стиснул кулаки. – Что с ним?       - Легкое сотрясение, сломано несколько ребер, - начал Жан, стараясь смягчить новости, но в то же время, прекрасно понимал, что это сделать нелегко, ибо новости не самые радужные. – Сломана левая рука и с ногой у него проблемы, вроде сильный вывих. Короче, Мартена отправляют во Францию лечиться.       - Что? – ошарашенно глядя на друга, спросил Антон, у которого в голове не укладывалась такая новость. – Как... во Францию?!       - Да, - подтвердил Беатрикс. – Он не сможет закончить этот сезон. Восстановление займет несколько месяцев, поэтому находиться здесь и дальше бессмысленно.       - Когда он улетает? – задал вопрос Антон, находясь словно в тумане. Перед глазами – мутная пелена, в ушах – противный звон, а руки тряслись так, словно он пил несколько дней подряд.       - Завтра.