Как рыба пойманная сетью, В ловушку загнанные Смертью, Поют слова прощальной песни И знают, что обречены…
— Вставай, задрот! — проорал в ухо Леха, и его пальцы впились в руки Гоши, рывком поднимая на ноги, которые напрочь отказывались двигаться. — Если я сдохну, спасая тебя — меня Сатана застебет! На волосок от смерти. Снова. И снова они бегут, не оглядываясь, лишь бы удрать подальше от своих преследователей. Непривыкшие к таким диким нагрузкам, даже после нескольких проведенных на ногах дней, мышцы болели от перенапряжения, легкие горели из-за нехватки кислорода, во рту пересохло и саднило горло, в боку, казалось, во всем теле, неприятно кололо. Но остановиться — значит умереть. И чтобы выжить ребята заставляли себя бежать из последних. Все равно куда, лишь бы подальше от тех, кто так яростно дышит в спины. А ведь еще несколько часов назад можно было подумать, что Судьба дала им шанс на небольшую передышку. Да, конечно, как же. Даст эта злодейка шанс. Скорее не упустит момента и лишний раз пнет или устроит какое-нибудь злоключение. Сука! Почему нельзя хотя бы несколько часов провести без этих погонь, смертей?! Почему надо обязательно устраивать такие вот забеги с препятствиями по всей, мать ее, Зоне?.. Круто свернув влево, Леха помчался вперед, особо не вдаваясь в подробности: куда, как и что. Проблемы нужно решать по мере их поступления. Конкретно сейчас причина их бега сломя голову в чащу леса злобно сопела в нескольких метрах позади Гоши, сверкая оранжевыми глазищами, стремясь поскорее добраться до заветной добычи и разодрать ее на части, упиваясь вкусом крови и победы… Мотнув головой, выбрасывая упаднические мысли, парень рассмотрел призрачный свет где-то вдалеке, за темными стволами деревьев. Перемахнув через очередное препятствие в виде упавшего, уже практически сгнившего дерева, ломанулся туда, увлекая за собой и Антонову с Гошей. Звуки клацающих пастей постепенно затихали, но молодые люди не останавливались, по инерции продолжая движение, вылетая на открытую местность. Первым затормозил Алексей, в которого впоследствии впечаталась Аня, а Георгия, точно щенка, поймали за шкирку, останавливая. Перед тремя парами удивленных и напуганных глаз предстало огромное поле, заполненное порядком проржавевшей техникой, которой пользовались тогда, в далеком восемьдесят шестом, дабы ликвидировать последствия аварии. Не получилось. Пропитанное радиацией железо — автобусы, грузовики, бульдозеры, что-то сродни танку (а может это он и был), боевые машины пехоты, даже вертолеты — бросили доживать свои дни здесь, на этом Кладбище техники. Оно наводило ужас, но казалось таким спасительно пустынным в эту самую минуту. Ребята еще не знают, насколько сильно ошибаются в безопасности этого места. Да, здесь нет аномалий. Сюда никогда не забредают местные обитатели. Хозяйкой всего этого пространства, практически каждой его свободной клеточки является радиация. Убийственная, изжаривающая человека за считанные минуты, Радиация…Пятью часами ранее
Аня все еще сидела на земле возле зияющей чернотой дыры. Горло после крика нещадно жгло, по щекам все еще беспрерывным потоком катились обжигающие слезы. Как же это? Ведь не может быть… Она отметала все роящиеся в ее голове мысли, за исключением той, что все происходящее — невозможно, это просто сон. Сон, который реалистичен до жути, который крепко держит сознание, не позволяя пробудиться. Такое с ней уже бывало раньше, например, когда она видела ужасную картину смерти сестры, погибшей здесь, в Припяти, еще до взрыва. Подсознательно она понимала, что это сон, но проснуться не могла до тех пор, пока оно, сновидение, не подойдет к своему логическому завершению… То же самое происходило, в ее понимании, и сейчас. Вся эта Зона, неоправданный риск для жизни, смерть друга — все это казалось чем-то не относящимся к действительности, чем-то, что воображение воспроизводило на основе услышанных баек об этом проклятом месте или прочитанных статей в интернете. А ребята… проекции подсознания каких-то случайных людей, собирательные образы? Нет, ведь невозможно же… — Ань, — мягко позвал Горелов, положив руку на ее плечо, вырывая из оцепенения. Она дернулась, скидывая с себя ладонь парня, к чему тот отнесся совершенно спокойно, произнося: — Нам надо идти. — Идти? — спросила Антонова, поднимаясь на ноги. — Надо идти? А как же… Паша? Его нельзя здесь бросать! Нельзя, понимаешь?! — она резко развернулась, предпринимая попытку броситься туда, вниз, в кротовую нору, из которой едва выбралась, но ее планам помещал вовремя сориентировавшийся Алексей. — Отпусти! Отпусти меня! Отпусти, слышишь?! Привыкший по каждой мелочи драться с Настей, рука у которой, кстати говоря, была довольно-таки тяжелой, Леха твердо стоял на ногах, крепко держа в своих объятиях бьющуюся в очередном приступе истерики блондинку, пока та извивалась, колотила его по плечам, кричала, наверняка собирая своими воплями половину зоновского населения. Он не говорил ни слова, не произносил ни звука. Молчал, хотя можно было наорать, дать пощечину, чтоб не голосила, приманивая мутантов. Зачем?.. Как бы парадоксально ни было, он ее понимал и не понимал одновременно. Понимал то, что она чувствует, ту боль, терзающую изнутри, от которой хочется выть, рвать и метать все, что попадается под руки, ту пустоту в душе, будто взяли и вырвали с мясом целый кусок жизни. Не понимал: с чего вдруг совершенно левой девчонке, оказавшейся на их вечеринке только потому, что так сложились звезды, испытывать столь сильные эмоции? Вопрос о том, на кой-она поперлась с ними на поиски Насти, с которой в тот вечер вообще не пересекалась, все еще оставался открытым… На лицо вдруг попали капли холодной воды, выплеснутой из фляги Гошей, дабы заставить замолчать вопящую что есть сил Антонову, которые и Лешу вывели из задумчивости. Одарив ботаника хмурым взглядом, он тряхнул Аню за плечи, точно та была куклой, заглядывая в ее красные от слез глаза: — Успокоилась? — без особых эмоций в голосе осведомился брюнет. — Идти можем или останемся тут, поистерим? — Да, — дрожащим голосом произнесла Анна, делая неуверенный шаг назад. — Да, можем. Ее губы дрожали, светлая кожа казалась белой. Она старалась не поддаваться наплыву чувств, сдерживая просящиеся наружу слезы. Подняв с земли небольшой рюкзак, девушка оглянулась вокруг. Все отчего-то стало казаться несколько странным: где-то более тусклым, где-то более ярким, где-то таким хрупким, что стоит только дотронуться и оно рассыплется на мелкие кусочки. От ее чуть потускневших от боли утраты глаз не укрылась мелкая дрожь Леши, то, как он сдерживает себя, сохраняя непроницаемость, холодность, словно все происходящее — произошедшее — не выходит за рамки привычного. От этого его пусть и обманчивого, но все же равнодушия еще больше становилось не по себе, ее передернуло, с губ слетел судорожный полувздох-полувсхлип. Кинув на блондинку подозрительный взгляд, Алексей внимательно смотрел на нее секунд тридцать, стараясь разглядеть хоть малейший намек на зарождающуюся истерику. Но все обошлось. Нервно пожав плечами, он включил небольшой фонарик, дабы осветить темную лесную тропку, по которой предстоит идти еще хренову тучу времени, и двинулся в самую чащу. За спиной послышались шаги: легкие, аккуратные — Ани, и мелкие боязливые — Гоши, оборачивающегося на каждый шорох с плескающимся паническим ужасом в глазах. Утрамбованная местными обитателями земляная дорожка, по которой шли теперь уже трое путников, — на удивление ровная, без вечно торчащих корней, без валяющихся камней, о которые можно ноги переломать, без рытвин, ям. Она утопает впереди, в черноте зоновского леса и ведет неизвестно куда, неизвестно к кому. Деревья по обе стороны возносятся к небу, как и всегда, переплетаясь густыми кронами, не позволяя лунному, а может уже и солнечному свету, — тут не разберешь, ведь счет времени давно потерян, а смотреть на часы — это лишний раз мучить себя напоминанием, что там, за кордоном, все хорошо и спокойно, — что иногда пробивается сквозь тяжелые тучи, просачиваться в жуткий лес. Где-то в глубине, сияя призрачным голубым, с веток спускаются лианы, иногда подрагивая от того, что среди листвы скачут мелкие зверушки. Никто не разговаривает, даже не пытается завести разговор на какую-то отстраненную тему. Каждый идет, погрузившись в свои мрачные мысли, машинально переставляя ноги. И уже не важно: куда идти или зачем, только бы идти. Идти и не останавливаться, иначе казалось, поток ужасных воспоминаний, жутких мыслей захлестнет с головой, утопит. Вокруг только тишина, нарушаемая лишь тихими шагами да звуками окружающей природы. Тишина, ставшая уже привычной… Лесная дорожка круто вильнула влево, уводя в направлении бетонки, плавно поднимаясь. Ребята даже не заметили, как под ногами захрустел гравий обочины, как ботинки то и дело касались твердой асфальтированной поверхности дороги, ведущей в умерший еще в прошлом веке город Припять. Света вокруг стало чуточку больше, луч фонаря больше не упирался в черные стволы, рассеиваясь где-то впереди. Небо — темное, в странных фиолетовых рубцах, светящихся изнутри, темно-бордовых разводах с вкраплениями пунцового. Еще не слишком плотный, точно легкая дымка, туман медленно опускался к земле, а ветер больше походил на морской бриз — влажный, относительно теплый, и это, согласитесь, не могло не радовать даже в такой трагично сложившейся ситуации. Алексей шел во главе стройной колонны, крепко сжимая рукоять фонаря, вглядываясь в теряющуюся в белесой пелене ленту дороги. Что-то не так. Или за проведенное время в Зоне он привык видеть опасность в каждой коряге, в каждом шорохе, дуновении ветра? Голубые глаза сузились, пристально наблюдая за природой вокруг. На склонах обочины по-прежнему росли алые цветы, каждый бутон, каждый лист которых был отчетливо виден. Ровно, как и трещины в асфальте, пробивающиеся сквозь них хилые ростки болезненно-желтого цвета, какие-то другие ползучие растения, даже что-то похожее на мох. Несказанно прекрасная видимость, несмотря на тонкую пелену тумана, в купе с идеальным безмолвием и стихшим ветром — Зона может быть… нормальной? Верится с трудом… Внезапный противный скрежет, будто кто-то из местных тварей пытался раскопать асфальт, резанул по ушам, заставляя молодых людей остановиться. Белесая дымка постепенно отступала все дальше, позволяя увидеть скрытые ранее детали, в темноте начал вырисовываться силуэт кого-то огромного даже по меркам Зоны. Существо, похожее на медведя (сильно, практически до неузнаваемости мутировавшего медведя), перестало заниматься своим делом, потянув носом, ясно уловило запах человека и резко обернулось, уставившись на замерший небольшой человеческий отряд двумя парами горящих ярко-красным цветом глаз. Фонарик в руках Леши моргнул и погас, словно испугался, сердца трех людей синхронно пропустили удар, а после забились в два раза быстрее. На всякий пожарный Горелов привел оружие в боевую готовность. За грохотом в собственной груди, он едва ли услышал разнесшийся по округе стальной лязг передернутого затвора, тихое угрожающее рычание Зверя, вырвавшееся из пасти. — Приплыли, — пробормотал брюнет себе под нос. — Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста… Памятуя о той первой встрече, когда это чудовище рвало и громило все подряд на территории расположения, превращая бедных солдат в кровавое месиво, Леха невольно подумал о том, что автомат не спасет. Глупо было даже пытаться отпугнуть такую махину не причиняющей ей особого вреда пукалкой. Ну, и что прикажете делать? Стоять и ждать пока Смертушка сама лично пригласит отчалить на Тот свет? Да вот счаЗ! Пусть в ушах шумела кровь, заглушая все остальные звуки, а внизу живота завязался тугой узел ненавистного еще с детства чувства страха, пальцы сами собой крепче сжали холодное железо калаша, поднимая его все выше. Туман исчез практически полностью, лишь вдали еще можно было различить отползающую дымку, скрывающуюся где-то среди деревьев. Негласный царь Зоны отчуждения, которому осмелились угрожать такие тараканы, как эти людишки, предстал во всей своей красе: припавший к земле в готовности сделать прыжок на обидчиков, его налитые кровью глаза чуть сужены, острые зубы обнажены в жутком оскале. Он медленно, царапая асфальт толстыми, малость обломанными когтями, полз вперед, замирая в десятке метров от компании, дабы одним махом отправить всех троих к праотцам. Своими повадками он был похож на тигра, даже скорее льва, подбирающегося все ближе к своей жертве. Движения, если не считать показательного скрежета когтей, аккуратные, бесшумные, от алого взгляда не ускользает ни один из стоящих напротив. До смерти остались какие-то несчастные минуты, может, даже секунды. Снова… Перед глазами молодых людей пронеслась вся их недолгая жизнь, наполненная как взлетами, не значительными, но все же достижениями, так и различными падениями, косяками, фейлами (причем последних явно больше, чем всего остального). Все принятые решения, упущенные возможности, все то, что каждый из них мог сделать, но, увы, не успел. Они понимали: бежать некуда, да и бесполезно это, хоть инстинкт самосохранения и призывал благим матом забиться в самую глубокую нору этого адового места и сидеть там тихо-тихо, как мышка, вообще не высовываться, будто нет тебя здесь, и никогда не было… Этот монстр в разы больше того кошака, который гулял с Гаудой, и если для него, Зверя, свинцовые ворота не были препятствием на пути к достижению собственной цели — разгромить напрочь все расположение, пожрав или покалечив, — для него разница не велика, — при этом как можно больше народу, то хрупкие, больные различными мутациями деревья и подавно не станут защитой для кучки перепуганных людей… Судорожно втянув носом воздух, словно только что поняла, что ждет их впереди, Аня сделала маленький шажок назад, пиная небольшой камень, который, как назло, оказался под ногами. На глухой звук прокатившейся по асфальтовой поверхности гальки Зверь отреагировал мгновенно, вперивая в практически не дышащую от испуга девушку пылающий взгляд. Они смотрели друг другу в глаза всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы понять одну простую, но такую неожиданную для нее истину. Страх вдруг отступил, убрал свои липкие щупальца. Дал возможность вздохнуть с некоторым облегчением. Возможность сделать то, за что ее, возможно, посчитают чокнутой. Она спокойно подошла к Горелову, уже готовому всадить в короткое, но мощное тело мутанта весь рожок: — Не надо, Леш, — произнесла Антонова, положив руку на ствол, призывая опустить его. — Пожалуйста, не надо. Он нас не тронет. Он повернул в ее сторону голову, смотря на блондинку округленными от изумления глазами, стараясь разглядеть в ее лице хотя бы самый крохотный намек на безумие. Ведь она рехнулась! Тронулась умом на почве все того, что с ними стряслось за это недолгое время. Только она могла придумать опустить оружие, стоя в двух шагах от смерти, пусть они все и знали, что калаш не особо-то поможет в схватке с этим чудовищем. Сумасшествия, которое Леша так отчаянно искал в ее голубых глазах, не было. Только уверенность в собственной правоте и что-то вроде «доверься мне». В голове брюнета пронесся целый рой мыслей о том, как сильно в этот самый момент он «любил» эту девчонку, что он еще пожалеет об этом раз двести, но… оружие все-таки опустил. Прошло несколько долгих секунд прежде, чем Зверь поднялся на лапы. Уже без злобного оскала, он, склонив голову на бок, смотрел на людей, ожидая, когда же они соизволят покинуть этот участок дороги, дабы вернуться к своему занятию. Быстро сообразив, что к чему, Алексей жестом указал Ане и Гоше следовать вперед. Сам же держа палец на спусковом крючке, медленно попятился следом за друзьями, прикрывая, таким образом, их спины, не выпуская эту махину из виду. Мутант поворачивался в направлении отряда, в один прекрасный момент оказываясь слишком близко. Главное — не делать резких движений, тогда все будет нормально. Именно эта мысль пронеслась в голове, когда царь Зоны оказался от Леши на расстоянии вытянутой руки. Он практически не дышал, не слышал, даже не ощущал бешенного биения собственного сердца — только мерное сопение чудовища перед собой. Шаг. Еще один. Зверь понемногу отдалялся, скрываясь в темноте. Вскоре от него остался один лишь силуэт, хотя четыре рубина все еще горели на высоте примерно двух метров, внимательно следя за каждым движением человека, всех троих. Как только не представляющие для зоновского порождения угрозы человеческие тараканы покинули район, он, потеряв к ним всякий интерес, вернулся к своему важному делу, и скрежет когтей об асфальт раздался вновь. Гоша, вышагивающий впереди всех, вдруг обернулся, дабы лично убедиться в том, что опасность миновала и можно расслабиться. В поле его зрения на мгновение попало небольшое растение, напоминающее кувшинку, пробивающееся сквозь трещину в асфальте: сердцевидно-овальные листья мелкой малахитовой россыпью расположились вокруг снежно-белого цветка, лепесточки которого острые, вытянутые, подобранные точно один к одному, обрамляющие переливающуюся пламенем сердцевину соцветия. Оно не такое яркое, не мерцающее или сияющее, и от него не веет какой-то опасностью, как все в этом проклятом месте, скорее наоборот… И словно гром средь ясного неба, в голове Георгия пронеслась гениальная мысль: Зверь не собирался нападать, он просто защищал свою находку! — Че замер? — Там растение… — пробормотал Петрищев себе под нос, глядя на темный силуэт Зверя за спиной Горелова. — Епт, опять? Шагай, давай, натуралист недоделанный, — подтолкнул его брюнет. — Не то место выбрал цветочки изучать. Ботаник, блин. Слышь, Ань, — позвал он блондинку, — ты как поняла, что этот мутант нас не сожрет? — но вместо ответа девушка, понуро плетущаяся впереди, лишь повела плечами, не зная, как объяснить случившееся. — Ясно. Не делай так больше. — Почему нет? — удивилась она, останавливаясь, поворачиваясь лицом к парню. — Если их не трогать, они нас тоже не тронут. Главное правило Гауды, помнишь? — Ты че, прикалываешься? Вот так запросто взяла и поверила какому-то левому, вусмерть укуренному чуваку? — в вопросе, которого стоило ожидать от Леши, но никак не от Георгия, сквозило раздражение в смеси с удивлением. — Родители в детстве не учили, что верить незнакомым дяденькам нельзя? И Алексей, и сама Антонова округлили глаза, глядя на друга, мягко говоря, с недоумением. В поведении ботаника, словно по щелчку, произошло странное переключение, как тогда, казалось, в прошлой жизни, когда они только-только попали в это адское место: трусость уступила смелости, страх сменился ярым негодованием, паника пала под давлением холодной решимости. Кто бы что ни говорил, а Зона влияет на человека. На каждого по-своему, имея разную степень, силу проявления, но все же влияет… — Но… ведь это сработало, — после минутного молчания неуверенно произнесла Аня, — и мы до сих пор живы… — Хорош, — Леша задушил на корню зарождающийся спор, грозящий перерасти в выяснение отношений или, мало ли чего можно ожидать от Гошанина в таком состоянии, в драку. — Затухли оба. Руки в ноги и вперед, — поставленный на предохранитель автомат снова повис на его плече, а в руках появился фонарь, который, как бы печально ни было, напрочь отказывался включаться. — Твою мать, батарейки сдохли. У кого запасные?.. Осознание того, что последний дополнительный комплект батареек — в этом загрязненном радиацией месте батареи подыхают в разы быстрее, чем в нормальном мире, что, собственно, не удивительно, ведь тут все через жопу, — был в рюкзаке Паши, который остался там, в кротовой норе, пришло слишком поздно: когда вопрос уже был озвучен. Поджав губы, Леша с силой сжал рукоять фонарика. Было дикое желание раздолбать этот никчемный кусок пластика об асфальт, да так, чтоб на мелкие части разлетелся! Но вместо этого он сделал глубокий вдох, засунул фонарь в боковой кармашек рюкзака, подтягивая его лямки, размышляя, что делать дальше. Без света бродить по этой глуши сродни самоубийству, а где раздобыть этот самый свет, если… И тут его осенило. Улыбнувшись своим мыслям одними лишь уголками губ, он вдруг скинул рюкзак на землю и уверенно шагнул на обочину, направляясь к лесу. В руках у него, к слову, не оставалось ничего, за исключением ножа. — Ты куда это? — прилетел в спину подозрительный вопрос от Гоши. — Ща приду, — отмахнулся Горелов, бодро топая к ближайшему хвойному дереву. Как там дядька учил? На максимально доступной высоте снять небольшой участок коры? Ага, но прежде… Пошарив ногами по земле, наткнулся на достаточно толстую палку, минимум полметра в длину, да еще и так удачно расщепленную точно посередине на одном из концов. После этого, особо не думая, о том, какая в Зоне температура и не схватит ли он простуду, сбросил с себя куртку, оставаясь в одной хлопчатобумажной рубашке в клетку, которая легким движением руки превратилась в безрукавку, а некогда бывшие рукава под гнетом ножа быстренько стали четырьмя широкими лентами. Обернув получившимися кусочками ткани древко, он закрепил хлопок, где засунув концы лент в трещину, где искусно заправив. Ну… Все, приготовления закончены, теперь за дело. Острый кончик ножа вонзился в толстую кору тронутой легкими мутациями ели, резко прочерчивая вниз, на глаз — сантиметров сорок. Послышался полусухой треск, но это не имело значения: нож все так же резко сдвинулся вправо еще примерно на двадцать сантиметров. Через секунду брюнет проделал ровно то же самое, чтобы закончить, пусть и кривой, но прямоугольник. Поддев край получившегося контура, Алексей вогнал клинок по самую рукоять, выламывая к чертям собачьим кусок коры. Так, что там дальше? Насечки, кажется. Да, точно, насечки. Будет неудобно, даже очень, но что только не сделаешь ради выживания? Приставив стальной кончик клинка к оголенному стволу под углом градусов в тридцать-сорок, со всей силы ударил по нему прикладом заранее снятого с плеча калаша. Плотное дерево немного разошлось под напором железа, и, чтобы закрепить эффект, Леха ударил снова. Из вертикальной прорези медленно, крупными каплями поползла вязкая смола. Отлично, то, что нужно. Он повторил всю нехитрую процедуру еще три раза, чтобы вытекающей смолы было как можно больше, ибо нужно хорошо пропитать ткань на получившейся конструкции. Измученно выдохнув, парень воткнул нож в дерево, опуская руки, давая им немного отдохнуть, пока набиралась смола. По телу от холода давно бегали мурашки, зубы стучали, его передергивало время от времени. Но кроме, как сжать кулаки и продолжать свое занятие, — ведь без света они втроем сдохнут куда быстрее, чем с оным, — вариантов то и не было. Не заболеет, во фляжке, что прицеплена к его рюкзаку, еще остался вискарь… Медленно вращая палку, Алексей собирал на ткань выступившую смолу. Прошло минут пять прежде, чем он решил, что хватит. Подхватив куртку с земли, зашагал, даже побежал обратно к дороге, где по-прежнему стояли ничего не понимающие Аня и Гоша. Всунув в руки блондинки будущий факел, Леха быстро надел куртку, застегивая ее наглухо. — Леш, — позвала Антонова, пока парень отвинчивал крышку с вытащенной из рюкзака фляги, — а поджигать чем? Зажигалка же… — не договорила, ибо в памяти свежи воспоминания о гибели Паши, с которым осталась Лешина вещь… — Ну и? А, я понял: ты хочешь искру высечь? — искренне поинтересовался Горелов. — Так вперед и с песней, я ж не мешаю, че, — он сделал глоток, закрывая глаза, наслаждаясь обжигающим чувством разливающегося по телу алкоголя. — Спичками, Аня. Спич-ка-ми. Дай сюда, обожжешься еще, орать будешь, — пробурчал брюнет. Заледенелыми пальцами достал из небольшого кармашка полиэтиленовый пакет, в котором лежала целая упаковка спичек. — Где ты этому научился? — задала вопрос Анна, смотря как пропитанная смолой ткань достаточно быстро загорелась, наполняя воздух хвойным ароматом. — Дядька научил, — коротко ответил он, не желая обсуждать то, что кануло в лету давным-давно, и взвалил на плечи рюкзак, протянув руку, забирая смастеренный факел из рук девушки. — Идем, лучше убраться с дороги подобру-поздорову. Освещать дорогу, ведущую через темный лес, живым огнем было куда забавнее, чем фонарем, от чьего искусственного света не шарахались в разные стороны мелкие животные, не отползали некоторые растения. Рыже-красные отблески играли на темно-зеленых листьях, деревья отбрасывали странные кривые тени. Творения Зоны вылезали их своих укрытий, медленно подбираясь к идущим по тропе людям, зачарованно смотря на колышущиеся язычки. В их испуганно-изумленных глазах-бусинках отражалось пламя, но стоило почувствовать исходящий от факела жар… Их след простывал с молниеносной скоростью, а о том, что зверюшки только что были здесь, говорила лишь мелко подрагивающая листва. Для местных обитателей огонь был сродни Красному цветку для жителей джунглей из детской книжки про Маугли: необычайно красивый и обжигающе-опасный. Они боялись, но тем лучше. Дорога без смертельных приключений и погонь, без стычек с этими мелкими поганцами, готовыми проглотить, не пережевывая, — то, что сейчас так необходимо. Просто тишина, лес, тропинка. И все. — Ань, — совсем рядом раздался тихий голос, заставивший Антонову вздрогнуть, а ее сердце сжаться. Она обернулась, но кроме Гоши, погруженного в свои мысли, никого не увидела. Решив, что все это от недосыпа, дикого стресса и жутчайшей усталости бродить по этому адскому месту, она качнула головой, выбрасывая большую часть дурных мыслей. — Аня! Антонова! — снова. Остановившись, точно вкопанная, блондинка заозиралась по сторонам. Темнота, разрезаемая светом огня и вспыхивающих где-то в глубине огоньков цветов, каких-то растений. Тишина, нарушаемая естественным шумом природы. У нее глюки. Точно. Не может быть, чтобы она слышала… Обернувшись, увидела выплывшее из мрака лицо Лехи, едва подавив крик. — Ты че? — поинтересовался парень, глядя на девчонку суженными глазами. — Я… — ну, да, скажи она им сейчас, что слышит непонятный голос, — хотя, собственно, почему непонятный? Она прекрасно знала, кому он принадлежит, — так ее либо простебут, либо скажут, что мнительная истеричка. Лучше не говорить, поберечь нервы. — Ничего. Идем. Окинув ее подозрительным взглядом, Алексей не сказал ни слова, молча разворачиваясь и топая по тропке дальше, внимательно наблюдая за движением — вернее, за его отсутствием — вокруг. — Ань, ты как? — был задан вопрос, и девушка даже открыла рот, чтобы ответить, запоздало понимая, что ее воспаленное воображение опять играет с ней в игры. Да когда же это все закончится?! Она со злости пнула попавшийся под ноги камень, тут же подпрыгивая от очередного адресованного ей вопроса: — Спятила? — Вы слышали? — с истеричными нотками зарождающейся паники спросила она у шагающих мальчишек. — Вы это слышали?! — Слышали что? — закатил глаза Леха, оборачиваясь. На лице блондинки гримаса страха, в глазах какое-то странное безумие. — Голос! Он… он… — Да успокойся ты, истерикон. Нормально объяснить можешь, что стряслось? — Леха тряхнул ее за плечи, приводя в чувства. — Какой голос? Чей? — Паши, — выдохнула Анна. — Где-то здесь, совсем близко. Может он.? — Нет, — категорично ответил друг. — Мы все там были и слышали одно и то же. Это невозможно. — Это Зона, — вставил Петрищев. — Она играет с тобой, с твоим разумом. Сводит тебя с ума, заманивая в очередную свою ловушку, — трус и ботаник Гоша вернулся вновь. Ура. — Это все Зона, понимаешь? — А он прав, — неожиданно согласился с задротом звучавший из ниоткуда голос. — Прав-прав-прав! Лех? Он был везде, в буквальном смысле повсюду: заполнял собой все пространство, перекрывал все другие звуки. Ребята замерли. Это какой-то дурацкий прикол. Одна из самых дебильных шуток госпожи Зоны. Все трое прекрасно знали, что их друг пал в неравном бою с подземным чудовищем. Вот только именно сейчас так не казалось… Горелов тихо щелкнул предохранителем автомата, подступая ближе к друзьям. Впереди, в кустах что-то зашуршало, мутировавшее растение затряслось, и Леха, толи со страху, толи просто психанул — сделал одиночный выстрел, отправляя свинцовую пулю точно в центр шарообразного куста. — Ты умом поехал что ли? — голос друга — звонкий, такой живой. — Ты дурак что ли? — прозвучало прямо над ухом, но задрав голову вверх, Леша ничего не увидел, за исключением пробивающегося сквозь плотное сплетение крон темного неба. — Так. Валим отсюда. — Дельная мысль, — согласился с Гореловым псевдо Вершинин, тут же добавляя скрипуче: — Надо бы ускориться. — Да что это, черт возьми?! — теперь настала Гошина очередь истерить и таращиться с выпученными глазами то на Горелова, то на Антонову, то на простреленный куст. — Лучше не выяснять, — прилетел ответ, и Аня ощутила стойкое дежа-вю: точно так же несколько часов назад, когда они шли по кротовому туннелю, ей ответил и Паша. — Надо бы ускориться. Собираемся и идем дальше, — было стремно слышать голос мертвеца так близко. — Ну что, пошли? — их будто выгоняли с того пятачка земли, на котором они застопорились. — Какой бы тварью не была эта хрень, но она права. Надо валить. — С какого хера? Мы там чуть не сдохли все! — в дело пошло противоречие и тут с разных сторон истошно заорало огромное количество голосов, наперебой выкрикивая различные фразы, некогда произнесенные не только самим Пашей, но и ребятами: — Приди в себя!.. — Настя!.. — Нахер она вообще нам сдалась?! — С какого хера мы сюда забрели?.. — Завали хлебало!.. — Паша!.. Гомон, гвалт, словно не в Зоне, а на гребанном базаре в разгар какой-нибудь распродажи. Сейчас, казалось, звучит миллион голосов одновременно, режа каркающими звуками слух. Уши вспыхнули резкой болью, и Гоша зажал их руками, дабы хоть как-то защититься от ужасно громких воплей. Под ладонью он вдруг ощутил что-то теплое, липкое, струящееся вниз, по щеке: кровь. Барабанные перепонки не выдержали давления, а это ни есть хорошо… Появилось легкое головокружение, в глазах заплясали звезды. Подавив этот приступ, ботаник поднял голову в надежде узнать, что, черт возьми, происходит, но вместо глаз Ани или Леши он столкнулся с двумя сияющими огоньками. Он даже не был уверен, что это глаза какого-то животного, наблюдающего за ним, ведь они были… полихромными и без зрачков: ярко-розовая середина, окаймленная изумрудным цветом, а между ними прослойка серебристо-прозрачного, добавляющего странное мерцание. Голос разума кричал не трогать, даже не тянуться к этой штуковине, но натура ботаника, желающего познать неизведанное, оказалась сильнее. Кто ж знал, что эта тварь клюется, как ворона? В общем-то, это она и была. Почти. Все, что сохранила Зона от этой, не сказать, что благородной, но все же птицы — это пропорции тела и… клюв. Остальное принадлежало то ли мыши, то ли крысе, в общем, кому-то из семейства мышиных, ну, и самой Хозяйке этой местности. Стремная тварюга, сидящая на ветке и держащаяся за нее всеми своими четырьмя короткими лапками и тонким длинным хвостом, имела цвет мокрого асфальта. Шерстка гладкая, разлинованная несколькими темно-бордовыми полосами, а-ля бурундук. А мордочка… длиннющий бежевый клюв, покрытый серыми разводами, и два огромных полихромных глаза. Мутант раскрыл пасть. — Гоша, — сквозь дикий звон в ушах пробился голос Паши. — Самый проштрафившийся! Не дергайся, ладно? Да, собственно, Петрищев и не пытался. Он с трудом понимал, где находится, а уж понятия о том, что происходит и куда бежать, не имел вовсе. Несколько сложно ориентироваться в пространстве, когда все звуки слышатся как одно целое, заполняя собой абсолютно все вокруг… Переворону-недокрысу (или наоборот, тут не поймешь, кто в кого мутировал) вдруг огрели факелом, опаляя шерстку. В разные стороны посыпались искры, а тварь завизжала, что есть силы, улепетывая куда-то вглубь дерева. — Гош, ты в порядке? — на него большими голубыми глазами смотрела Аня, но он практически не слышал ее слов. — Ты ранен? — указала на тонкие алые струйки на щеках. — Да. Да, вроде да, — догнав, о чем именно его спросили, ответил ботаник, полностью проигнорировав второй вопрос. Не его это, по губам читать. — Леш, — позвала Антонова, — у него кровь. — Че эт было, а? Вот че за херня? — разорялся Горелов, отпинывая комья земли и валяющиеся под ногами древесные коряги. — Что за ебанный день?! — секунда затишья и брошенный на задрота взгляд. — Перепонные барабанки лопнули. — Барабанные перепонки? — А я что сказал? — вскинул голову Леха. — Жить будет, не сцы. Идем, найдем какое-нибудь ровное, спокойное место, упадем там на пару-тройку часов. Хотя, какое в этой дыре может быть спокойное место? Одни уроды вокруг… — его голос затихал за деревьями, отблеск огня отобранного у Анны факела потихоньку удалялся. Переглянувшись, двое отправились следом. Примерно через двести метров от того места, где они встретились со странными тварями, пародирующими ушедшего в небытие друга, обнаружилась полянка. Слишком маленькая для того, чтобы на ней сидела аномалия или разместился более-менее крупный отряд представителей местной природы, но вполне себе пригодная для короткого привала троих путников. На всякий случай, мало ли что, Алексей бросил в центр этого пятачка сухую палку. Та, пролетев немного, с глухим стуком рухнула на землю, оставаясь лежать там. Отлично, пожалуй, тут и отдохнут. Сбросив рюкзак, он воткнул в почву факел, сел рядом. Вдруг наступила какая-то апатия ко всему: не было желания не то, что собирать ветки для костра, думать не хотелось. Просто лечь и сдохнуть, ведь все навалившееся выбило из колеи — Настя, спасательная операция в Зону, Пашка… Леша смотрел на огнь, не видя его. Он не обратил внимания на Аню, свалившей в кучу сухие ветки с намерениями развести костер и разогреть пару консервных банок. Или на Гошу, расстилающего перед будущим костром спальный мешок, чтобы не сидеть на голой земле и не морозить задницу. Перед его голубыми глазами ураганом проносились воспоминания, те самые упоротые моменты подросткового периода его жизни, в которых с Вершининым на пару они творили всякую всячину, попадая в различные ситуации, не всегда заканчивающиеся хорошо, один раз даже в обезьянник умудрились угодить, откуда потом вытаскивали родители Паши. Ох и всыпали им тогда дома по первое число… Теперь этого не будет. Уже никогда. Лучший друг покинул этот мир, земля ему пухом. А во всем виноват он. Он угробил брата не по крови, но по духу. Надо было одному идти в это богом забытое место. Надо было… Отчего-то в памяти всплыл образ странной незнакомки: высокой, чуть полноватой, но умеющей скрывать этот недостаток своей фигуры одеждой, с ярко-синими глазами, темно-русыми волосами, что водопадом спускались до поясницы, и бледной кожей, которая вся, сплошь и рядом, покрыта тонкими извивающимися и соединяющимися в причудливый узор линиями — шрамированием. В ее взгляде было что-то злое, отталкивающее, вызывающее недоверие. Где он мог ее видеть? И словно в ответ в голове вспыхнула яркая картинка, и зазвучали слова, произнесенные мелодичным голосом: — Храбрый мальчишка, — улыбнулась шатенка, обращаясь к Вершинину. — Лидер, настоящий друг, готовый рискнуть жизнью ради него. Или ради нее? — она кивнула в сторону испуганной Ани, замершей за спиной Павла. — Впрочем, неважно. Ты будешь первым, — проговорила, сверкнув своими сапфировыми глазами. Дальше миллиметр за миллиметром все тело друга стало покрываться странной чернотой, похожей на пепел. Она ложилась, как попало, неровно, оставляя волны, прорехи, и больше напоминала высохшую на холсте масляную краску. Шея, скулы, тонкие розовые губы уже стали черными. Дойдя до глаз, расползающаяся по организму дрянь вдруг остановилась, словно давая последнюю возможность моргнуть, запомнить этот мир, а после… вступила на поверхность глазного яблока, затягивая своей грязно-серой, пепельной пеленой лучистые карие глаза. И стоило этому произойти, как наступило затишье, нарушаемое лишь легким потрескиванием, будто сидишь у костра и слышишь тихий хруст пожираемого пламенем дерева. Секунда и стоящий человек осыпался пеплом, а ветер услужливо подхватил его, кружа, унося куда-то вдаль… Этот сон… Сон, после которого еще долго не мог понять, где он и что происходит вокруг. Сон, который быстро стерся из памяти, оставляя после себя лишь неприятный осадок. Сон, который ожил в памяти вновь именно сейчас. Почему? С какой стати?! Закрыв усталые глаза, Леша внезапно осознал одну до одури простую вещь: это было предупреждение, что-то сродни пророчеству от самой госпожи Зоны. Ванга, мать вашу… «Ты будешь первым» — эти слова набатом звучали в мозгу, пульсируя в висках. Он виноват. «Ты будешь первым» — и ведь она не ошиблась, Вершинин действительно стал первым из них. Смутное ощущение тревоги, будто на этом несчастья не закончатся, поселилось в сердце, не давая покоя. Погибнет кто-то еще? Как знать, как знать. В любом случае, он постарается не допустить этого. Аня не раз и не два спрашивала Леху, будет ли он есть, но парень не реагировал. Уставился в одну точку и словно замерз, размышляя о своем. Бросив тщетные попытки, она опустилась на землю рядом с Гошей, шебуршащем палкой в костре, поднимая в воздух снопы искр. Ее немного трясло, но не от холода. Девушка изо всех оставшихся в ней сил старалась не поддаться той лавине чувств, которая вот-вот накроет с головой. Обхватив себя руками, она уставилась на огонь. Язычки пламени танцевали на обугленных деревяшках, пожирая оставшиеся в сохранности участки и поднимая к небу горьковатый, удушающий столб серого дыма. Отсюда, с этой полянки оно было хорошо видно: как обычно черное, со свинцовыми тучами, что грозились в обозримом будущем рухнуть на землю и придавить всех ее обитателей. В вышине мерцали багровые молнии, придавая небесному полотну необычный темно-пурпурный оттенок. Тишина, красота, спокойствие… По щекам невольно потекли слезы, в голову вновь закралась мысль о дурацком, кошмарном сне. Ведь во сне время течет совсем иначе: где в реальном мире пять минут — в мире фантазий и иллюзий могут пройти годы. Поверить в это было куда проще, чем в то, что весь этот ужас происходит на самом деле. Она просто не могла. Да и не хотела верить, всеми правдами и неправдами убеждая себя в этом. Так легче. Легче думать, что вот-вот проснешься в собственной постели и вздохнешь с облегчением от осознания того, что все — вымысел, игра больного, воспаленного воображения. Но стоило оглянуться по сторонам, увидеть собственными глазами уродливую красоту окружающего мира и смертельно-опасных мутантов, желающих сожрать тебя, как подсознание говорило, кричало о том, что все — более чем реально… Из состояния оцепенения вывел шорох. Сперва показалось, что это Гоша все еще орудует палкой в костре, но он уже давно отправил свое орудие гореть. Прислушавшись, она поняла, что звук исходит из ближайших кустов. Подняла голову, замечая выглядывающего из-под большого листа издали похожего на лист лопуха котенка. В вечной зоновской ночи его большие глаза светились странным оранжевым огнем, но сам он, казалось, не внушал опасности. Совсем наоборот — доверие и желание взять на ручки, потискать, приласкать. Он аккуратно, будто боялся чего-то, вышел из своего укрытия, изучающе глядя на людей. Робкий шаг, жалобное мяуканье, чтобы привлечь внимание будущего обеда. Поймав напряженный взгляд Гоши, направленный на него, и отстраненный Леши, он, видимо, решил, что пора звать остальных. Котенок сел, начиная истошно орать, а спустя пару мгновений на полянку, перепрыгивая друг через друга, толкаясь, огрызаясь и завязывая между собой небольшие схватки, вывалилась целая орда маленьких мутантов — штук тридцать, не меньше. У всех поголовно глаза цвета пламени, оскал, не предвещающий ничего хорошего. И кроме как сказать: «Ну, вашу ж мать! Опять?» больше-то и нечего… Первым опомнился Горелов. Вскочив на ноги, выхватил из костра еще не до конца сгоревшую палку. Аня, взвизгнув, подлетела со своего места, забегая за спину Лехи, чтобы, в случае чего, не стать обедом первой. Гоша просто отошел подальше, готовясь рвануть, куда глаза глядят, хоть в самую чащу, только б не сожрали… В безмолвии прошла минута. Люди смотрели на мутантов, те, в свою очередь, на людей. Никто не двигался. Призывом к атаке для мелких чертей послужила с треском рухнувшая где-то в глубине леса ветка. Они быстро сокращали расстояние до небольшого человеческого отряда. Оставалась всего пара десятков метров, когда точно в центр этой зубастой лавины приземлилась горящая палка. Моментально вспыхнула пушистая шерстка тварюг, они запищали, пытались сбить пламя, но было уже слишком поздно. — Чего застыли? — заорал на смотрящих на разворачивающееся действо друзей Алексей. — Валим, валим, валим!..