Сними маску свою

Солнце нещадно слепило глаза, когда Ки пытался открыть их. А может, виновато в том было вовсе не солнце, а утренний свет, в абсолютно белоснежных стенах казавшийся нестерпимым. Тело было чем-то сковано — это Ки понял при попытке перевернуться на живот. Он никогда не любил спать на спине и никогда на спине не спал. Тот факт, что сейчас он лежит именно на спине, намекал на особые обстоятельства. Ки сделал еще одну попытку продраить глаза. Без помощи рук, которыми он обычно потирал их, совершить это простое действие оказалось вдвое сложнее. Ежеутреннего ритуала не получалось, что действовало на юношу невероятно раздражающим образом. Но путь сквозь слои сонливости был, наконец, проделан, свет растерял эффект выжигающей роговицу яркости, оставаясь, впрочем, все таким же едва терпимым. Ки похлопал заспанными глазами, с удивлением оглядев комнату, в которой нисколько не ожидал оказаться и вряд ли когда вообще выказывал желание оказаться. В узкой комнате этой не было ничего, кроме слепящих белизной стен и кровати, к которой он был прикован кожаными ремнями за руки и ноги. Одно окно, одна дверь с крохотным окошком в ней. Ки попытался закричать, но из губ вылетело жалкое подобие вороньего карканья. Горло саднило так, словно он непрерывно кричал пару часов кряду. Конечности были обездвижены надежно, однако боли он не ощущал. Юноша не без труда приподнял голову и обнаружил на себе белоснежную бесформенную пижаму, отлично вписывавшуюся в интерьер этого безрадостного места. Его голову прострелила жуткая боль, от которой перед глазами вслед за мушками запрыгали солнечные зайчики. Новый крик вышел куда сильнее первого, но все же недостаточно сильным для привлечения внимания. Тем не менее снаружи комнаты послышалась какая-то возня, вслед за чем что-то защелкало. Ки весь подобрался, насколько то позволяло его незавидное положение. Дверь отъехала в сторону, впуская в комнату еще совсем молодого санитара в униформе такой же белоснежной, как пижама Ки. Такой же унылой и вгоняющей в глухую депрессию. — Мы проснулись, — жизнерадостно констатировал он, вкатывая столик на колесиках с кучей медикаментов на нем. — Где я? — прокаркал Ки. — Где? Опять не помнишь? — санитар приспособил столик у стены, подальше от буйного пациента, и принялся выбирать бутыльки. — Опять? — голос Ки начал выравниваться, исчезали провалы. Юноша попытался сесть, позабыв про ремни. — Ты в лечебнице, — сообщил санитар, выбрав, наконец, нужный флакон и набрав из него в шприц нужное количество лекарства. — Как я сюда попал? — Это и нам хотелось бы знать, — в комнату вошел строго одетый мужчина в сопровождении нескольких человек в униформе. Служители закона, тотчас смекнул Ки. Надев колпачок на шприц, санитар оставил его поиться на металлическом подносе, а сам в этот момент подошел к Ки. — Если вы пообещаете вести себя примерно, я сниму ремни, — проинформировал он Ки, ожидая приличествующих случаю уверений. Согласно кивнув, Ки выдал сухое: — Обещаю. После этого бесстрашный медработник принялся выполнять обещанное. Почувствовав настоящую сладость свободы, Ки потер покрасневшее запястье одной руки. — А с вами нужно нежно обращаться, — пошутил санитар, немного напомнив этим Чжонхёна. Как будто тень молодого человека прошлась по комнате и рассеялась в черноте глаз медработника. — Моя кожа не выносит подобных штучек, — подтвердил Ки, спуская ноги на пол. В этот момент санитар напал на него с леденящим кровь воплем, оформленным в какие-то слова, которые юноше не удалось разобрать. Пытаясь отбиться от буйнопомешанного руками, Ки тоже завопил, в свою очередь, взывая к помощи законников, все это время спокойно наблюдавших за процедурой снятия ремней. Парень бил его кулаками по голове, норовя, очевидно, разукрасить его лицо, но все время промазывая. Ки беспорядочно махал руками и ногами, пойманный врасплох, но не перестававший орать как резанный, вторя воплям медработника. Началась настоящая суматоха. Каждый из служителей порядка старался принести пользу в стремлении обездвижить Ки. Но проблема заключалась в том, что обездвиживать нужно было как раз не его. Спустя пять минут юноша обнаружил себя вновь закованным в ремни. Санитар, тщательно причесанные волосы которого растрепались, схватил приготовленный шприц и, спешно подойдя к Ки, сделал ему какую-то болезненную инъекцию, от которой в глазах помутилось и сознание медленно оставило юношу на время. Пришел он в себя уже в полдень. В этот раз солнце действительно слепило глаза, ремни сковывали движения еще сильнее, впиваясь в кожу до боли. Но в комнате он находился не один. По крайней мере, этого придурка здесь нет, облегченно сделал Ки вывод, мельком оглядев присутствующих. — Вечеринка? — едко поинтересовался юноша, явив этим не самое лучшее расположение духа. — Задушевная беседа, если пожелаете, — произнес один из них, взяв на себя роль главаря или действительно будучи главным в этой шайке. — Не пожелаю, — капризно выдал юноша, пожалев, что не имеет возможности сложить руки на груди. Конечности затекли до такой степени, что он их едва ощущал. — Значит, допрос. — Отлично, мне еще утром хотелось допросить вас о том, что здесь, к херам собачьим, творится. Почему напала на меня эта собака, а заковали в ремни в итоге именно меня? — Но на вас никто не нападал. — Как это не нападал! — от возмущения забыв про все на свете, Ки подпрыгнул на кровати и предпринял попытку сесть. — Да любой здравомыслящий человек, увидев, что произошло, подтвердит, что эта гадина попыталась мне глаза выколоть! — Вот мы и берем в расчет слова всех присутствовавших здравомыслящих людей. Вы сами накинулись на него. И действительно попытались пальцами выколоть ему глаза. — Я вам не верю! — выплюнул Ки, тараща на лидера группы круглые глаза. — Думаю, времени ждать нет смысла. Тем более что подтверждение врача получено, — кивнул он кому-то. — Какое подтверждение? — Разрешение на проведение допроса особо опасного преступника прямо здесь. — Особо опасного? — медленно промолвил Ки, растерянно наблюдая, как пара человек вносит в комнатушку аппаратуру и устанавливает ее неподалеку от его кровати. — Будете отрицать свою вину? — Было бы что отрицать, — завелся Ки, мучимый догадками. — Предъявите обвинение, потом будем говорить. — Не будет разговоров, молодой человек, будет допрос. — Допрос, — Ки машинально дернулся, позабыв про ремни, но законник и без того понял, какой жест он собирался сделать. Вместо физического действия юноша махнул рукой мысленно. Готовясь не известно к чему. Перед тем как начать допрос вся куча долго возилась с аппаратурой, щелкая какими-то кнопками. После соответствующего вопроса Ки они назвали все действо «настраиванием». Неподдельное любопытство, которое то и дело юноша проявлял, смутило нескольких, если не большую часть человек, однако «главарь» оставался непреклонен. Всякий раз как Ки открывал рот, он бросал на него прищуренный взгляд, словно говоря: « меня не проведешь». Наконец, вся основная часть работы была сделана, аппаратура настроена и начался сам допрос. Допрос длился долго, по мнению Ки. Задано вопросов было много, но ни на один у него не находилось ответа. Даже на простейший вопрос, касающийся его имени. Имени своего он не помнил, но оно все время вертелось на его языке, словно тень вкуса рождественского пирога летом. Несмотря на все очевидные минусы подобного времяпрепровождения, отыскался и плюс. Сомнительный плюс, но все же плюс: стала проясняться вся ситуация, в которой он каким-то образом оказался. Застрял. — Вас обвиняют в убийстве трех человек, Вы и это будете отрицать? — Как мне отрицать то, в чем я вообще невиновен? — А каннибализм, в котором вы также обвиняетесь? Вот оно снова. За весь сеанс допроса это обычное слово с жутким значением было произнесено столько раз, что Ки бросало то в холод, то в жар в ожидании его нового повторения. Всего лишь кучка букв, выстроенных в ряд, но какой эффект они на него оказывали в итоге! А ведь и Чжонхёна обвиняли когда-то в каннибализме. Больше того — он ответил утвердительно, когда Ки потребовал объяснений. Ки с показным безразличием пожал плечами. — Есть доказательства, — вдруг произнес допрашивавший его мужчина. Юноша тотчас же встрепенулся, обнаружив сию интересную новость. До этого ни слова о ней не было произнесено. — Какие доказательства? — с подозрением вымолвил он, готовясь к худшему. — Целый десяток человек видел вас. — Да ну? — Что вы делали в ночь пятницы на субботу? — Бухал с братьями, знамо дело, — фыркнул Ки. — У вас есть братья? — Есть. — Как их зовут? Ответ едва не слетел с языка Ки, но в дело вступила голова, сбив машинальный ответ. Эти имена очень важных для него людей теперь также вертелись на языке. Но как бы он ни пытался вгрызться в поверхность, выловить их, они все время ловко ускользали из его пальцев. «Главарь» расценил заминку по-своему и сделал какую-то пометку в блокноте. — Я не помню. Мужчина не стал копать в этом направлении и вернулся к самому истоку. — Так что, Вы говорите, делали в ночь с пятницы 23 сентября н-ного года на субботу 24 сентября н-ного года? — Каждый вечер пятницы мы с Чжинки и Тэмином идем в паб и надираемся до таких чертиков, что те зеленеют, — со вздохом пояснил Ки. — Отмечаем окончание рабочего дня. Хотя я единственный, кто остается в трезвой памяти. — Паб. — Паб. — Кто такие Чжинки и Тэмин? — Мои братья, — сварливо ответил Ки. Мужчина сделал еще одну пометку в блокноте, пока юноша переваривал подлянку, устроенную ему памятью. — Вы ходите еще куда-то? — Нет, весь вечер мы сидим только в этом пабе, а затем поднимаемся там же в гостевые комнаты отсыпаться. — Как называется паб? — Райский сад. — В ночь с пятницы 23 сентября н-го года на субботу 24 сентября н-го года случилось то же самое? — Ну да, — рассеянно подтвердил Ки. — Хотя нет, это был мой день рождения. В этот день мне позволяется немножко больше обычного. — Что это означает? — Выпивку покрепче. — И больше ничего? Драки? Походы в публичные дома? — Ничего. Дальше все как обычно. Мы поднялись наверх. — Может быть, вы ошибаетесь? Может быть, вы не поднялись вверх? Может быть, вы спустились вниз? Перед взглядом Ки встала яркая картинка: Беловолосый Чжонхён в цельной рубахе и странных обтягивающих штанах стоит в каком-то очень маленьком помещении, прислонившись спиной к металлической стене и заткнув пальцы рук за карманы экстраузких брюк. Он ослепительно красив и эффектно выглядит, словно Адонис, сошедший с глянцевых обложек здешних журналов. По крайней мере, так кажется Ки, который все еще борется с желанием наброситься на него прямо здесь. Безусловно, Чжонхён чувствует мечущееся в нем желание и не упускает возможности иронично усмехнуться. Мало-помалу робость охватывает Ки, вытесняя все иные ощущения. Поэтому юноша сосредотачивает свое внимание на большой металлической пряжке его ремня, стараясь избежать черного взгляда, неотрывно на него глядящего. Снаружи что-то гудит, и вместе со сладким предвкушением Ки не покидает ощущение движения куда-то. Куда-то вниз. Ки дернулся, и ремни тут же дали знать о своем существовании, впившись в воспаленную кожу так, что юноша не сдержал стона. Боль повысила чувствительность, и даже малейшее движение казалось невыносимым. — И вы поднялись туда одни? — мужчина не проявил ни капли участия к его проблеме. — Нет, Тэмин еще пару девиц прихватил на ночь. Он всегда развлекается, перед тем как отрубиться. — Под «развлекается» вы имеете в виду, что они продолжают выпивать? — Нет, они там ебутся до потери сознания, — разозлился Ки, доведенный до точки абсолютным бездушием допрашивающих. — Мне даже иногда присоединиться к ним хочется. Но Тэмин все время жадничает и закрывает дверь на замок. — В этот раз Вы также пытались присоединиться? Ки задумался. Тэмин, конечно, жадный, и все такое, но он никогда не запирается, будто ожидает, что целая толпа девиц ворвется в разгар действа и узрит самую животрепещущую его часть. Безусловно, ни толпа, ни даже парочка дополнительных девиц в комнату к нему не врываются. Проблема в том, что младший братишка, особенно в пьяном состоянии, вовсе не стесняется шуметь. И всякий раз он доигрывается до того, что в самый разгар действа к нему врывается смотритель. И смотрит. А потом вылетает из «рассадника срама», сверкая пунцовыми щеками. Ки всегда казалось странным упорство смотрителя, прекрасно знающего, куда идет и что он там увидит. А теперь он подозревал, что смотритель как раз за подобными впечатлениями в «комнату разврата» и врывался. Вот так по городу начинали расползаться новые слухи о неприличных похождениях его ненасытного младшего братишки. Кто-то, расхрабрившись, даже книгу комиксов выпустил на основе этих слухов. Ки глазом ее просмотрел, пока Чжинки широко зевал. Тэмин горячо уверял его, что это лишь жалкое подобие того, как дела обстоят в реальности. Ну если это лишь жалкое подобие… Тогда он даже завидует братишке. — Нет, не пытался, — ответил Ки, наконец. Мужчина внес еще одну пометку в блокнот. — А вы знаете, что это такое? – с этими словами мужчина махнул рукой одному из своих подчиненных. Тот тут же передал ему прозрачный пластиковый пакет, в котором находился очень знакомый Ки кулон. — Вы не представились, — вдруг выдал юноша. — Что, извините? — Вы не представились, — повторил Ки, поглядев в черные глаза допрашивающего. — Я представился, но вы, видимо, упустили из внимания эту важную деталь. — И все же, — настоял Ки. — Ким Кибом. К вашим услугам.