Жена якудзы

      Холодным осенним вечером небо над Токио было особенно пасмурным. Бросив взгляд на сгущающиеся тяжёлые серо-чёрные тучи, Дайши задумался о чём-то и, поёжившись от холода, свернул в переулок. Можно было, правда, в обход, но путь через неблагополучный район на окраине города был короче, а Дайши очень хотелось домой.       Пробирающий до костей ледяной ветер жалобно стонал в узеньких улочках, сдавливаемый сырыми кирпичными стенами, покрытыми плесенью и сорными травами. Вокруг царили разруха и запустение, на улицах не было ни души, и всё имело печальный и унылый вид.       Было грустно и почему-то неприятно, но Дайши шёл вперёд по разбитому асфальту, освещённому тусклым светом уличного фонаря, одиноко светящего на углу заброшенного дома. Проходя мимо этого дома, мужчина заглянул в разбитое окно. В помещении было довольно темно, но Дайши хорошо разглядел, что в полупустой комнате мебель и многие другие вещи стояли нетронутыми, будто хозяева покинули дом, не имея возможности задуматься о том, чтобы захватить с собой что-нибудь. Только по состоянию комнаты мужчина понял, что весь дом был таким же безжизненным.       Окна были разбиты не в одном доме, и это сильно настораживало. Внутри Дайши росло странное беспокойство, но он внимательно смотрел в окна, не зная зачем.       В некоторых домах всё было сломано, разбросано и перевёрнуто вверх дном, а в некоторых не было практически ничего. Но попадались и дома, в которых ещё кто-то жил. Окна таких домов были заколочены досками, а сквозь небольшие щели между гниющими деревяшками струился тусклый свет, которого, можно сказать, почти что не было. В один момент Дайши показалось, что этого света тут нет вовсе — настолько он был слаб.       Узенькие улицы были пусты, будто жизнь на них давно вымерла, и поэтому Дайши сильно удивился, когда увидел на ступеньках покосившегося дома хныкающего мальчишку в драном тряпье. Мальчонка вздрогнул, поднял глаза, и тусклый свет уличного фонаря осветил лицо, изуродованное безобразным шрамом, проходящим по левой щеке рваной линией. От неожиданности мужчина отшатнулся.       — Дядя, дай денег... Мамка с папкой ушли... Кушать хочется. — ныл мальчишка, смотря на Дайши голодными глазами, в которых стояли слёзы.       От жалости у Дайши сжалось сердце, и он, поспешно вытащив несколько купюр из кармана куртки и впихнув их в трясущиеся костлявые руки мальчика, быстро пошёл оттуда, но расплывчатый образ голодного ребёнка всё стоял перед глазами, не давая мужчине сосредоточиться и наполняя его изнутри противными чувствами.       Воздух становился холоднее и холоднее, а ветер завывал так протяжно, что становилось не по себе. Какое-то странное чувство неоправданной тревоги заполняло Дайши изнутри липкой тягучей массой, не дающей выбраться из своих объятий.       Мужчине показался очень необычным вой ветра. Это не было похоже на то, как обычно воет ветер осенью в узеньких улочках — холодно и мёртво. Ветер выл по-человечески тоскливо, он стонал, плакал. Дайши казалось, что он слышит именно плач. И этот плач был человеческим.       Ветер нёс этот плач откуда-то из глубины улиц, и Дайши пошёл на звук. Он совсем не понимал, зачем это делает, и просто шёл вслед за ветром. Ветер вёл мужчину по улицам неведомо куда.       Дайши уже давно потерял счёт времени. Мужчина только понимал, что уже очень поздно, ведь было темно. Редкие фонари, горевшие где-то на углах улиц, давали мало света, но всё-таки достаточно, чтобы в общих очертаниях разглядеть окружающую обстановку.       Внимательно вглядевшись, мужчина замер. Отвернувшись лицом к кирпичной стене, в нескольких шагах от него стояла девочка. Плач доносился именно отсюда.