Скайрим. 20 лет спустя.

Минуло двадцать лет с момента окончания Великой Гражданской войны Скайрима. После двух зверских убийств - Императора Тита Мидия II и его племянницы (прямо на свадьбе), Империя проиграла войну. Ульфрик Буревестник был провозглашен Верховным Королём. Остатки Легиона эвакуировались из Солитьюда. Довакин, уничтоживший Алдуина и спасший мир, пропал без вести. Говорят, что его видели где-то в Солстхейме. Впрочем, в Скайриме поют только о его битве с Алдуином. Верховный Король Ульфрик не любит о нём упоминать. В Гражданскую войну Довакин принял сторону Империи. Элисиф Прекрасная так и осталась ярлом Хаафингара, и продолжает править в Солитьюдом из Синего Дворца. У неё двое детей - Рольф и Сусанна. Поговаривают, что Рольф сын Ульфрика. Сам Верховный Король женат на Ингвун Черный Вереск. Их сыну, Олафу Буревестнику недавно исполнилось восемнадцать лет. Говорят, что такого чудовища еще свет не видывал. Даже родная бабка - Мавен Черный Вереск, и королевский некромант Вульфгар Неживой бледнеют в его присутствии. После победы норды отгородились от остального мира, и о том, что творится в остальном Тамриэле сейчас ходят самые противоречивые слухи. Хуже всего пришлось альтмерам, тем, кто служил Талмору. Норды охотились на них по всему Скайриму как на диких зверей. Алтари Талоса дымились от крови высоких эльфов. Кое-кому, в основном женщинам, правда, удалось выжить. Несчастные. Судьба их была ужасной. Насилие, издевательство, побои, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Большинство из них умерло не прожив и двух - трёх лет. Еще более трагичной была судьба детей несчастных пленниц, рожденных уже в неволе. Мальчиков убивали сразу. Подбрасывали в воздух, рубили на пополам на лету острыми, тяжелыми и прямыми нордскими мечами. Скармливали еще дымящиеся куски мяса злокрысам или домашним псам. Девочек бросали в загоны к свиньям или собакам живьём. Некоторых животные сразу разрывали на части. И всё это совершалось на глазах несчастных матерей. Многие от этого ужасного зрелища сходили с ума, или кончали жизнь самоубийствам. В Скайриме, возродился Орден Некромантов. Орки возобновили кровавые жертвы Малакату. Из тысяч, десятков тысяч рожденных в неволе девочек выжить удалось всего лишь горстке. Выжить, даже наперекор воле отвернувшихся от них Богов. О судьбе одной из них и пойдет речь дальше. 3 день месяца Заката Солнца. Морндас, поздний вечер. Виндхельм. Солнышко, едва показавшись над зубцами городских стен, снова ныряет в свою уютную теплую берложку, не желая согреть застывшую, скованную льдом и засыпанную снегом землю. Рослый, широкоплечий орк в мохнатой черной нордской броне, выходит на крыльцо таверны "Очаг и свеча". Смотрит на еще светлую полоску неба на западе. Ругается и смачно сплевывает. - Солнце в короне - срать льдышкой вороне, - бурчит он себе под нос, - эх, и несет же нас на ночь глядя. Еще раз зло сплевывает: - Эль, эль, эль! Всюду этой сраный эль! Трудно им пиво варить что ли? Проклятые пчёлы! И холодрыга - аж поссать нельзя. Так яйца в сугробе и останутся. - Солнце в розовом кругу - зайцы дохнут на бегу, - хлопает дверь таверны и на крыльцо выходит коренастый норд. С наслаждением скрёбет свою окладистую бороду, вытрясая из неё крошки и рыбью чешую, - вот ведь Малакатова задница! Трудно этому черножопому свою сральню до таверны донести! Какого гхыра мы его на морозе ждать должны? - Данмеры в своём гнилом Гнисисе сидят. Они сюда не лезут, мы к ним. Всё морды друг дружке меньше бьём. Норд грязно ругается и поплотнее запахивает свой огромный толстый плащ из шкуры белых медведей. Топчется на месте, потом добавляет: - Ингун, млять, баба прижимистая. Я малым был - так помню в этих жаровнях цельный день костры горели, погреться можно было хоть днём, хоть ночью. А она, как за Ульфрика выскочила - враз этот порядок отменила. Нехрен, говорит, небо греть. В Совенгарде тепло. Кто не верит - может проверить. Орк захохотал. Видать шутка понравилась. - Да! Ингун баба хваткая. Каждый дукат бережет! О! Вон он! Красноглазый...ползёт. - Опять к мертвякам полезем...Чует моё сердце. - Не бзди. А я украдкой наблюдаю за ними и жалобно всхлипываю. Наёмники, когда из таверны выходят, часто на ходу едят. То кость обгладывают, то пирог какой-нибудь. Хорошо бы мясной, ну или круастату со снежноягодником, или хотя бы булочку. Я судорожно сглатываю слюну. Так жрать хочется - спасу нет. Воздух густеет, наливается фиолетово-сизой мглой. От мороза дыхалку перехватывает, даже если носом втягивать - в ноздри словно пучок острых игл впивается. И не только в нос. Я подпрыгиваю и потираю одну мою босую ножку о другую. Подпрыгиваю высоко, чтобы грудки мои трепыхнулись посильнее и с сосочков слетели капельки молочка. Снег под моими босыми ножками даже не скрипит, а хрустит. Значит на улице мороз - просто лютый. А ночью еще холоднее будет. А на мне, ну это если очень уж интересно, на мне ничего нет. Совсем-совсем ничего, ни одной ниточки одежды, я совершенно голенькая. И мохнатка тоже. Нет! Обманула! На мне ошейник железный, с двумя кольцами, к заднему руки прикованы. Так еще интереснее да? Голенькая девушка и на лютом морозе, да еще со скованными руками. Я ни мохнатку, ни сосочки даже растереть не могу. В смысле руками. А холодно, а жуть. - Слышь, эльфа, отец тебя кличет, - я не успеваю услышать эти слова, как меня звонко шлёпают по попке. - Ай, - это я больше от неожиданности. Ирсаральд подкрался незаметно, даром, что размером с доброго кабана и такой же симпатишности. Это сынок Квинта Навала, владельца Белого Флакона. Я поворачиваюсь к нему. А он хвать меня рукавицами за грудки и ну их тискать. Я аж задрожала. А он сжимает так сильно, что у меня молочко выступает и язычком. - Что, сучка, замёрзли твои снежноягодки? - спрашивает так и ухмыляется. А я таю, как снежинка на горячей ладони и дрожу вся. Правда уже не от холода. Во мне как костер разожгли. Это не со всеми, нет-нет-нет. Просто Ирса - он добрый. Если и хрястнет палкой, то только по заднице, да и то не сильно. Кожа не лопается. Никогда меня по рёбрам не бил, и по животу тоже. И я тихонько шепчу: - Господин хочет успокоить скакуна? Я уже облизываю губки в предвкушении. - Сучка блудливая, - Ирса ласково так это говорит, - ишь, как пахнешь! Пошли, батяня тебе кличет. Сказал скоро тебя найти. Потом тебя позабавлю. Если время будет. Ты только через подвал давай. А то...сама знаешь. - Как господин прикажет, - я низко кланяюсь, а потом быстренько и тихонечко юркаю за угол таверны. "Аки тень во мгле". Раньше, говорят, Белым Флаконом владел альтмер - Нурелион. Он всю жизнь искал эту загадочную бутылку, поэтому и лавку так назвал. Довакин ему этот самый Белый Флакон и нашёл. Ну, сели они на радостях с Нурелионом, нажрались, конечно, до визгов поросячьих. И давай спорить. Нурелион говорит, Флакон - он, типа из Первоснега, его ничто расколоть не может. А Довакин ему, да врешь ты, собака бешенная. В общем поспорили - Довакин как крикнет - Белый Флакон, конечно, разбился. Ну, и вся остальная посуда - тоже, даже стекла повылетали. Нурелион с горя простудился и кони двинул. А лавка - господину Квинту Навалу досталась. А господин Навал тогда у Ульфрика разрешения попросил подвал вырыть. Дескать придет опять Довакин - начнет орать, так весь дом разнесет. А подвал - он крепкий. Я так думаю - это господин Квинт Навал и упоил Довакина со своим бывшим хозяином, чтобы лавку себе прибрать. Вот в этот подвал мне и нужно. Только подвал там хитрый. Там один люк со стороны рынка - типа картошку на зиму ссыпать, капусту, овощи там разные. Но это верхний этаж. А есть еще нижний, про него и не знает почти никто. Там ход - со стороны кладбища. Днём то там еще ничего, хотя жутко. А ночью...Ночью там привидение шастает - воть! Призрак - это Сусанна Порочная, её Виндхельмский Мясник убил. Ой! Это еще одна жуткая история. Потом расскажу. Она на самом деле не злая, а к стражникам пристаёт потому что шлюха. А так песни поёт - жалистивые. Я ей всегда молочка своего нацеживаю в ямку на камне. Она меня и не трогает. Я спускаюсь аккуратно по ступенькам, потихонечку, вдоль стенки, пробираюсь к лесенке на рынок. А вот за ней уже - дверца тайная. Я лбом на камень нажимаю. Ага, типа так дверца сама и открылась. Зчаз! Это звонок только. Нажала и жду. Подпрыгиваю, чтобы совсем уж от холода не околеть. Мороз давит. И ветер, злой и колючий, пробирает так, что кишки к позвоночнику примерзают. Я тихонько поскуливаю. Молочко с сосочков стряхиваю, чтобы ледяной корочкой не покрылись. Это Верховный Король Ульфрик такой указ издал (наверняка ему Ингун такую гадость нашептала). Типа: "Альмеры, и потомки их до колена седьмого, кои оружие против свободных народов Скайрима подняли, да веру в Верховного Господа Талоса запрещали, лишаются звания человеческого, и иначе чем скотом считаться не могут. А посему запретить им нахождение в помещениях, дабы не оскверняли они места сии своим присутствием...". Ну и еще гадость всякую. Вот поэтому я тайной дорогой в подвал и пробираюсь. И, что обидно. Я, наверное, наполовину нордлинг (иначе бы точно давно на морозе подохла), и я животное. А купец какой с Саммерсета приедет, альтмер чистокровный - так ему почёт и уважуха полная. Холодно. Я всхлипываю. А Сусанна что-то вообще непотребное поёт (у мертвяков, наверное, нахваталась), меня аж трясет от ужаса: Черные кольца Змея сдавят младое тело. Скрипит чешуя по коже. Сладкое девичье мясо – отрада Ночного Вампира. Восславим же Бога Аркея! А господин Навал всё не открывает и не открывает. А...зашуршали камешки. - Быстрей давай, сучка. Я проскальзываю в приоткрывшуюся щелку.