Блуждающие огоньки

      Зона — мрачное, холодное, забытое как людьми, так и Богом место. Населенная жуткими тварями, усеянная различными смертоносными аномалиями, зараженная радиацией земля. Как-то не вязалось все это с теми яркими, красочными картинками, которые рисовало воображение в далеком-далеком детстве. А жаль, было бы куда приятнее оказаться в волшебном царстве с гномами и эльфами, нежели бродить по лесу бок о бок с голодными мутантами. Э-эх…       Тонкая куртка, рассчитанная на осень-весну, а никак не на поход в Зону с климатическими условиями близкими к зиме, давным-давно перестала согревать. От холода сводило руки, зубы то и дело стучали друг о друга, все тело била мелкая дрожь. А впереди еще очень долгий и весьма нелегкий путь дня на три-четыре. Может даже на пять, если, конечно, раньше времени не загнутся от переохлаждения. Или от обезвоживания, ведь воды с собой не так уж и много, а закончится — набрать-то и негде. Нет, пить из протекающей тут речки, конечно, можно, но потом не надо удивляться появившимся жабрам на шее или еще одного глаза где-нибудь на спине. Уж лучше сдохнуть без живительной влаги, нежели хлебнуть из радиоактивной лужи и превратиться незнамо в кого… Или местные обитатели могут взять и сожрать вместе с пуговицами на джинсах, при этом не поперхнувшись ни разу. Или в аномалию, коих тут пруд пруди, могут вляпаться. Одно сплошное «или», бесит аж до скрежета зубов, ведь в Зоне нет безопасного места. А если хоть на одну секунду показалось, что таковое имеется и все хорошо: умолкает вечно ледяной ветер, расходятся тучи, давая возможность зависшему в небе диску осветить местность, зоновские порождения тихо сидят в своих норах — все это лишь предвестие грядущей беды. Затишье перед бурей, которая грянет тогда, когда меньше всего этого ждешь. И вот тогда шансы выжить, если при обычных обстоятельствах они лишь приближены к нулю, то в данной ситуации они ему, этому самому нулю, равны. И дернул же Черт! А ведь могли сейчас преспокойненько сидеть в Москве, тусить с друзьями, лишь изредка посещая универ и скучные лекции…       Неясное чувство тревоги, будто вот-вот должно случиться что-то непоправимое, тонкими иглами кололось изнутри, и ничего нельзя было с этим поделать. Только отвлечься разговором на какую-нибудь отстраненную тему, но вот только говорить в эту минуту вообще не хотелось. Да и создавать лишний шум, за которым можно не услышать подбирающуюся смерть, тоже. В голову лезли всякие бредовые мысли, на вроде тех «Куда делись все птицы из этого проклятого места?» или «Чем, кроме человеченки, питаются здешние белки, орехов-то нет?». Весьма интересные, а главное — нужные вопросы в сложившейся ситуации. О чем еще поразмышлять, находясь в Зоне, если не о пищевой цепочке, самое нижнее место в которой занимает человек?.. За спиной послышался сухой треск ломающихся веток, глухой звук падения, за которым последовало бормотание проклятий. Замечательно.       — У тебя что, глаза на заднице? — говоривший даже не пытался скрыть раздражения в голосе. Это уже раз шестой, когда путь прерывается вот таким нелепым падением на ровном месте одного слепого ушлепка.       — Я не виноват, что света от мобильника мало, — пробурчали в ответ. Во мраке, на фоне темнеющих стволов деревьев вырисовывался лишь силуэт спутника, стоявшего в метре от распластавшегося на земле человека, который прекрасно знал, что лицо первого исказила гримаса недовольства. Еще бы. С чего тут быть довольным, когда стараешься побыстрее свалить из этой радиоактивной помойки, а всякие дебилы-сопровождающие в неподходящий момент решают помолиться Богу о спасении своей несчастной тушки и побиться лбом о грунт?!       — А ты, когда собирался в этот чудесный турпоход, чем думал? Жопой? — ядовито поинтересовался голос, но не став дожидаться очередных оправданий, продолжил: — Оно и видно. Только идиот мог додуматься положить всего один комплект батареек на два фонаря.       — Слушай, я же уже извинился…       — Знаешь, куда себе засунь свои извинения? — гневно произнес товарищ. — А теперь заткнись, поднимай свой зад и шагай дальше. И, будь так добр, смотри под ноги! — круто развернувшись, человек направился вперед, сквозь лес.       От злости начала закипать кровь. Снова. Вот какого хрена надо было вообще про эту Зону говорить? Чисто чтобы понять: неужели нельзя было загадать, например, влезть на башенный кран и снять оттуда всю Москву или фоткануть туннель Метро-2, тот самый, о котором ходят мистические слухи, типа люди там пропадают? Нет, надо было в пьяном угаре ляпнуть именно это: езжай к черту на рога и сделай «фотосет мечты»! В том, что подкастер — идиот, сомневаться не приходилось, ведь только оный поведется на такую детскую провокацию. Ладно, даже если и так, захотел доказать, что не слабо — доказывай, но на кой, спрашивается, хрен надо тащить сюда, в это адское место человека, который лишь косвенно относится ко всему этому? Которому, в случае чего, не поможет ни брат, ни сват, ни все расположение целиком, ибо приказ — есть приказ, а под трибунал за его нарушение никто идти не захочет? Загадка. Кто-то, видать, всерьез рассчитывал на то, что за ними придут минут через десять после того, как они сюда, в Зону, влезут. М-да, наивность так и прет…       — Ну, сглупил, с кем не бывает? — снова подал голос Игорь, нагоняя свою спутницу.       — Сглупил — это когда тарелку после гречки сразу не помыл. А ты — кретин безмозглый, — произнесла Анастасия, — решил доказать, что у тебя есть яйца. Да еще кому? Какому-то пьяному придурку! Ну что, доказал?       — Почти. Вот вытащат нас отсюда…       — Вытащат, — повторила рыжая, вдруг заходясь нервным смехом: — Ты это сейчас серьезно? Нет, ты правда думаешь, что нас отсюда вытащат?       — Но твой брат…       — Что мой брат? — Настя резко остановилась, поворачиваясь к Матвееву лицом, стараясь унять зарождающееся внутри желание хорошенечко ему врезать. Да так, чтоб отпечаток остался надолго. — Ты реально не врубаешься, в какую жопу сам залез и меня еще за собой втянул? Мой брат не станет нарушать приказ, и неважно сестра я ему или так, однофамилица. Единственный выход для нас — добраться до Северного подразделения. Но, учитывая твою невероятную способность наворачиваться на ровном месте, это будет не скоро. Нас скорее сожрут в этом чертовом лесу.       — Если мы пойдем по дороге, будет раз в десять быстрее, — с уверенностью в собственных словах сказал подкастер.       — О, Боже мой! — воскликнула девушка, прижимая руки к щекам. — Как же это я сразу не додумалась?! Спасибо тебе, Игорь за твой светлый разум! Иди, растворись в аномалии, — ядовито улыбнувшись, Никитина продолжила свой путь, аккуратно прощупывая землю под ногами длинной палкой.       За все время их путешествия, они всего один раз наткнулись на аномалию: маленькую, образовавшуюся сравнительно недавно, имеющую тонкий запах свежескошенной травы. Именно это и послужило причиной ее обнаружения. Проверять, на что способна молодая аномалия — никто не стал, двое путников просто обогнули ее со стороны, приближенной к дороге, продолжая двигаться четко на север. Компас в этой радиоактивной местности не работал, а потому для Игоря оставалось загадкой: как Настя ориентировалась в этих зоновских джунглях. Время от времени он пытался выспросить у нее секрет, но она либо молчала, игнорируя его, либо отвечала так, что он, чувствуя свою ущербность и вину за произошедшее, затыкался сам, беззвучно плетясь следом, не забывая при этом цепляться абсолютно за все торчащие сучки, собирать ботинками корни и камни. А дело было вовсе не в каких-то сверхъестественных способностях девушки — всего лишь в детских сказках отца и некоторых ориентирах, о которых он рассказывал. Да, за двенадцать с небольшим лет тут многое изменилось: расплодились мутанты, появилось множество опасных аномалий и еще больше ядовитых растений, но все же некоторые вещи остались прежними. Например, имеющий золотой отлив плющ (или нечто похожее на него) произрастал только на некогда бывших березках, оплетая ствол так, что острые листья смотрели строго на юг. Эдакий мох наоборот, по которому сейчас Анастасия и определяла направление движения.       Предприняв очередную попытку заговорить, но получив в ответ демонстративный отворот головы и молчание, парень, поджав губы, принялся наблюдать за природой вокруг. М-да, придется приложить много усилий, чтобы девчонка хотя бы просто перестала на него злиться. Но как это сделать в условиях Зоны — он не имел ни малейшего представления. Если только выбраться из нее? Но это, опять-таки, будет заслуга Насти, так как именно она ведет их обоих к спасению. Проблема…       Как-то слишком горестно вздохнув, Игорь поперхнулся летающей в воздухе не то пылью, не то каким-то пухом. В приступе сухого кашля, подкастер сложился пополам. Закатив глаза, искренне жалея о том, что остановила этого дятла перед аномалией, не дав в ней погибнуть, Настя подошла к горе-попутчику, — если выберутся, самолично утопит в первой попавшейся луже, — несколько раз ударяя по спине.       — Хуже ребенка, ей Богу, — покачала головой Анастасия. — И как ты только дожил до своих лет? — спросила, но Матвеев не ответил.       Горло саднило, ощущалась сухость. Он вытащил из петли своего рюкзака флягу, отвинчивая крышку. Студеная вода неприятно обожгла глотку, льдом спускаясь в желудок. Хорошо. Ему надо было остановиться и попить по-человечески, но он зачем-то зашагал дальше, как назло, спотыкаясь о торчащий из-под земли корень, о котором, зная о тяге своего спутника к падениям, Никитина предупредила заранее. Словно в замедленной съемке Игорь теряет равновесие, летит прямо на неровную, утрамбованную сотней лап местных обитателей дорожку. От удара локтем о россыпь мелких и острых камней в глазах пляшут звезды, плывут разноцветные огни. Походная фляга выскальзывает из длинных тонких пальцев, описывает дугу, разбрызгивая содержимое, и падает в метре от него самого. Грунт с характерным булькающим звуком щедро поливает драгоценная, идущая сейчас на вес золота вода. Это конец…       — Твою же мать, — выдохнула Настя, бросаясь к уже наполовину пустой фляжке. — Тебя в детстве вообще учили под ноги смотреть? Нет? Заметно! Воды итак две капли, он тут кусты решил полить, а то же им, бедненьким, не хватает каждодневных ливней, загнутся они без влаги! — ругалась девушка, яростно жестикулируя. — Давай еще все припасы мутантам отдай, зачем они нам, а эти вон голодными шастают?! Мы ж до Северного дойдем, питаясь Святым духом! Дебил криворукий, чтоб тебя радиация поразила! Или белки здешние сожрали!.. — хоть она и удалялась, оставив своего нерадивого похитителя-сопровождающего одного в темноте, не особо заботясь о том, что с ним будет, все еще сыпала проклятиями в его адрес.       Будучи увлеченной произнесением гневной тирады, она не заметила, как вышла на небольшую полянку. Ускользнул от карих глаз и слегка подрагивающий воздух метрах в двух от нее. Появившийся легкий запах озона заставил резко остановиться, прерваться на полуслове, оглянуться. Все вокруг шло странными волнами, кругами, рябью, казалось ближе и больше, чем есть на самом деле, словно смотрела через толщу кристально чистой воды. Ей вдруг показалось, что из-за туч выглянуло солнце, освещая черный лес, и листья на деревьях засияли, замерцали, создавая переливистые, переходящие из одного в другой цвета. А воздух… Воздух был осязаем: хрупкий, словно сахарная вата, мягкий и нежный, точно шелк, но слишком холодный, такой, что при каждом новом вдохе казалось, будто легкие вот-вот превратятся в льдинки.       — Настя! — точно из-за стены донесся голос Игоря. Рыжая обернулась: расширенные от ужаса и паники глаза стали на оттенок светлее, русые волосы растрепаны, рюкзак сброшен и теперь валяется возле ног, а руки протянуты к ней. — Настя, дай руку!       Видя ее замешательство, Матвеев сам схватил спутницу за предплечье, потянув не себя, стремясь вытащить наружу. И в этот самый момент контур аномалии, в которую по собственной неосторожности вляпалась Анастасия, вспыхнул бирюзовым цветом, ослепляя. Появились электрические всполохи, как в тех шарах, что иногда можно увидеть у гадалок на их столах, которых с каждой пройденной секундой становилось все больше, свечение усиливалось, доходя до рези в глазах, дышать становилось тяжелее… Все это длилось от силы с полминуты, после чего раздался резкий хлопок, похожий на лопнувший воздушный шарик, и свечение исчезло. Темнота, тишина — ни аномалии, ни Насти. Лишь противный приглушенный капающий звук, будто забыли до конца закрутить кран — кап, кап, кап. Взглянув перед собой, подкастер ужаснулся: обрубленные выше локтя руки, обугленные края, хоть кровь и лилась ручьем из места ранения, которое таковым сложно было назвать. Крик застрял где-то в горле, перед глазами заплясали разноцветные точки, земля зашаталась под ногами, а за темнеющими стволами уже начали появляться горящие огнем глаза мутантов, привлеченных соблазнительным запахом человеческой крови.       Раз. Злобных взглядов, направленных на бедного парня, становится только больше. Слышатся первые утробные рычания, клацанья зубов, скрежет когтей о кору деревьев.       Два. На полянку кубарем выкатывается «енот». Оставаясь сидеть на своей пятой точке, широко расставив задние лапы, с интересом смотрит на свой будущий обед, склонив голову на бок, обернув вокруг себя свой длинный пушистый хвост.       Три. В зоне видимости появляется небольшая стая волков. Припав к земле, они готовы в любую минуту броситься в атаку. Горящие злобным пламенем глаза, оскал, показывающий острые зубы.       Четыре. Бежать некуда. Со всех сторон он окружен разномастными зоновскими обитателями: от мелких котят и белок-летяг до мутировавших в средних размеров «не пойми кого» собак и кабанов. И все жаждут только одного — сожрать человека, обглодав косточки. Но почему они медлят? — последний вопрос, пронесшийся в голове…       Пять. Сорвавшись с места, устраивая гонки и драки между собой, мутанты бросаются вперед. От топота стольких пар лап дрожит почва, а крик боли от первых впившихся в тело зубов тонет в дикой, рычащей лавине Смерти. Они рвут человека на части, каждый старается урвать кусочек поаппетитнее, посытнее: распарывая кожу, отдирая ее лоскутами, выгрызают самые сочные, мясные части, оголяя кости. Один из волков, морда которого практически полностью покрыта кровью, сжимая в зубах кишечник, пятится назад, вытягивая лакомство из брюха, словно это сосисочная нить. Его собрат тащит в зубах печень, котята своей небольшой стайкой облюбовали ногу, догладывая ее, не гнушаясь грызть и косточку…       Знал ли Игорь Матвеев, что именно так все обернется? Нет, мог лишь предположить. Но даже этого не сделал, ведь иначе послал бы всех играющих в ту злосчастную игру далеко и надолго, и остался бы в своей тесной однушке, по-прежнему чиня компьютеры у клиентов той компании. А теперь… его больше нет. Его песенка спета…

***

      Воздух в легких резко закончился, появилось ощущение падения. Она летела через идущую странными разноцветными всполохами бездну, казалось, вечно, когда на самом деле прошло всего лишь секунд десять. По ногам пошло неприятное, немного болезненное покалывание, когда они коснулись асфальтовой поверхности. Не удержавшись в вертикальном положении, Настя рухнула, ударяясь коленями, да так, что от боли из глаз посыпались искры. В ушах стоял невыносимый звон, все плыло, и определить, где, в какой именно части Зоны она находится — не представлялось возможным. Хотя одно о месте, в которое попала, сказать, пожалуй, было можно: света куда больше, а значит — это открытая местность, а не глухая чащоба леса. Но от этого легче не стало…       Потерев ноющие виски, Настя, наконец, начала приходить в себя. Природа вокруг нее потихонечку приобретала четкие очертания: заасфальтированная площадка, разбитая, увитая каким-то растением лавочка по правую руку, чуть дальше — темные деревья с овальными кронами, как обычно рисуют дети, пробивающаяся сквозь трещины трава и цветы. Вдалеке расплывались высокие колонны, слева возвышалось что-то круглое, протяжно скрипящее от порывов ветра, имеющее железные спицы, точно велосипедное колесо. Кое-как поднявшись с холодной земли, рыжая сделала два шага вперед, морщась от боли в руке, которую все еще с силой сжимал Игорь.       — Ты не мог бы меня отпустить? — спросила она, но ответа не последовало. Повернувшись, сдавленно вскрикнула, увидев вместо сопровождающего ее парня лишь сочащиеся кровью обрубки рук. Подавив приступ тошноты, постаралась как можно быстрее избавиться от них, умудрившись еще и отпрыгнуть в сторону. Задаваться вопросом «Что произошло с бедолагой?» она не стала, и без того, все ясно, как день. Аномалия, в которую она угодила, одна из тех немногих, что не представляют для человека опасности. «Перемещатель», как называл ее в своих сказках отец или Телепорт — блуждающее среди сталкеров название. Он «включился», когда Настя попала внутрь, а Игорь… Нет, она, конечно, хотела его смерти, но скорее в переносном смысле, а не чтоб вот так сразу… Как там говорится: осторожнее в желаниях? Ага. Теперь топать через всю Зону придется в гордом одиночестве, а это значит, что шансы быть съеденной местными оголодавшими тварями возросли до небес. — Приехали, блин.       Поежась от ледяного ветра, она шагнула вперед, открывая для себя одну простую истину: она в Припяти, практически в самом ее центре. Телепорт перенес ее в некогда бывший парк развлечений, в место, где в радиусе пятисот метров нет его смертоносных собратьев: прямо перед девушкой возвышается проржавевшее колесо обозрения, которое так и не было запущенно, сквозь заросли кустарника виднеются остовы детских машинок, рядом — карусель, от коей осталось лишь одно название. А венчал все это покрытое коррозией великолепие — вертолет. Матово-черная, с погнутыми и обломанными винтами, с переломленным хвостом и вмятинами на всем корпусе, машина лежала на боку, смотря на Настю зияющей чернотой кабиной. Сердце вдруг кольнула неясная боль, перед глазами встала яркая картинка из прошлого: высокий офицер, сняв фуражку, сообщил матери о смерти отца. Слова брата, сорвавшегося на нее, набатом звучали в голове: «Нет никакого волшебного царства, дура ты мелкая! Есть Зона. И отец никуда не уходил! Он умер. Умер! Ты это понимаешь? В чертовой Зоне. Сожран мутантами!».       — Настя, — раздавшийся слишком близко шепот заставил вздрогнуть, вернуться в суровую реальность, но вокруг ни единой живой души (ну, или они, эти самые души, сидят в своих норах и ждут развязки, наблюдая за человеком в надежде, что скоро им можно будет полакомиться). — Настя, — знакомый ласковый, с небольшой хрипотцой голос, который она не слышала уже очень и очень давно. — Настя…       Это было какое-то наваждение: зоновская темнота немного рассеялась, стали отчетливо видны все карусели, немногочисленные деревья с жидкими кронами, испещренный трещинами асфальт и крупинки песка в них, сам вертолет. В кабине что-то блеснуло, будто по стеклу скользнул луч солнца, и вместо того, чтобы развернуться и идти, даже бежать без оглядки из проклятого города в сторону Северного подразделения, она вдруг двинулась к боевой машине. Шаг за шагом приближалась к вертолету, не задумываясь о возможной аномалии, что станет причиной ее глупой смерти, или тварях, облюбовавших это уютное местечко, запросто сожрущих ее в целях защиты собственного жилища. Просто шла, ведомая странным чувством и знакомым голосом, твердившим только лишь ее имя:       — Настя… Настя… Настя…       Остов машины находился на расстоянии вытянутой руки, но рыжая не спешила дотрагиваться. На краткий миг в мозгу пролетела мысль о погибели, которая тут же была отогнана светлыми воспоминаниями о жизни там, за кордоном. Закрыв глаза, глубоко вдохнула, наполняя легкие радиоактивным воздухом, и выдохнула, словно собиралась сделать что-то эдакое, не укладывающееся в рамки привычного, после чего приложила ладонь к металлическому корпусу. Кожу обожгло ледяным холодом, по телу прошелся колючий разряд тока, от которого она дернулась, но руку все же не отняла. Настя вдруг закружилась на быстрой карусели красок, событий, лиц. Тишину разорвал вертолетный стрекот, чьи-то голоса и…       … Середина ночи, примерно часа два-полтретьего. Погода не сказать, что совсем уж прекрасная, — хотя для границы с Зоной, где вечные плюс семь с половиной, она просто шикарная, — но вполне себе чувствуется шагающий по земле месяц август. Обычно темное, закрытое тяжелыми тучами, небо, висящее так низко, будто вот-вот рухнет на эту многострадальную землю, придавливая собой всех ее обитателей, сейчас чистое, ясное, с него ярко светит половинка луны, обрамленная россыпью мерцающих звезд. Дышится так легко, свободно, что даже странно, ведь такое впервые за очень долгое время.       — Аккуратнее там, Жень. Тебя еще малая дома ждет, — произнес Игнатьев, переводя взгляд с ночного неба на друга.       — Ждет, — бодро ответил Евгений, улыбнувшись. — Уже достала Ольку вопросом, когда приедет папа, прямо спасу нет! Хотя, сам виноват: разбаловал байками про волшебное царство… — хмыкнул, запрыгивая на подножку, отчего вертолет слегка дрогнул. — Ну, с Богом!       Устроившись в кабине, летчик по обыкновению провел предстартовую проверку и завел двигатели. Винты потихоньку начали набирать обороты, а сам пилот на пару секунд закрыл глаза, выбрасывая все дурные мысли. Простой облет заданного квадрата, как и всегда — дойти до точки, убедиться в том, что все спокойно, доложить об этом, вернуться на базу. Крайнее задание перед увольнительной, выполнив которое можно паковать вещи и выдвигаться домой. Уже через двенадцать часов он увидит свою семью. Завтра. Осталось совсем немного подождать… Выдохнув, кинул взгляд на стекло, где висела фотография смеющихся родных, сделанная в прошлом году в парке отдыха, улыбнулся одними уголками губ:       — Ну, как говаривал товарищ Гагарин, поехали, — боевая птичка плавно поднялась в воздух и луч мощного прожектора, закрепленного в носовой части, перечеркнул пространство, пройдясь по зданиям и немногочисленной технике.       Машина преодолела стены Внутреннего Периметра, теперь летя над самой Зоной. Из темноты выскальзывали верхушки деревьев, некоторые зверушки, не успевшие удрать вглубь леса от осветившего территорию прожектора, полянки. Столб света скользнул по маслянистому воздуху, подсвечивая его бело-желтым — аномалия, сидящая среди деревьев без возможности куда-либо сдвинуться. Со временем она исчезнет, переберется на место, где есть свобода действий, где можно ползать в любом направлении, и никто не будет мешать. А пока она будет сидеть здесь и кошмарить местных жителей, вынужденных прокладывать новый путь в обход смертоносной штуковины.       Экран тепловизора выдал с десяток красных отметок, лениво ползущих в сторону разрушенного реактора. Пока ничего, что выходило бы за рамки обычного: все та же Зона с ее унылым и мрачным пейзажем, все те же твари, перемещающиеся по своей территории. Сидящий за штурвалом пилот очень надеялся, что так пойдет и дальше, пока тепловизор не выдал синюю точку. Странно. Даже не то, что аппарат не берет на расстоянии больше определенного, а отметка явно была где-то за гранью карты, странно то, что вместо красного мерцал синий. М-да. Глюк системы? Пролетая над некоторыми участками зоны отчуждения, электроника может конкретно сбоить, выдавая неверные данные или же и вовсе орать так, будто отказали движки и катастрофа неизбежна. В особенности непосредственно над взорвавшимся реактором и вблизи реки, уже бывали такие случаи. Может, здесь то же самое? Как бы там ни было, проверить стоило.       Выйдя в следующий квадрат, майор Никитин, уже не доверяя показаниям приборов, напряженно вглядывался в ночную природу. Кажущийся бесконечным лес сменился медленно разрушающимися домами с зияющими чернотой оконными проемами, улицы мертвого города были абсолютно пусты. Поблескивали в луче прожектора невысохшие после недавнего дождя лужи, отливала странной медью растительность, что оплела небольшие заборчики, кое-где на краткое мгновение вспыхивали нежно-фиолетовым цветки мутировавшего вьюнка. Ни-че-го. Кроме как сбоем системы поведение тепловизора не назовешь. Можно разворачиваться в обратный… Внезапно внимание привлекла крохотная белая точка посреди достаточно большого заасфальтированного участка. По мере приближения вертолета она быстро увеличивалась в размерах, пока, наконец, не обрела очертания человека. Девушки, если быть точнее. И что только тут делает? Присмотревшись, пилот понял, что это та самая девчонка, которую без ее желания, наверняка угрожая жизни не только ее, но и малыша внутри нее, — она была месяце на шестом-седьмом, — притащил сюда какой-то идиот, в надежде разжиться каким-нибудь зоновским барахлом. Однако их задержали, и бедная молодая женщина вздохнула с облегчением. Но вопрос о том, как она очутилась посреди города, когда должна в этот самый момент сидеть в кабинете начальника медслужбы, попивая ромашковый чай, все еще был открыт… Девушка размахивала руками, возможно, что-то кричала, искренне надеясь, что ее кто-нибудь заметит. Заметили. Только как поднять ее на борт одноместного вертолета, предназначенного исключительно для боевых целей? Вопрос…       — Центр — Барсу, — произнес в рацию Евгений, но нет ответа. Странно, обычно Центральная выходит на связь незамедлительно. — Повторяю, Центр, ответь Барсу, — снова тишина. Что-то не так. Ладно, придется действовать по-другому. Не может же он бросить несчастную беременную девушку посреди этого адского места на растерзание мутантам! Переведя рацию на другую частоту, летчик заговорил вновь: — Внимание! Говорит Барс. Всем, кто меня слышит — критическая ситуация, нужна помощь. Повторяю, критическая ситуация, нужна помощь! Иду на снижение, необходима поддержка с воздуха. Повторяю: иду на снижение, нужна поддержка с воздуха!       Сажать вертолет, даже просто опускаться ниже установленной границы, по правилам было запрещено. Чтобы никакая местная мерзость не прицепилась к машине и не преодолела таким образом стены Периметра. Этот приказ командования, прописанный в уставе, не нарушал никто, и будь на месте Никитина кто-нибудь иной — просто развернулся бы и улетел восвояси, без зазрений совести оставив девчонку умирать. Майор же, не заботясь о том, что будет с ним по возвращении на базу за нарушение установленных правил, начал медленно снижаться. От ветра, создаваемого лопастями, поднималась пыль, летели листья, мелкие палочки. Девушка пригнулась, прикрывая глаза. Как только шасси коснулись растрескавшегося асфальта, она бегом бросилась к своему спасителю.       — Заберите меня отсюда, пожалуйста! — взмолилась она, перекрикивая шум от разрезаемого винтами воздуха, стоило Жене открыть кабину. — Я не знаю, как оказалась здесь, но мне страшно! Пожалуйста… — ее глаза блестели от слез и страха.       — Успокойся, — громким голосом прервал ее пилот. Вдвоем они здесь едва ли поместятся. Хорошо бы, конечно, если б Мишка пришел, но, увы, ответа от диспетчера не было до сих пор. Как же быть-то, а?.. — Вот что…       Впихнуть в небольшую, тесную кабину двоих с половиной человек оказалось задачей не из легких. Пришлось изрядно постараться, чтобы по минимуму ограничить свою свободу действий, и чтобы при этом поместилась девчонка и закрылась кабина. Было, честно говоря, неудобно, но что не сделаешь ради спасения жизни человека?.. Птичка начала подниматься в воздух. Все, казалось, прошло удачно, осталось только набрать хотя бы минимальную высоту и можно вздохнуть спокойно. Беглянка пыталась сдерживать просящиеся наружу слезы, все время повторяя: «Спасибо», ее немного трясло, что не было удивительным: не дай Бог кому пережить такое… Оставалась какая-то вшивая пара-тройка метров до рубежа, когда раздался хруст. Датчики вдруг заверещали, оглушая, машина дернулась, принялась раскачиваться из стороны в сторону. Сквозь надрывно орущую систему все еще доносился треск обшивки, скрежет металла. Что происходило — понять было решительно невозможно, как, собственно, и исправить положение. Переключение тумблеров, маневрирование, даже пальба по деревьям — все это не дало ровным счетом никаких результатов. Ударник неожиданно резко рванул вперед, набирая высоту, после чего хвостовая часть так же резко подпрыгнула. Мгновенно раздался сигнал об отказе левого движка, машина, натужно гудя оставшимся в живых двигателем, пошла вниз…       Земля приближалась слишком быстро. Последовал сильный удар о твердый грунт, — хорошо, что пилоны были пусты, иначе взрыва было бы не миновать, — от которого Евгений вылетел через лобовое стекло. Он хоть и успел сгруппироваться, падение все равно оказалось слишком жестким, и мужчина кубарем пролетел несколько метров по асфальту, разрывая свой костюм, обдирая кожу открытых участков тела. Из легких вышел весь воздух, вздохнуть не было возможности. Сознание гасло, а это ни есть хорошо. Стараясь не отключиться, летчик перевернулся на спину. Краем глаза увидел лежащий на боку вертолет, чьи лопасти еще крутились, высекая искры из асфальта, касаясь его. Хвост надломлен, обвит толстым темно-зеленым жгутом, исходящим из небольшого куста на краю бетонного плато. Точно такая же лиана медленно выползала из недр боевой птички. Вот, значит, что послужило причиной отказа движка и всей катастрофы в целом. Сука Зона…       Закашлявшись, Никитин, наконец, смог вздохнуть полной грудью. От столкновения с твердой поверхностью болело все тело, возможно были трещины в костях, но вроде бы обошлось без переломов. По крайней мере, руки-ноги двигаются, а это уже не маловажно. Майор начал медленно подниматься. Ладони горели, по ним скатывались капельки крови, срываясь с пальцев и капая на землю. В ушах шумело, сердце колотилось в ускоренном темпе, перед глазами плясали черные пятна. Но ничего, бывало и похуже… Собравшись с силами, медленно, слегка пошатываясь, он направился к своей машине. Девушка, к слову, все еще находилась в кабине: закрыв одной рукой живот, лежала на приборной панели. Ее короткие светлые волосы покрыты кровью и закрывали глаза.       — Живая, — выдохнул майор, ощутив под пальцами пульсацию артерии на ее шее. — Живая. Но ничего, ничего. Потерпи немного. Скоро все закончится. Скоро…       Выйти на связь с Центральной вышкой так и не получилось: рация от удара о твердый грунт вышла из строя. Мобильники в полет брать не разрешалось, да, собственно, они бесполезны в Зоне — сигнал не проходит, даже за километр до Внешних ворот уже нет сети. А кричать, таким образом подавая сигнал бедствия, равносильно самоубийству. Что делать, как быть?.. Экран тепловизора рябил помехами, периодически гас, но все же на нем были видны блекло-розовые точки, горящие практически идеально ровным кругом. Приехали, мать вашу. Твари сбежались на запах крови… Перегнувшись через бортик кабины, Женя нажал на гашетку и… ничего не произошло. Ясно, системы ведения огня не работают, ракет на пилонах нет (жаль, ведь можно было использовать для отпугивания), а в пистолете всего-навсего восемнадцать патронов. И это против орды мутантов. Дай бог, чтоб из этих несчастных восемнадцати свинцовых пуль хоть одна попала в увертливых уродцев. А как прекрасно все начиналось!..       Зоновские творения показались на границе асфальтовой площадки. Круг медленно сужался, но не было слышно ни рычания, ни клацанья зубов — только горящие злобой красные глаза и тихий скрежет когтей о каменную поверхность. Твари шаг за шагом подбирались к потерпевшему крушение вертолету, принюхиваясь, иногда фыркая от запаха капающего на землю машинного масла и дыма, идущего из пробитого движка, гонимого ветром в их сторону. Разношерстная толпа мутантов с интересом наблюдала за человеком, который просто стоял у кабины, зажав в руке свой МР-443. Почему они медлят? Будто ждут сигнала к атаке… Сигнала в виде долбанувшей по земле лиане из того самого куста. Грунт подпрыгнул, и пилота отбросило от машины на несколько метров. Приземление оказалось не таким удачным, как предыдущее: он отчетливо услышал хрустнувшие в правой руке кости, предплечье пронзила резкая боль, однако пистолет все же удержать удалось. Переложив «Грача» в левую ладонь, Никитин нажал на спусковой крючок, отправляя первый заряд в обезумевшую орду, на всех парах несущуюся к разбитой птичке. Промах. Этого стоило ожидать, ведь попасть в движущуюся мишень гораздо сложнее, да еще, если стрелять не рабочей рукой…       Выстрелы гремели один за другим, не только по тем, кто полз по обшивке, подбираясь к девчонке, но и по тем, кто пытался напасть на него самого. Их было слишком много. Они буквально захлестнули ударник, кабина кишела порождениями, сжирающих молодую женщину. Кровь из порванных вен и артерий забрызгала остатки неразбитых стекол, приборную панель, залила собою все вокруг. Беглянка все еще держала руку на животе… Несчастная девушка, оказавшаяся здесь из-за глупости и алчности своего спутника, так и не пришла в себя после удара. Но это даже к лучшему. Она не чувствовала вонзающихся в тело сотен зубов и когтей, не кричала от адской боли, причиняемой этой вечно голодной сворой, не билась в агонии перед смертью. Просто ушла…       Майор до хруста в костяшках пальцев сжал рукоять пистолета, сделав последний выстрел в бегущего прямиком на него волка. Попал в раскрытую пасть, вышибая зубастой суке мозг. Перевернув свое орудие, одним точным броском метнул в голову другой твари, стараясь хоть как-то замедлить ее. Получилось. Маленькая победа и еще несколько секунд жизни. Впрочем, смерть неизбежна, это ясно, как день. Так зачем оттягивать этот момент?.. Чьи-то острые зубы — уже не было важно, чьи именно — вонзились в плечо, уходя глубоко под кожу, ломая ключицу. С губ слетел надрывный крик, глаза застелила кровавая пелена. Кроме довольного чавканья над ухом, он слышал, как треснули ребра под лапами прыгнувших на грудную клетку творений Госпожи Зоны. Он чувствовал, как какая-то мелкая погань один за другим откусывает пальцы на руках, хрустя косточками и хрящами, как из правого бока выдрали внушительный кусок. Ощущал всю эту боль до последнего удара сердца. Кричать не было сил, да и горло превратилось в месиво, дышать с каждым разом становилось все труднее, в легкие заливалась алая жидкость. Он смотрел в темное небо, где среди расступившихся туч, по соседству с парочкой ярких звезд сияла луна. Хороший пейзаж для последней в этой жизни картинки…       Кровь, отливая странным блеском ртути в свете единственного спутника нашей планеты, струилась по асфальту, заливаясь во все трещинки, пропитывая песок. Пир был окончен, звери разбредались по своим норам переварить только что сожранное. В парке постепенно становилось пусто. Вертолет, хлопнув вторым двигателем, тихо загудел, замолкая лишь через минуту. В Зоне наступила гробовая тишина…       Оторвав ладонь от металлического корпуса, Анастасия отшатнулась назад. Споткнувшись о камень, она полетела на бетонную поверхность, едва ли обращая внимание на боль от ушиба, от вонзившихся в руку осколков стекла. Сердце колотилось, как бешенное, дыхание — рваное, частое, по щекам непрерывным потоком текли слезы. Как бы странно это не звучало, но Акула, до сих пор хранившая воспоминания последних мгновений жизни не только своей, но и отца, словно ждала этого дня, чтобы именно ей, Насте, раскрыть правду о смерти майора Никитина. И рыжая до сих пор не могла поверить в то, что видела все эти ужасы собственными глазами. Она в буквальном смысле находилась там, в вертолете, когда отец летел над Зоной, когда запрашивал Центр о поддержке, когда снижался. Кричала, молила услышать ее и не делать того, что собирался, зная, к каким ужасающим последствиям все это приведет. Но прошлое не изменить. Евгений рискнул своей жизнью, ради спасения той, кого даже не знал. Попытался вытащить ни в чем не повинную девушку, оказавшуюся здесь по случайному стечению обстоятельств, но Зона не позволила. Она хотела убить только девчонку, но вмешался отец. Она убила и его, лишний раз доказывая, что хозяин своей судьбы отнюдь не человек. Ступив на Ее территорию однажды, твоя жизнь тебе уже не принадлежит…       Вытерев рукавом куртки слезы, Никитина поднялась на ноги. Того страха, который она испытывала в первый раз подходя к разбитой машине, больше не было. Она вновь коснулась пальцами поврежденной когтями мутантов и временем обшивки. Ничего, только холод металла. Встав на подножку, заглянула в кабину — пусто, лишь на разбитых стеклах видны темные пятна крови, приборная панель покрыта сеткой мелких черных крапинок. Никаких останков, ни единой косточки, ни ниток от платья. Ничего, что могло напоминать о творившемся здесь десять лет назад ужасе. Чудом сохранившаяся, не запачканная алыми «чернилами», только пожелтевшая от времени фотография все еще висела на раме. Квадратная, сделанная полароидом в парке Горького на День города, где все улыбаются, даже брат, что в те года было редкостью после пережитого им…       Сняв фото, девушка крепко сжала его в руках, принимая решение, которое, возможно, будет стоить ей жизни. Но решение верное, правильное. Другого просто не может быть… Видимость резко улучшилась, стало гораздо светлее, Анастасия могла видеть глубокие царапины на внутренних бортах, отпечатки зубов на кресле. Сильная невидимая волна вдруг ударила по вертолету, отбрасывая девушку назад. С размаху ударившись спиной об асфальт, она потеряла сознание, перед отключением успев заметить бьющий в небо столб электрического света…