Сними маску свою

Догорал остаток свечи, постепенно погружая комнату в тяжелую темень. Сливались с чернотой изящные креслица и столик. И не видны уже становились столь популярные философские измышления художника, вычурной мазней выраженные им на картинах. Устало спрятались за черной вуалью стены, облагороженные темными бархатными обоями. Плавной волной чернота ночи подбиралась к тяжелой кровати, украшенной таким же тяжелым балдахином. На этой кровати, словно хрупкая песчинка на гигантском прибрежном камне, лежал он. Он лежал на боку и задумчиво глядел, как испуганно колеблется лепесток свечи от его дыхания, поймавшего наконец размеренный ритм. Столько всего ускользает от его внимания. Столько воспоминаний прячется в такой же черноте. Он потерялся в этой пустыне, изнемогая от жажды и голода. Беспокойство, овладевшее его телом, его душой, вынуждает его совершать безумные поступки. Поступки, которые, тем не менее, едва ли способна оправдать его тревога. В приступе голода он бросается на первую же подачку, милостиво пожертвованную прохожим. Впрочем, его сравнения излишне трагичны и несколько неуместны. Озвучь он их человеку за спиной, с большой вероятностью получил бы оплеуху. Весьма и весьма болезненную. В этой безжизненной гостиничной комнате он был не один. Не один кожей чувствовал, как вкрадчиво темнота обступает со всех сторон. Не один глядел пристально и задумчиво. Осязаемые взгляды ему приходилось ощущать на себе часто, но не было таких, которые по силе смогли бы сравниться с этим — устремленным в его затылок. Рука вдруг появилась прямо перед его лицом и уперлась в подушку. Нависшее над ним существо вряд ли можно было бы назвать человеком, но с ним спокойствие казалось крепче и непоколебимее, чем с настоящими людьми. Взгляд, изучающий его профиль, жар, все еще источаемый телом, неестественно светлые волосы, пламенеющие во тьме белым солнцем. Все приносило тепло. Ему не хотелось поворачиваться на спину и встречать этой испытующий взгляд, хотя получасом ранее, охваченный чувственным пламенем, он с мольбой заглядывал именно в эти глаза. Что это было? Сожаление? Или… страх? Чего можно бояться под присмотром этого уверенного взгляда? Нос жадно зарылся в его волосы, а тяжелый выдох согрел край уха. И нет уже желания запретить собственным рукам обнять это пылающее жаром существо. Позволить ему вернуть искомое. Дать водовороту воспоминаний разорвать свое мечущееся сознание на части. Ки вздрогнул и, резко открыв глаза, попытался медленно вернуться в мир, атаковавший отовсюду разными звуками и ощущениями. За время сна он скатился по сиденью, практически улегшись на нем. Дождь нетерпеливо настукивал в окошко, стекая беспокойными капельками по стеклу. Водитель молча вел автомобиль, а его подруга, тихо похрапывая, крепко спала на своем сиденье. Новый пассажир сидел рядом с Ки и глядел на него своим немигающим жутким взглядом. Знакомая чернота глаз алчной воронкой засасывала в свою глубь, поэтому Ки застыл, настороженным зверьком ожидая следующего шага хищника. Но Чжонхён все глядел и глядел, точно опасная змея, застывшая перед бесстрашным факиром. На его красивом лице застыла дьявольски неподвижная маска бесстрастности, однако взгляд отсвечивал безумным алым. Завороженный неподвижностью гостя, Ки поначалу не торопился предпринимать какие-либо действия. Однако любопытство не давало покоя, трясло его за плечо. Тогда юноша, так и не дождавшись хотя бы шороха, сам протянул руку — потрогать или развеять мираж. А мираж ожил, двинувшись навстречу его неловким пальцам. Приблизился к нему с чарующей неспешностью и уверенной улыбкой, прогнавшей мертвую неподвижность с лица. Из окровавленного рта к подбородку потекла бордовая струйка и капелькой сорвалась на одежду Ки, пока Чжонхён нависал над застывшим юношей. На белоснежной рубашке медленно расплылось звездчатое пятно. Дрожь предвкушения и ужаса успела сладко пройтись по коже, прежде чем губы Ки накрыл поцелуй, очень яркий и все же оставивший чувство неудовлетворенности. Но то было в порядке вещей: чем яростнее утолял он голод, тем ненасытнее становился последний. Все более и более жадно пил он знакомую металлическую сладость, в любом другом случае вызвавшую отвращение и, как следствие, рвотный рефлекс, но не в случае с Чжонхёном. С этих алчных губ он готов был принимать все, что угодно. «Даже яд», с содроганием подумал юноша, позволяя себе окунуться в согревающий властный запах. Чжину не подавал никаких признаков того, что заметил непотребство, происходящее на заднем сиденье. А Чжонхён тем временем пятерней сгреб рубашку Ки и, подтянув юношу ближе, подмял его под себя. Словно огромная горячая волна накрыла незадачливого купальщика, нежившегося на берегу моря. Ки, обхватив Чжонхёна ногами, тихо мяукнул от удовольствия, вместе с тем внутренне приготовившись к буре. Однако машина катилась размеренно и тихо, дождь по-прежнему тарабанил в стекло, передние кресла окутывало неестественное спокойствие. Настолько неестественное, что Ки даже вынырнул из состояния подтаивающего мороженного. Попытка чуть отстранить от себя главный отвлекающий фактор и прислушаться к окружающему бесславно провалилась: Чжонхён попросту проигнорировал безмолвную просьбу и яростнее прежнего вжал барахтающегося Ки в сиденье, пытаясь при этом стянуть с него одежду. Тогда Ки вскрикнул, грубо отталкивая наседавшего на себя Чжонхёна, и сон развеялся повторно. — Что? — сонно промычал он в лицо тормошившей его Омины. — Вытаскивай свой назад быстро из машины, — сообщила она ему. — Слюней-то напускал, утопиться! — Мой назад, мои слюни, — ворчливо ответил он под фырканье девушки. — Что хочу с ними, то и делаю. Ки вытер слюнявый подбородок и подтянулся на сиденье: за время сна он и впрямь съехал по нему. Никаких кровавых следов со своих губ он, к своему облегчению, не снял. Моргая заспанными глазами, мельком Ки огляделся. Чжину перегнувшись через рычаг управления, копался в бардачке и тихо выругивался. Омина уже стояла снаружи, усиленно вглядываясь в свою дощечку. В нужный город они, судя по всему, доехали. Народ толпами шел по своим делам, не глядя по сторонам, но сосредоточенно нахмурив брови. Все одинаковые лица, все абсолютно не запоминающиеся. Ки вздохнул. В этом мире, среди всех этих людей, он чувствовал себя одним из толпы, он терял свою индивидуальность. На своей родине он выглядел необычно, словно экзотическая птица, неизменно привлекающая к себе взоры всюду, где бы ни оказалась. Здесь же всего лишь за какой-то месяц он по-настоящему оголодал, не получая привычного внимания. Вернее, получая, но совсем не то: внимание старушек несколько отличалось от того внимания, которое ему в действительности требовалось. — У тебя документы-то хоть есть? — поинтересовался Чжину мимоходом. — Нет, — ответил юноша, вспомнив, что и из дома он ушел как раз без оных. Чжину замер и обернул к нему лицо, излучавшее немного злое удивление. Растерявшись при виде внезапной вспышки злобы, Ки предпочел убраться из машины подобру-поздорову. Похоже, самое интересное он проспал. Хотя проспал довольно приятным образом. — Где мы? — привязался он взамен к Омине. — Когда я доберусь до Чжонхёна? — Оппа сказал, что сумеет урвать минуточку, но им вдруг поменяли расписание. — Что еще за опа? — Джонхён-оппа. Короче, ему сейчас не до тебя, — пробормотала девушка, вперив влюбленный взгляд в дощечку. — Как не до меня? Какое еще к черту расписание? — взъерепенился Ки, тем не менее, удержав едва не сорвавшееся с языка: «когда я тут». — Рабочее. — Ты как это определила? По расположению звезд? — не удержался Ки от язвительности. — Нет, он сам мне написал, — пожала плечами Омина. — Что? — подпрыгнул Ки на месте. В этом мире почтальоны работают настолько быстро? — Что? — девушка, наконец, обратила на него внимание. — Потерпи немного, он вечером наверняка опять пойдет по клубам, вот тогда мы тебя к нему и отведем. Или ты сам доберешься? — ехидно прищурилась Омина. Ки пробурчал что-то недовольно и умолк. Узнав об отсутствии документов, Омина немного расстроилась, но тут же воспрянула духом, решив купить себе очередной телефон, а старый одолжить на время своему новому интересному знакомому. Казалось, мало что могло выбить девушку из колеи на долгое время. Пока Омина вдвоем с юношей ходили по пустому магазину в сопровождении свиты консультантов и рассматривали разнообразие выставленных на витринах дощечек, Чжину отвечал на звонок. Не столько отвечал, сколько слушал, что говорил собеседник на том конце провода. Тема разговора, очевидно, носила серьезный характер, поскольку Чжину так ни разу и не улыбнулся. Впрочем, он и без того довольно редко улыбался. Под конец разговора он отыскал глазами Ки и неотрывно глядел на него, стиснув зубы. — Что это за место, где телефоны называют дощечками? — проворчала Омина, когда Ки в очередной раз забросал ее вопросами по поводу невиданных чудес. — Что за странный сленг у вас там сейчас? Я с таким не сталкивалась. — И нормальное место, — разобиделся Ки. Девушка вдруг воровато огляделась и, склонившись к юноше, страшным шепотом полюбопытствовала: — А ты не из Нарнии, случаем? — Какой еще Нарнии? — Может, бабуля волшебный шкаф забацала, а я и не в курсе? — Шкаф? Какой еще шкаф? — сердито насупился юноша. — Так ты не из шкафа? — разочарованно протянула девушка. — Из шкафа? — юноша едва ли не задохнулся от возмущения. — Сама ты из шкафа. Духового. Совсем мозги спеклись. С этими словами он гордо прошествовал к выходу из магазина, сопровождаемый одним непонимающим взглядом, одним взглядом серьезным и одним влюбленным. Ки претило давать растерявшейся девице разъяснения и признаваться, что в школьные годы его часто запирали в огромном старом шкафу, полном пауков, в кромешной тьме, перед которой он испытывал такой необъятный страх, что половину времени валялся в обмороке, а вторую половину сидел, забившись в угол, прислушиваясь к шорохам и составляя планы мести. Ему казался постыдным и глупым тот факт, что от детских страхов он так до конца и не избавился. — Ты реально не в курсах, что такое Нарния? — осторожно спросила его девушка, выйдя из магазина пятью минутами позже с небольшой коробочкой в руках. Ки метнул в нее настолько уничижительный взгляд, что она невольно отшатнулась. — Да ладно! — расширила Омина глаза. Ки отвернулся от нее, безапелляционно скрестив руки на груди. — Ты и про Гарри Поттера не кукареку? Огого! — возбужденно воскликнула она, подпрыгнув на месте. — Я не знала, что наши люди в такие дебри забрались! — Без оскорблений, пожалуйста! Я вообще-то в столице живу! — завопил Ки, поворачиваясь к ней и встречая абсолютно сумасшедший взгляд ученого, встретившего доисторическую неведому букашку. — Одна продавщица в магазине, — Омина ткнула свободной рукой в сторону двери, из которой в данный момент выходил Чжину, — сказала, что узнала тебя. — Узнала? — Ки напрягся. — Ага, и хочет взять автограф. Я же говорила, что мне не мерещится и ты похож на айдола! Но я ей сказала, что ты — не он, а вообще забугорнец. — Премного благодарен, — издевательски отсалютовал Ки. — Куда мы направимся? К Чжонхёну? — Неа, — мотнула головой девушка. — Неа, — передразнил ее крайне раздраженный юноша. Он забрался на заднее сиденье и нахохлился аки попугай из бумажных спектаклей, которые частенько устраивались по выходным в детдоме. Чжину уже заводил двигатель, в то время как Омина возилась с ремнем безопасности. — Держи, — девушка протянула Ки свою дощечку. — И это телефон, а не дощечка. — Хорошо, — с благоговением Ки принял подарок. — Как с ним разговаривать? — С ним не нужно разговаривать, им нужно пользоваться, — проговорил Чжину, выруливая на дорогу и поглядывая во все доступные зеркала разом. Вот ведь самовлюбленный, подумалось юноше. Пока Омина, скрючившись в неудобной позе, пыталась объяснить Ки принцип использования неожиданного приобретения, ко всему прочему абсолютно нового, поскольку свой телефон она все же решила оставить себе, Чжину то и дело бросал нечитаемые взгляды на юношу. Ки недоумевал над причиной столь пристального внимания, однако молчал, ожидая развязки и боясь показаться параноиком. Половину из объяснений Ки так и не сумел осилить, потому что показать наглядно Омина не имела возможности из-за отсутствия какой-то карты. Попытка растолковать все на примере собственного телефона оказалась настолько же безрезультатной. В итоге у Ки разболелась голова, он махнул на все рукой и снова принялся дремать, проглядев обиженный взгляд девушки. Даже во сне ему досаждали непролазные дебри каких-то закорючек, через которые никак не удавалось пробраться. После очередного пробуждения он обнаружил себя одного в автомобиле. Несколько попыток открыть двери позволили убедиться в том, что он заперт. Непогода прекратила буйство, хотя временами дождь все же покапывал, словно никак не мог распрощаться с любимым другом. Капли на стекле смазывали вид на улочку, в которой машина была оставлена. Неожиданное одиночество Ки поначалу решил развеять попытками поговорить с автомобилем, но натолкнувшись на равнодушное молчание, направил весь пыл на старательный поиск злополучного кольца. За этим бесплодным занятием юношу, закусившего от усердия язык, и застала парочка его новых странных знакомых — проводников в новый не менее странный мир. В руках у обоих находилось по несколько шуршащих мешков, до отказа чем-то забитых. Ки с любопытством сунул в шумные мешки нос, когда те были благополучно пристроены рядом с ним на заднем сидении. В каждом он обнаруживал нечто такое, что вызывало недоумение и удваивало любопытство. — Что это? — Это, друг мой, — провозгласила Омина, — еда! — Еда-а-а, — в голосе Ки звучало недоверие, хотя копаться в пакетах, выуживая все новые и новые коробки и кульки неизвестно чего, он не перестал. На некоторых пакетиках он встречал надписи на родном языке, ничего существенного ему, впрочем, не говорившие. В остальном же он сталкивался с непробиваемой стеной из каких-то кружочков и палочек, явными кандидатами в участники кошмаров. Аромат же над кульками вился настолько божественный, что юноша едва успевал сглатывать слюну. Удержать себя в руках при таких ароматах становилось делом чести. Чжину высадил своих пассажиров у какого-то высокого дома, которых здесь имелось в огромном количестве. Высокие и статные, словно исполины в дремучей чаще, они высились всюду и, казалось, глядели на них сверху вниз своими слепыми глазами. Ки ненароком побаивался, как бы они не рухнули на него все разом. В одну из высоток они вдвоем с девушкой и зашли. — Куда мы идем? Я увижу Чжонхёна? — Устроим праздник живота! — воскликнула девушка, хлопнув в ладоши что есть силы. — Потом на встречу с Оппой. Огромная мраморная зала, в которую они зашли, играла роль подъезда, очевидно. Пару раз в подобных местах он бывал вместе с Чжонхёном в далеком прошлом, но даже такой опыт не удержал его от восторженного выдоха. Омина подвела его к одним из дверей в стене, нажала кнопку и вскоре двери шумно разъехались в стороны, скрывшись прямо в стене. К очередному несказанному изумлению юноши, за дверями оказалась ярко освещенная серая коробка. Ки с подозрением и открытым недоверием глядел на щели, в которых покоились двери, даже после того, как девушка на себе проверила их безобидность, смело войдя в освещенное пространство коробки. Он подошел к проему и с тем же недоверием пощупал его пальцами, однако и в этот раз не рискнул зайти внутрь. Омине, не привыкшей к подобному поведению, пришлось заверить колеблющегося юношу в том, что никто его не съест и не раздавит, но чем дольше он будет ловить ворон, тем больше вероятность, что что-нибудь у него да прищемится. Ки забавно дернулся, хотя, набравшись духу, все же зашел, вернее, запрыгнул в коробку — кошачьим боком, осторожно и ловко, шурша пакетами и не спуская глаз со щелей, в которых все еще находились двери. Стоило ему оказаться внутри, как двери с грохотом закрылись, коробка загудела и завибрировала. Страх взметнулся ярким пламенем и вжал завопившего Ки в противоположную от дверей стену. — Что за хрень?! Достоинство, с которым держалась девушка, помогла юноше взять себя в руки. Если какая-то девчонка сумела, то тем более сумеет он. Никуда не денется. Даже если очень захочется: в коробке не обнаружилось ни одного другого выхода, кроме того, через который они ранее, собственно, и зашли. Тут разве что просочиться испуганной подозрительно пованивающей лужицей сквозь щели. Пока коробка делала свое мрачное дело, юноша тревожно разглядывал кнопочки, а также табло, на котором сменяли друг друга красные графические числа. Мина, пришедшая в неописуемый восторг при виде неосведомленности Ки, с пугающим энтузиазмом принялась за его просвещение. За то короткое время, что они вдвоем находились в гудящей коробке, Ки утоп в потоке информации и из коробки вывалился с видимым облегчением, совершенно позабыв про кусачие двери. И тут же поспешил отойти от активной девушки как можно дальше. Праздник живота удался на славу. Ки не успевал распробовать одно блюдо, как ему в рот нетерпеливо пытались втолкнуть другое. К своему удивлению, юноша обнаружил, что еда ему нравится. Но причина заключалась, скорее всего, в том, что приготовлена она была не самой девушкой, а каким-нибудь ресторанным поваром. Еда хранилась в красочных коробках, ждавших своего звездного часа в шуршащих кульках, занесенных Ки в апартаменты девушки. В необыкновенные апартаменты, отметил про себя юноша, уже строя планы о том, с какой тщательностью он займется изучением содержимого квартиры. По сравнению с ней домик бабули казался скромненьким чуланом в замке. — Кстати, а как ты познакомился с оппой? Ты поклонник Шайни? — А? Что еще за чайник? — пробормотал Ки, повернувшись к девушке спиной и разглядывая фотографию Чжонхёна на экране ее же телефона, который она чуть ранее юноше довольно протянула. Ки не мог похвастаться обладанием хотя бы одной фотографии Чжонхёна, а у девушки их оказалась прорва. Настолько огромная прорва, что она грозилась плавно перетечь в бесконечность. — Они когда-нибудь закончатся? — проворчал юноша, устав водить по телефону пальцем, перелистывая весьма однообразные фотографии. — Что? — прочмокала Омина, одним глазом посматривая в телефон через его плечо. — А-а, интернет параллелепипедально бесконечен, так что вряд ли, — пожала она плечами, зачмокав пуще прежнего. — Что-о? — челюсть Ки поспешила отвиснуть, просев под изумлением юноши, словно весы — под грузиком. — Хочешь, видео включу, раз ты не фанюк? — предложила девушка, выхватывая телефон у него из рук. — Какой еще фанюк? — начал кипятиться Ки, справедливо заподозрив в незнакомом слове намек на оскорбление. Однако весь разгорающийся гнев рассеялся, когда она сунула ему под нос экран телефона. По экрану довольно резво скакал… Ким Кибом, одетый как переживший апокалипсис попугай, вдобавок ко всему напяливший на голову какую-то мочалку. — Я думала, оценишь, — заметно разочаровалась девушка, не обнаружив на застывшем лице Ки ни намека на какие-нибудь эмоции. Одновременно с этим мысли в голове Ки крутились очень медленно, с трудом преодолевая изумление и недоверие. Что же это? Он в этом мире лишний, получается?