Зря ты думаешь о смерти, Я хочу найти письмо в пустом конверте и прочесть тебе.
Я никогда не боялся смерти. Я считал ее чем-то далеким, таким событием, которое никогда не коснется меня. У меня же вся чертова жизнь впереди, я обязан питаться правильно, переходить дорогу на зеленый свет и остерегаться темных переулков, тогда я, разумеется, буду жить непременно до ста лет. Смерть для меня - что-то романтичное, логичный конец красиво прожитой жизни. А когда смерть подобралась ко мне, я был в ужасе, в шоке. Я не попался в руки маньякам, не был сбит машиной, не умер от отравления чипсами. Я нашел смерть в самом себе, потому что вдруг понял одну простую вещь: мне незачем жить. Если так подумать, абсолютно серьезно, то я одинок. Все мои друзья не звонят мне раз в три дня, чтобы просто спросить, жив ли я. Я ходил с ними в бар по пятницам, напивался так, что валялся в похмелье всю субботу, а воскресенье тратил на телевизор и пиво. Неподобающий распорядок дня для парня, которому едва исполнилось двадцать пять. У меня же кровь кипеть должна, это самый крутой возраст, когда ты вышел из университета, полный сил и амбиций. А ничерта, скажу я вам. Ни-чер-та. Родители, так сказать, забили на меня. Я ж оперился, вылетел из гнезда и занялся своей жизнью. У меня, к тому же, никогда не было особой психологической связи с ними. Мы разные люди. Та же ситуация с работой. С девяти до восьми я стою за прилавком музыкального магазина, советую новичкам, какую гитару лучше покупать, включаю классную музыку, тут же испытываю барабанную установку и проверяю настроенность фортепиано. Работа неплохая, заработок тоже, но это все не то. Мне не к чему стремиться, я не хватаю звезд с неба, не заслуживаю ничем места в книге рекордов Гиннесса. С девушками мне не везет, да и вообще я гей. Круто, это как приговор: отчаявшийся и потерянный гей без смысла жизни. Смешно? Не очень, если задуматься. Страшно, когда тебе незачем жить.***
Тот день ничем не отличался от предыдущих. До обеда. Я стоял, как обычно, за прилавком, пересчитывая все деньги из кассы. Был вполне благоприятный день, без конфликтов и назойливых клиентов, все спокойно, мирно и как-то странно хорошо. Мимо прошел босс, Мэтт. Вообще-то, для меня и другой моей смены он был мистером Мартинсом, но мы за глаза называли его по имени. Едва ли он был старше меня на лет десять. Эдакий серьезный деловой мужчина с молодым взглядом и светлыми волосами. Я искренне надеялся, что он пройдет мимо меня, но... - У нас недостача в две тысячи, ты в курсе? - от его слов я похолодел. Все ясно было заранее. Я не брал эти деньги, но мне никто не поверит, поэтому где-то придется искать две тысячи долларов, чтобы вернуть в кассу. - Мистер Мартинс, это не я! - сразу начал оправдываться я. Мои щеки предательски запылали - так бывало во всякий раз, когда меня в чем-то обвиняют. У мистера Мартинса на мои слова был свой короткий ответ. - В тот день за кассой был только ты. Возвращай деньги в течение недели, если не хочешь судебного разбирательства, - отрезал он. Я задохнулся своими словами и ничего не произнес в ответ. У меня не было оправдания, никто не залезет в мою голову и не прочитает мои мысли. Может, деньги взял парень из другой смены, Джонни? Нет, вряд ли, он порядочный парень. Уборщица, уборщик, сам босс... Столько вариантов, но ни для одного нет аргумента. Одно я знал точно: за неделю я никак не наберу две тысячи. Вечером, уже на половине пути к дому, я думал, что вот он, тот момент, которого я ждал. Появился повод сделать то, что я задумал давно. Только покончить с собой я хотел не от такого большого огорчения, сколько от банальной скуки. Моя жизнь не наладится, интереснее не станет, а стараться мне не ради кого. В тот вечер я напился. Не завалился в бар со своими друзьями, а пошел туда в одиночку, отсидел два часа и еле дошел домой, где на столе меня ждали две упаковки каких-то антибиотиков. Я был не в том состоянии, чтобы отключиться полностью, все еще что-то соображал. Нацарапал предсмертную записку, все такое. Я боялся за своих родителей сейчас. В моей голове словно переключился тумблер, я на какое-то мгновение пожалел их. Потянулся за коньяком, открыл упаковку таблеток и съел три пластинки. В общем, тридцать таблеток. Достаточно для того, чтобы умереть. Жалко родителей и друзей. Я глотнул из горлышка коньяк. Хотя... Какое мне дело до них всех сейчас? Моя жизнь, мои решения. Хочу и умираю. Выдумали еще. Я глянул на часы и с удовлетворением отметил, что зрение слабеет. Почему-то даже сейчас, когда я уже приблизился к этому порогу, роковому, смертельному, я не боялся. Не задумывался о смерти как таковой, лишь об ощущениях других людей. И когда меня вдруг сотрясла мощная судорога боли, я был просто ошарашен. Осознание происходящего пришло ко мне в тот же миг. Я заворочался, свалился с дивана и попытался подняться. Конечности онемевали, я терял способность двигаться. Хрипло выдыхая, я кое-как добрался до туалета. Два пальца. Но я зашел слишком далеко. Легче мне не стало - антибиотики успели раствориться. Я вновь вернулся в гостиную, судорожно перебирая таблетки на журнальном столике. Боже, только бы среди них оказалось что-то, что может меня спасти! Но там было только то, что убило меня. Я, толком не разбирая надписи, отшвыривал от себя коробку за коробкой. Руки стали дрожать, видеть я вдруг перестал совсем. Перед глазами все поплыло, потемнело, я будто падал куда-то, и тут же наружу меня вытягивала мучительная адская судорога. Дыхание вырывалось из меня сиплым кашлем. Я забился в угол, отчаянно царапая себя, по моим щекам катились слезы. Что я натворил, зачем... Я плакал и от этого мне было только хуже. Я чувствовал, как я, мне казалось, медленно умираю. А затем я провалился куда-то глубоко, бесконечно падая, и с удивлением заметил, что боли уже не чувствую. Наверное, я уже умер. Определенно.