Сними маску свою

Ему нравилась ночь. И не потому, что он какая-нибудь сова, а не жаворонок, как выражаются о полуночниках люди, а потому, что ночью он стоял на сцене. Именно в это время он жил по-настоящему, ради него он готов был терпеть скуку будних дней. Под взглядами сотен глаз он проживал чужие жизни, отчаянно надеясь, что однажды найдет в них свою. Это время дарило совершенно ненужное ему восхищение, омывающее всю сцену, точно прибой — прибрежные камни. Это время, когда он, сам того не желая, владел умами, играл с мыслями и воплощал фантазии в жизнь. Жившее в нем волшебство, днем прятавшееся под тяжелой хламидой от яркого солнца, именно под кровом сумерек сбрасывало с себя одежды, ненамеренно ослепляя своим великолепием доверчивые глаза. День со всем своим искрящимся светом и нежными жителями, теплом и мягкостью уничтожал всякую магию. Он был уверен в этом. Как и в том, что день при всех своих достоинствах не в состоянии заменить чарующую ночную прохладу, мимолетным взмахом прозрачных крыльев ласкающую кожу, разгоряченную многочасовым спектаклем. Ночь несла с собой вкус бессмысленных побед. Его сценических побед. Сегодняшняя ночь казалась ему особенной. Разлитая в воздухе свежесть опьяняла его, а он в свою очередь мягкими движениями переносил свое состояние на других, чутко ловящих каждое движение актеров, каждое их слово. Сегодня он был в особом ударе. По большей части и потому, что перед спектаклем умудрился разругаться со старшим братом, прославившимся своим тяжелым характером и непримиримым отношением ко всему, что не соответствовало его взглядам. Назло ему сегодняшним вечером он впервые за все время своей работы в театре посетил вечеринку, устроенную в честь окончания сезона. Этот его поступок оказался весьма неожиданным, как и то, что появился юноша на вечере не в сопровождении братьев, обычно как тень следующих за ним всюду. Он вступил в большую залу решительно, умело пряча свою неуверенность за гордо вскинутым подбородком и вызывающим взглядом. Когда волна удивления улеглась и присутствующие вернулись к своим беседам, искоса кидая на него взгляды, к нему подошел один из ведущих актеров. — Удивил так удивил. Он безразлично пожал плечами, внутренне сетуя на появившийся в нем вдруг дух противоречия. Чжинки был прав в отношении этих вечеринок: они всегда навевали на него скуку и ничего более не приносили. Однако надоедливый менторский тон старшего брата понемногу начинал раздражать его так же, как и младшего братишку. Поэтому в тот момент, когда Чжинки резко отверг сделанное ему приглашение, юноша тут же воспротивился и предложение это принял. — Чем вы занимаетесь на этих сборищах? — поинтересовался он у своего коллеги, следуя недавно приобретенной привычке. В последнее время его не оставляло неясное беспокойство, вынуждающее все время двигаться, делать что-то, а не сидеть на месте, сложа руки. Братья тревожились при виде этой активности, сменившей привычную апатичность юноши. Он же не мог с собой ничего поделать, то и дело по вечерам меря гостиную беспокойными шагами, словно в ожидании чего-то. Он явился на это событие, но вопреки всему в этот раз скучать в стороне не намеревался. — За сборища отдельное тебе спасибо, — язвительно проговорил парень, на что получил очередное равнодушное пожатие плечами. — Ну, можно поискать какого-нибудь спонсора. Наш реквизит, знаешь, не казенный. А бюджета не хватает все время. Очередное пожатие плечами. Спонсор, так спонсор, он вполне может развести кого-нибудь из присутствующих на деньги для театра. В конце концов, он актер. Юноша направился к первой же попавшейся на глаза паре. Мужчина и… мужчина. В том смысле, что один из них, невысокий и светловолосый, стоявший к нему спиной, хоть и выглядел молодо, но держался так, словно за его плечами стояла мудрость веков. Второй же, зеленоглазый блондин, высокий и симпатичный, несколько тушевался, хотя по сторонам поглядывал с явным интересом в глазах. Подойдя к ним, юноша завел бессмысленный, на свой взгляд, разговор о спектакле. Начать разговор с чего-то стоило, хотя ему вовсе не хотелось вызнавать мнение этих двоих. Он и без того был полностью уверен, что вынесет на своих плечах любой сценарий, даже самый захудалый. — Очень самоуверенно, — прокомментировал тот из мужчин, что был пониже, когда он походя озвучил эту мысль. — Впрочем, Ваша самоуверенность, безусловно, имеет под собой весьма твердую почву. Зеленоглазый блондин тихо фыркнул и тут же отпил из своего бокала, стараясь прикрыть собственную невежливость. Вблизи он не выглядел взросло, скорее подростком, в считанные секунды вымахавшим на несколько десятков сантиметров — благодаря хорошей наследственности, кроме всего прочего подарившей ему пшеничные волосы и изумрудно-зеленые глаза. Второй мужчина тоже имел светлые волосы, но цвет являлся результатом трудов парикмахеров: платиновый белый, не имеющий ничего общего с сединой. Этот цвет оттенял глаза, превращая их из темно-карих в абсолютно черные. И в данный момент эти тяжелые глаза глядели на него изучающе и несколько выжидающе, чуть смущая его своим неподдельным вниманием. С какой-то стати юноша питал абсолютную уверенность, что подобное внимание уделялось далеко не каждому, посему робость его перед этим человеком только возрастала. Директор театра, присоединившийся к их пустой беседе, через какое-то время увел его к какому-то скучному, но влиятельному человеку. Тем не менее, юноша все время чувствовал на себе пристальный взгляд, хотя каждый раз отыскав глазами двоих спутников, заставал их поглощенными своей светской беседой. Он порасспрашивал своих знакомых мимоходом и не узнал об этом человеке ничего, за исключением того, что тот прибыл в этот город накануне — скорее всего, ради возможности посетить последний в сезоне спектакль. Это не вызывало каких-либо сомнений. Многие, наслышанные о таланте одного из главных актеров театра, съезжались со всей страны поглядеть на прославленную волшебную игру. Однако любопытство юноши таинственностью этих гостей наоборот было только подогрето. Внутри тревожной волной поднималось что-то, какое-то воспоминание не давало ему покоя, но поймать его юноша не успевал благодаря разбегающимся мыслям. Не замечая того, он выпил несколько бокалов, чего не делал прежде. Душевное расстройство после ссоры с братом и необычный интерес, который вызвал в нем этот человек с черными глазами, вновь потянул юношу в сторону нового знакомого, на сей раз наблюдавшего за залой, одиноко стоя в укромном уголке у окна. — Извините, может быть, мы были с Вами ранее знакомы? — бросился он с головой в омут. — А должны были? — молодой человек, казалось, изумился его вопросу. В немалое изумление приводило его и состояние юноши, находившегося на взводе и даже не скрывавшего этого. — Вы мне кажетесь знакомым, я как будто Вам что-то задолжал и исчез из Вашей жизни, не вернув долг, — нервно пояснил юноша, вновь встречая взгляд смеющихся глаз. Его взвинченность достигла, наконец, своего предела. — А Вы имеете привычку забывать про собственные долги? Весьма дурная привычка, — лукаво улыбнулся собеседник, отпивая из своего бокала. — Нет, — смешался юноша, приходя понемногу в себя. — Это вовсе не привычка, — он потерянно заозирался по сторонам, забыв, что поддержка в виде вездесущих братьев на этот раз к нему не поспешит на выручку. — Но в моей жизни действительно есть моменты, на которые мне хотелось бы пролить немного света, поскольку в памяти они не остались, — сообщил он, прикусив изнутри щеку и неловко поглядев куда-то в зал. — Потеря памяти? В таком молодом возрасте… — человек склонил насмешливо голову набок, вглядываясь в беспокойные карие глаза. — Очень печально. Сочувствую Вам. Юноша перевел на него взгляд с явным намерением закончить начатый им же разговор. — Да, — закивал он, но не успел произнести спасительную фразу о том, что его-де ждут, как собеседник пояснил причину оказанного ему ранее внимания: — Вы мне напомнили одного человека, — улыбнулся он в очередной раз, неотрывно следя за реакцией на красивом лице напротив. — Надеюсь, хорошего, — юноша ответил кривой улыбкой на неподдельный интерес в его глазах. — Могу заверить, прямо-таки очень хорошего, — улыбка стала шире, вторя неожиданно появившемуся блеску во взгляде. — Я рад, что… рад, что напоминаю Вам о хороших людях... Это лучше, чем напоминать о плохих, — неуклюже закончил юноша, окончательно растерявшись. — Согласен. — Где… где этот человек сейчас? — Он ушел из жизни, — последовал спокойный ответ. — Ради меня, — добавил молодой человек через какое-то время, будто стремясь как можно сильнее огорошить собеседника. Чего ему, впрочем, удалось добиться. — Прошу прощения, я не хотел… — пробормотал юноша. — Все в порядке, — отмахнулся собеседник. — Держать в себе подобные вещи — вредно, но и надоедать ими окружающим — не очень хорошо. В какой-то мере мне даже повезло, ведь мне посчастливилось излить тревогу такому человеку, как Вы. — Вы о том, что я на него похож? — непонимающе поинтересовался юноша. — Вовсе нет. Я о том, что с Вами стремится поболтать большая часть сей залы, а Вы тратите время на меня. Ваши поклонники и поклонницы возмущены, я краду Вас у них, — не без насмешки было дано простое объяснение. — Ну, я бы не сказал, что трачу, я же Вам, получается, помогаю. — Получается, что так. — А Ваш спутник? Он знает об этом, об этой проблеме? — Он, судя по всему, устал выслушивать мои излияния, — иронично признался молодой человек. — Поэтому я стараюсь не мучить его сверх его возможностей. Повисла тишина, неловкая — для юноши, его собеседник же чувствовал себя, похоже, весьма комфортно в ней. — Чем мы похожи? — не выдержал Ки, желая уйти и в то же время не находя сил сделать это. Что-то в этом человеке притягивало его, как муху мед, и отталкивало одновременно, упорно настаивая на том, что мед ядовит. Что-то вынуждало его расспрашивать о незнакомом человеке такого же незнакомого человека. — Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос, ведь Вас я не знаю. Я знал только его. — И каким был он? — Импульсивным, на свое счастье и несчастье. При всей своей самоуверенности и апломбе Вы кажетесь неуверенным и потерянным, как только что родившийся котенок. Юноша вздрогнул. — Я ведь могу и притворяться, недаром я театральный актер, — несколько обиженно возразил он. — Согласитесь, что в этом смысле театр и жизнь имеют мало точек соприкосновения, — пожал плечами его собеседник. — Не всякий театральный актер настолько умел, чтобы правдоподобно играть в настоящую жизнь. — Но он умел. — Умел? Наверное, — подтвердил молодой человек, вновь для пущего эффекта добавив через мгновение: — В какой-то степени. — Я тоже могу уметь, — многозначительно протянул юноша в тоне, абсолютно для себя не характерном. — Правда? — изумленно приподнял брови собеседник. — Прошу простить меня, — он поклонился и с излишней спешкой направился к официанту, разносящему напитки. — Ничего страшного, — молодой человек проводил его все с той же широкой улыбкой и сделал очередной глоток из своего бокала, продолжив наблюдать за окружающими и нисколько не озадачившись резким отступлением. Ки схватил с подноса стакан и сделал из него громкий глоток. — Бога ради, почему из всех людей именно он? — спросил у него один из главных актеров, наблюдая за тем, как всегда утонченный и воспитанный юноша грубо срыгивает и вытирает рот рукавом. — А почему бы и нет? — не глядя, дается ему ответ, и Ки делает второй заход, направляясь к своему прежнему собеседнику. — Правда, — сообщил он, подойдя к человеку, задумчиво покручивающему стакан за тонкую ножку. Опомнившись, тот обратил на него свой взор, и на его губы легла прежняя знающая улыбка. — Я в Вас не сомневался. — Что Вы здесь делаете? Вы здесь неспроста! — в обвиняющем тоне прошептал юноша. В этот момент он со всей расплывающейся ясностью осознал, что последний опрокинутый в себя бокал оказался все же лишним. Водоворот красок перед глазами вывел его из строя на момент, после чего он со шлепком прикрыл ладонью свой рот и испуганно выпучил глаза. Явно лишний бокал. — Вы так думаете? — усмешка собеседника привела его в чувство. — И все эти разговоры про похожесть тоже неспроста! — продолжил юноша с прежним пылом, едва тревожная волна в желудке улеглась. Стоящие неподалеку удивленно и заинтересованно поглядывали на них, но ему не было дела до пересудов, которые грозились зазвучать позже в стенах богато украшенных гостиных или аскетично обставленных кабинетов. Его вдруг невероятно раздражала снисходительность собеседника — почти с той же силой, с какой его выводила из себя привычка старшего брата поучать младших. — В чем Вы меня обвиняете? — поинтересовался молодой человек тем временем, явно забавляясь. — Продолжение разговору о похожести дали Вы сами. — А Вы его поддержали! — Поддержал. — Ага! — воскликнул юноша, вновь приковывая к себе внимание. — Как же иначе мне надлежало поступить? Глаза знакомых изумленно расширялись при виде непривычного возбуждения на его лице, чаще всего выражающем скуку. Только во время спектаклей на этом лице появлялись какие-либо эмоции, естественно, соответствующие сценарию. Коллегам по цеху нечасто приходилось встречаться с юношей вне репетиций и выступлений, но в те редкие моменты он производил впечатление человека, глубоко безразличного и к жизни, и к людям. Очевидно, слухам предстояло обрести жизнь не только в стенах домов преданных поклонников, но также в гримерных театра, может быть, еще в гардеробной или уборных. Да мало ли мест в театре, мало ли укромных темных уголков — рассадников всяческих сплетен. Жизнь в этом городке имела достаточно однообразный характер, чтобы всякое из ряда вон выходящее событие, даже настолько мелкого пошиба, уже расценивалось как нечто скандальное. Кроме того, подобное выражение на всего лишь симпатичном лице юноши делало его по-настоящему красивым. Возможно, немалую роль в том играл алкоголь, не только развязавший язык, но и открывший в душе замочек, стоявший на страже истинных чувств. — Вы знаете! — не унимался он. — Что, могу поинтересоваться? Любопытство и насмешливо приподнятые брови, а также эхо перешептываний за спиной вынудили юношу понизить голос до яростного шепота: — Вы знаете, кто я! — И кто же? — Я… это я! — выдал он, наконец, все с тем же жаром. — Не посмею спорить со столь точным утверждением. А я — это, несомненно, я. — Прошу извинить меня, — вклинился в их разговор светловолосый парень. — Нам нужно идти, — обратил он взгляд зеленых глаз на собеседника юноши, затем с неясным выражением перевел его на самого юношу, отчего тот недовольно нахмурился. — Действительно, — кивнул молодой человек. — Ты прав. Вынужден Вас покинуть, — сообщил он без малейшего намека на сожаление. — Но… — слабо возразил юноша. — Если эти вопросы будут беспокоить Вас и завтрашним утром, можете навестить нас в отеле. — Вы знаете, кто я! — с упрямым возмущением повторил он. — Знаю, — улыбнулся молодой человек и отправился вслед за своим спутником. Юноша возмущенно глядел на его спину, не в состоянии до конца переварить последнее признание, но уже готовый воспользоваться брошенным вскользь приглашением. В кои-то веки лед тронулся.