Злодей умер первым

Джонни подставлял теплым струям спину и морщился. Несколько месяцев у него все же было. Осмотреться, придумать хороший план, повеселиться, доказать. И несколько минут, чтобы закончить водные процедуры, прежде чем корпус наполнится бешеными псами. Фанклуб. Нужен фанклуб. Музыканту требуется фанат. Можно расклеить объявления. Джонни осторожно повернулся и зашипел от боли, когда вода попала на ссадины. Я хочу сэкономить ваше время, но у меня только одна просьба. Я хочу в Рентонвиль, сказал он судье. Когда Чак все понял, он вопил как голодный младенец. – Да, ты не поступил бы так, я знаю, – сказал ему Джон. – Человек загремел в инвалидное кресло, ты, сумасшедший пидрила! – Как думаешь, откуда появилось слово «пидор»? Педик? Так называли охапку хвороста в средние века. Когда сжигали ведьм, их привязывали к столбу. Когда сжигали геев, их бросали в яму с хворостом. Потому что даже столб нужно заслужить. Чак качал головой. – Ты представляешь, какого это: знать, что все твои желания осуществлятся, но нужно только подождать? Набраться терпения. Я боюсь, что под конец начну задумываться, так ли сильно я этого хочу. Это тяжело. Начинаешь придумывать новые задачи, усложнять. Строить планы. Это мой последний шанс, сказал Джон. Мой рыцарь оказался приспешником дракона. Ты должен что-то сделать, или просто иди и сдохни. В общей комнате роились пчелы, они гудели и мешали рассмотреть людей. Джонни потер лоб, выхватил взглядом нужный столик и пошел к нему, лавируя между остальными. Ноги подгибались. Заключенные уделили ему немного своего драгоценного внимания. Пошлые высказывания, гнусные смешки. Растянутые в оскале губы. Джонни было все равно, он нашел. Наконец-то. Психолог была права, мысль о том, что он ошибся, все выдумал, действительно ужасала. Но теперь все в порядке. – Ты думаешь обо мне, петушок? – выкрикнул старик, который встретил его на «подиуме» без штанов. – Можно к вам? Трое за столом оторвались от раздачи карт и уставились на Джона. – Заключенному нельзя отказывать, он может расстроиться и повеситься, – напомнил Джон. Фрэд Голова хмыкнул и отодвинул свободный стул. Арчи опустил глаза на свои карты. Тот самый седой мужик с волосами, забранными в хвост то ли сорока, то ли шестидесяти лет снова показал ему свои зубы, раздвинув губы в неприятной ухмылке. Остальные заключенные сразу же потеряли к Джонни всякий интерес. Теперь они смотрели на Арчи. Особенно внимательно – господин татуированный. – Дядюшка.– Джон кивнул Арчи, устраиваясь рядом. – Ты еще не сгнил здесь? О, Фрэд! Раз видеть еще одну знакомую рожу. На меня раскинете? – Видел, как ты дрался, – сказал седой.– Грустное было зрелище. Знаешь тюремный парадокс? Больше всех нарываются слабаки. Потому что им лень бороться каждый день. Они спешат обзавестись репутацией как можно быстрее, чтобы их не трогали. Репутацией полнейших психов. Все об этом знают. Это давно уже не работает. – Ты бы представился, мудрейший. – Джон побарабанил пальцами по столу. – Хаунд. – Странно. Охотник? – Старший менеджер по продажам. – То ли метафора, то ли правда. – А ты Джонни Фунт, не самая раскрученная рок-звезда Альбиона. – Имидж заключенного пойдет мне на пользу. – Может быть, – согласился седой с задумчивым видом. Словно будущее Джона действительно его интересовало. – Еще б ты не видел, если память мне не изменяет, ты именно тот, кто собирал все ставки. Хаунд кивнул, мол, было дело. – А тебя там не было. Дядя. Арчи скривился, сделал ставку горстью сигарет. Выглядел он хреново. Волосы зализаны назад, под глазами синяки, лицо осунулось, а кожа блестела. На подбородке – тонкий след пореза. Пальцы нервно пересчитали ставку. – Это у тебя традиция, да? Не ходить на мои выступления? – мягко спросил Джон. – Либо играй, либо проваливай, – процедил Арчи сквозь зубы. Он быстро огляделся. Люди Аркрайта не сводили с него глаз. Джон развел руками. – Я беден, как церковная мышь. – Дам в долг, – подсуетился Хаунд. За что был смерен уничижительным взглядом. – Расслабься, Арч. Малец хочет развлечься. Даже не взглянув на карты, Джон ответил и поднял ставку еще на четыре сигареты. – Что, даже не будешь ругать меня? Немного старых добрых нотаций? Немного жесткого потертого ремня? Фрэд поджал губы, пытаясь скрыть усмешку. Сделал свою ставку. Теперь все смотрели на Арчи. Он отложил карты, поднялся. – Я пас. И направился к выходу. Джон тоже вскочил на ноги, но рука Хаунда цепко схватила его за локоть. – Куда? Ты должен доиграть. Зря я что ли расщедрился? – В какой он камере? – смирившись, спросил Джон. – В моей. Кстати, ты ведь не веришь в то, что сосед по камере – это твой наставник и проводник в этом мрачном и жестоком тюремном мире? Я имею в виду твоего соседа, я-то еще не самый плохой вариант. – Не вчера родился. И почему все хотят дать мне парочку советов? – А ты мне нравишься. Ты похож на волчонка. Знаешь, что можно убедить волка в дружелюбности намерений, но никогда – в безопасности ситуации? Это удивительный зверь. Не огрызайся. Он заботится о тебе. Заплатил мне, чтобы я приглядывал за тобой. Вот я остановил вчерашнее шоу. Вовремя. Или ты думаешь, что тебе просто повезло? Здесь у тебя есть либо покровитель, либо ты чья-то девочка. – Я что-то среднее. И у тебя хреново вышло за мной приглядывать. Фрэд простонал и тоже поднялся. – Если я захочу драм, я пойду смотреть ящик. Хаунд помахал ему рукой. – А я должен был это знать? Что он все же снизошел до своего внимания к моей скромной персоне? – Джон откинулся на спинку стула, обвел помещение пустым взглядом. – Не совсем, – безразлично отозвался Хаунд. – Я импровизирую. Мне кажется, ты принадлежишь к категории людей, которым лучше знать, что за ними следят. Так будет интереснее. – Передай дядюшке, что я предпочитаю говорить лично, а не обмениваться записками через шестерок. У нас в школе была эта глупая игра с записками на день Святого Валентина. Мои послания всегда доставлялись не по адресу. Обычно – к директору. Потом тот вызывал психолога, и все они укоризненно качали головами. Хаунд пожал плечами. – Я не шестерка, парень. Грубо говоря, я тот, кто дал твоему другу работу. – Что, еще один босс? – притворно ужаснулся Джон. – Вот же гадство! Хотя этого следовало ожидать. Некоторым просто необходим тот, кто держит поводок. Хаунд рассмеялся, на редкость заразительно и искренне. Джон, считавший, что веселость в дерьмовых ситуациях – его прерогатива, нахмурился. – Не похож ты на главаря. – Ну да. С этим не поспоришь. Ты присмотрись к местным хорошенько. Ирландцы, шотландцы, мусульмане, азиаты, но особенное внимание, конечно, нашим. Громила, что так усердствовал, обрабатывая тебя, Рик, пашет на большого босса, и с последним ты ссориться не захочешь. Или захочешь, судя по твоим глазам, но я не советую. И опять же, судя по твоим глазам, плевал ты на мои советы. Хаунд улыбнулся, сверкая острыми зубами. – Тебе, наверное, было обидно. Первый день, и никого, кто бы прибежал читать нотации. – Нет, ты все-таки хочешь напроситься со мной в душ, – обреченно констатировал Джонни. – Так я и знал. Старый извращенец. Хаунд раскрыл свои карты. Он выиграл. – Что ты сделал этому пацану? – спросил Фрэд. – Попытался его воспитать, – отозвался Арчи, разглядывая шахматную доску. – Пес волку не воспитатель. – Следи за языком. – Я удивляюсь тебе, Арчи. Такой организованный, внимательный, а все перепутал. Он не Ленни своим врагом считает, а тебя. Семья – это важно. Самое важное, что есть для волчонка. – Ему всегда нравились всякие мерзости, – подумав немного, сказал Арчи. – Однажды, еще пацаном, он начал собирать коллекцию. Мертвая крыса была только началом. Наверное, я венец этой коллекции. Фрэд покачал головой. Казалось, Арчи говорит сам с собой. За решеткой такое поведение было обычным делом. – У тебя мания величия, Арч. Я тут подумал: все это до ужаса дико. Арчи уставился на него немигающим взглядом. – Действительно, – сказал он. – Я про то, что мы тут сидим, играем, треплемся за жизнь, тепло так, по-семейному. Вот и еще один прибыл. Арчи фыркнул. Объявил шах. Фрэд сходил пешкой, защищаясь. – А потом на свободе, – продолжил он, – будем вновь играть уже в другие игры. Будто и не было этих дней. Неловко как-то. Арчи сделал ход и снова объявил шах. – Но только не тебе, – закончил Фрэд. – Скучная партия. – Я выебу их до смерти! До смерти! И мамашу твою. И детей! – кричали снаружи. – Опять беснуются, – заметил Фрэд, расставляя фигуры на исходные позиции. – Никогда не надоест. Арчи поднялся, прошел к выходу из камеры, подошел к перилам и посмотрел вниз на первый уровень. Фрэд бесшумно возник рядом. – Бедные ребята, – сказал он. – Никчемные идиоты, – парировал Арчи. – А мы? – А мы найдем Крысу и засунем ей в глотку наши кулаки. *** В чужой квартире пахло чем-то приторно-цветочным. Плакаты Боба Моулда и Клэш соседствовали с фотографиями Миноуг-старшей и Монро. Между холодильником и круглым низким столом покоился древний лишенный струн «хондо», украшенный наклейками. Бритый размалеванный старик. Темные миски с россыпью конфет и пластиковые стаканчики украшали подвесные полки. – К тебе там какой-то страшный мафиози приперся. – Жаклин, чья-то девка, разглядывала Джонни с нескрываемым любопытством. Боуи, растянутый на ее груди, взирал надменно и понимающе. Да, ухмыльнулся Джон, у меня есть и такие знакомые. Арчи стоял на пороге, собранный, застывший, прямой, как палка. – Ты не пришел на выступление. – Не пришел, – согласился Арчи. Парень кивнул, расплылся в улыбке. – Ты бы видел меня! Я был великолепен, чертовки охуителен! Боже, им понравилось. Им понравились мои песни, это успех, мать его за ногу. Блядь, я сейчас улечу! – Он так активно жестикулировал, что чуть не расплескал пиво. – Поехали, – сказал Арчи. Джон осекся, взгляд Арчи ему не понравился, больной, напряженный. Выглядел его «дядя» на редкость отвратно. Словно его оглушили, словно Ленни его уволил. – Куда? – рассмеялся Джонни. – Это же вечеринка в честь Фунтолизов. И она только началась. Словно в подтверждение его слов из глубины квартиры раздался взрыв хохота, кто-то заиграл на гитаре. Разве ты не понимаешь, это мой триумф? Я не могу оставить своих фанатов. Лишить себя гребанного праздника. – Ко мне. Джонни отошел и вернулся уже без бутылки и с курткой. – Поехали, – согласился он. Джонни хотел спросить, что случилось, но он не мог себе этого позволить. Чак выхватил в дыму их исчезающие силуэты и покачал головой. Праздновать сегодня придется без Джонни. Выступления в других городах – какая приятная перспектива. Какое красивое будущее. Люди в студии звукозаписи, жесткий ритм, четкая связь, ярость композиций, круг света, дешевая водка, чужие руки. Джон чувствовал соль на губах. Болели ссадины и синяки, поставленные в далеком прошлом, когда он выл и бросался на стены. – У меня получилось, Арч. Сотни раз перепетый Ник Кейв и его Окровавленная Правая Рука. Подушечки пальцев, потерявшие чувствительность. Обкусанные ногти и пропитанные потом футболки. Ехали они молча. Джонни наслаждался контактным кайфом. Кружилась голова, он не знал, куда деть свои руки, внезапно забыл, как сидят, как говорят, как нужно дышать, чтобы прийти в себя. Под утро, когда Арчи курил в открытую балконную дверь, разглядывая холодный город, Джонни вспомнил. Ноги держали его гораздо лучше, даже несмотря на то, что сил шевелиться уже не было – Арчи выебал из него всю любовь к жестикуляции и громким словам – мыслил он на порядок яснее. – Сдай Ленни, – предложил он. Замер рядом с мужчиной, завернутый в простыню, жадно глотающий свежий воздух. – Это будет сделкой века. Сдай его, и тебе сократят срок. Арчи не нужно было отвечать, его мнение и так было очевидно. – Мать ушла. Как могла, так и ушла, – продолжил Джонни, теперь он торопился объяснить свою мысль, – и я свалил. Только ты остался. И знаешь, за все эти годы, то есть... – Он сглотнул, поднял голову и твердо закончил. – Ты давно уже вернул ему долг. – Ты об этом пишешь песни? Это и есть твоя позиция: одни ошибки исправлять другими? Иди к черту, Джон. – Нет, ты знаешь, я вдруг понял, что врал саму себе. Джон зашагал по спальне, бездумно прикасаясь к вещам, трогая кончиками пальцев обивку мебели, стопки бумаг, ряд пустых стеклянных ваз, сброшенный на спинку стула пиджак. – Мне не понравилось. Нас так хорошо приняли, и это было круто, но вряд ли это то, что я по-настоящему хотел. Мне следует слить второе выступление. Блевануть со сцены, споткнуться, выйти такие пьяным или обдолбанным, что забыть все тексты. Спеть детскую песенку, обоссаться, что-нибудь такое. Это и будет правдой. Тут главное не перестараться. Не хочу терять контракт. Джонни закрывал глаза и видел, как Арчи выходит из тюрьмы. Еще более закрытый, ненависть кипит в нем, но лицо пустое. Он будет презирать слабых, он обновит все системы и будет жить по четкому алгоритму. Он плюнет Джону в лицо, за то, что тот так погано распорядился своей свободой, слил свою жизнь в толчок, прокурил свою молодость, простился с идеалами. Ничего не будет после. Ленни снова даст ему работу и цель. Джонни растворится в пустоте. – Да, я думаю слить все это. Не хочу, чтобы ты мной гордился. Не хочу, чтобы мной гордился трус. – Не все вертится вокруг тебя, ты так этого и не понял. – Тебе надо было пойти ебаться с Ленни, а не со мной. Но видимо, это у тебя еще впереди. Наверное, мне стоит отпраздновать свою первую и последнюю победу. Сегодня ты выбрал мистера Джонни Фунта, это исторический момент. Ты производишь впечатление крутого парня, но тебе не хватает особенной фразы. Как в боевиках, крутые парни всегда в конце произносят клевые слова. Придумай что-нибудь. Посмотри пару вестернов, что ли. Может быть, это вдохновит тебя. Перестанешь быть таким трусом. Он скинул простыню и побрел в ванную, вернувшись, начал одеваться. Арчи все еще смотрел в окно. Четыре года за решеткой. Он слишком устал, чтобы пререкаться.