Mockingbird

Время шло с каждым мгновением все быстрее, неизбежно тая, крупицей за крупицей ускользая в вечное забвение; час семейного — семейного же? — ужина надвигался. Стрелки настенных часов, на которые изредка бросала взгляд Виолетта, равнодушно отсчитывали уходящие мгновения, раздирая повисшее в комнате молчанье механическими щелчками, а вокруг было поразительно тихо. Отец скрылся в своей комнате под весьма расплывчатым предлогом и затих там, в остальном их дом пустовал; смолкли даже вечно проезжающие машины, поющие птицы и иные звуки мегаполиса. Это была жуткая тишина — мертвая, пустая, холодная; тишина, от которой леденела душа и немело сердце. Она давила, как вода на глубине; неизбежно накатывало ощущение, что это самое настоящее затишье перед бурей. Виолетта рассеянно, сама того не осознавая, мерила шагами комнату, в этот час казавшуюся совсем маленькой. За ее небольшим окном вечерело, свет покорно таял в зареве заката, и теперь помещение наполняли прозрачные тени уходящего дня, сгущаясь в углах и замирая мраком так же, как замирала на сердце неясная печаль. После прихода Анджи чувство вины, и без того зиявшее в груди, лишь усилилось, и теперь Виолетта не могла перестать вспоминать тетю, позабыть выражение ее лица. Когда та расспрашивала ее о пропавшем телефоне, появилось в нем что-то такое… как насмешливое понимание, блеснувшее в глазах, как разочарованное псевдоудивление, в котором изогнулись губы… Виолетта вздрогнула и часто-часто заморгала, стремясь прогнать из сознания навязчивый образ. «Если бы Анджи о чем догадалась… — она зажмурилась, позволяя себе развивать эту мысль, — так вот, если бы догадалась, она бы просто поговорила со мной, правда? Стала бы она что-то скрывать, ведь это она, а не кто-то другой…» Но собственные мысли отдавали горечью и пробуждали сотни новых сомнений, будто бы девушка не была теперь уверена даже в собственных истинах. Утомившись, Виолетта рухнула на кровать, прикрывая глаза. И в теле, и в сознании внезапно воцарилась небывалая усталость, мрачная, тяжелая, та, от которой нельзя было избавиться, повалявшись лишний часов в кровати и слушая любимую музыку. Это было отчаяние одинокого путника, годами искавшего выход из пустыни, но так и приблизившегося к нему; это было опустошение человека, из чьих ладоней ускользнула последняя крупинка того, что ему дорого. Это то, чего она не должна испытывать, это глупость, вздор… Невеселые, тягостные мысли полностью завладели сознанием, выдернув Виолетту из мира реальности, поэтому, когда рядом раздался отчетливый сигнал пришедшей смс, она едва не подскочила. Она удивленно заморгала и в смятении глянула на экран собственного мобильника — ничего. Ее взгляд переместился на валявшуюся неподалеку сумку, на светящийся телефон, который лежал внутри, — и сердце, дрогнув, резко полетело вниз. Эта сообщение пришло на номер Анджи. Мгновенно выпрямившись, Виолетта поморщилась от резкого приступа головокружения и испуганно уставилась на телефон так, будто бы это была ядовитая змея, к которой только протяни ладонь — ужалит. Мысли вихрем закружились в голове, наскакивая одна на другую, путаясь, а потом и вовсе исчезая в самых дальних закоулках сознания; голова заныла от боли. Девушка тяжело выдохнула. Что делать? Взять и прочитать или же забыть про все и подкинуть Анджи телефон так, будто ничего и не было? Хуже уже все равно не будет… Воровато оглянувшись по сторонам, будто бы ожидая прямо здесь обнаружить разочарованную в ней Анджи, Виолетта потянулась к мобильнику. Ладони вспотели так, что он едва не выскользнул из рук, и девушка, старательно игнорируя бешено бьющееся в груди сердце, разблокировала телефон только с третьей попытки. Смс оказалось от номера, заставившего Виолетту озадаченно хмыкнуть. Отправителем был некий «Босс». «Босс? Это который во Франции был? — лихорадочно размышляла она, дрогнувшими пальцами открыв пришедшее сообщение и пробежавшись глазами по тексту. — Но ведь сейчас Анджи здесь…» Но, похоже, отправитель не считал себя лишним в ее жизни. «Анджи, нам необходимо обсудить некоторые нюансы твоего задания, — гласило сообщение, в котором «Босс» придерживался исключительно делового тона. — Надеюсь, все идет успешно. Позвони, как сможешь. Ситуация в нашей Академии становится хуже день ото дня, и медлить нельзя». «Ничего не понимаю…» Виолетта потерянно смотрела на экран мобильника, стараясь собрать отголоски мыслей и догадок воедино. Голова вдруг опустела, налившись странной тяжестью, а мозг и вовсе отключился, отказываясь что-либо соображать. Босс, босс… Зачем Анджи нужен был его номер? Точнее, зачем ей нужно было контактировать с ним? Почему Босс посчитал, что она обязана знать о том, что в Академии ситуация ухудшается? Хотя, оборвала себя Виолетта, Анджи же долго работала там, возможно, для нее по-прежнему важно быть в курсе дела. Но вот о каком задании идет речь… Она внезапно улыбнулась и взволнованно прокрутила пальцем по экрану, догадавшись, что нужно делать. Их переписка! Наверняка в ней содержится ответ! И хотя читать личные сообщения Анджи было по меньшей мере подлым поступком, а по большей — настоящим предательством, другого выхода у нее не было. Виолетта едва не взвыла, когда обнаружила, что из переписки ничего нужно извлечь нельзя. Сообщения Анджи и ее таинственного босса были просты и лаконичны и состояли лишь фраз в духе «Да», «Нет», «Как продвигаются дела?», «Все по-прежнему», «Есть проблема. Нужна обсудить» и прочих скучных смс. Все в этом общении строилось на звонках. Умно, черт подери… «Да что вы такое скрываете!» — хотелось закричать Виолетте, когда рядом с ней неожиданно зазвонил телефон — на этот раз ее собственный. Испуганно вздрогнув, она отложила мобильный своей тети и осторожно поглядела на свой. Как странно — номер звонящего не определился… В голове заметались тысячи мыслей относительно того, кто это мог быть, от вполне логичных до попросту бредовых, когда Виолетта взяла трубку. — Д-да? — дрогнувшим голосом отозвалась она. — Кто-о это? — Вилу? — послышался в телефоне радостный и исполненный облегчения голос, который Виолетта сейчас ожидала услышать меньше всего. — Какое счастье, что я тебе дозвонилась! Твой отец не берет трубку… —Присцилла, — прошептала она. Ей действительно звонила Присцилла, и, кажется, сейчас она сгорала от нетерпения поговорить с Германом. Не то чтобы Виолетта была против, но внезапно она подумала о том ужине, который затеяли Герман и Анджи, и о том, что Присцилла вряд ли это одобрит. А вдруг из-за этого звонка все пойдет насмарку? — О, мой папа сейчас очень занят… — О да, с ним часто так бывает, — усмехнулась Присцилла, и в ее голосе прозвучало нечто — то ли игривая нежность, то ли обида, — заставившее Виолетту состроить гримасу. На ее счастье, подружка папы не могла этого увидеть. — Но мне нужно с ним поговорить. Можешь передать ему трубку? У нас на этот вечер было кое-что запланировано, и меня беспокоит, как бы твой отец этого не забыл. Широко распахнув глаза, Виолетта так и подскочила с кровати, испуганно топчась на месте и не зная, куда кидаться. Запланировано? Это ставило крест на всех сегодняшних планах. Если чего и не хватало, так это того, чтобы все пошло коту под хвост. «Черт побери!» Она приложила ладонь ко лбу и тяжко выдохнула, прекрасно понимая, что задерживается с ответом. Что делать? Как быть? Герман, казалось, так обрадовался возможности пообедать с Анджи, Виолетта видела, как засияли его глаза. Хотелось ли ей самой идти на этот семейный ужин, который внушал ей безотчетную тревогу? Нет. Хотелось ли ей вернуть семью, в которой она так нуждалась, хотелось ли ей вернуть прежнюю Анджи? Да. И если ради этого ей придется солгать, она сделает это. — Я понимаю, — в конце концов выговорила Виолетта, пытаясь придать своему голосу твердость. — Но папа сейчас не со мной, — что отчасти было правдой, — поэтому никак не могу передать ему трубку. Он разве не говорил? В этот вечер у него должен состояться важный разговор с одним из коллег, и папа сейчас не дома. Прости, Присцилла, — как можно искреннее закончила она, спешно нажимая на отбой, лишь бы не слышать новых вопросов. Правильно ли она поступила, сказав такое? Ну, это как посмотреть… — Виолетта! — донесся из другой комнаты голос Германа, прервав ее размышления. — Скоро выходить, собирайся! Бросив взгляд на часы — стрелки продолжали приближаться к нужному времени, — она глубоко вздохнула и, прокричав ответ, подхватила уже заранее выбранную одежду. Приведя себя в порядок и нацепив на лицо улыбку, девушка покидала все нужные вещи в сумку и бережно — словно это было самое бесценное сокровище на планете — уложила в боковой кармашек телефон Анджи, предусмотрительно проверив, что все приложения и контакты там закрыты, будто бы некто — скажем, отчаявшаяся племянница — только что не рылся яростно в нем. Виолетта задержалась лишь на мгновение, растерянно оглядывая свою комнату и пытаясь понять, в чем дело. Не покидало навязчивое ощущение, будто бы она что-то забыла, что-то очень, очень важное — но все было собрано, и она решила, что это ложная тревога. Кинув последний взгляд на свое отражение и мимолетом коснувшись шеи — странное чувство не оставляло ее, — Виолетта поспешила вниз.

***

По-кошачьи потянувшись, Анджи одарила сидевших за столиком Виолетту и Германа максимально милой улыбкой, на которую была способна, и заняла свободное место напротив них. В этот раз Герман выбрал другой ресторан, который был ничуть не хуже того, где они ужинали в прошлый раз, но все же разительно отличался по обстановке. Анджи закинула ногу на ногу и устремила на мужчину задумчивый взгляд, едва заметно искривив губы в насмешливой улыбке. Что-то подсказывало ей, что Герман выбрал такой ресторан неспроста. Не хотел дурных воспоминаний? Очевидно тогда, вскоре за Анджи потянется целая цепочка ресторанов, ставших яблоками раздора в их семье. Взмахнув головой, дабы разогнать мысли, которые могли бы выдать ее, девушка заправила светлую прядь за уши и улыбнулась одними губами — более на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Рада вас видеть, — лениво откинувшись на мягкое сиденье, она устремила на них пронизывающий взгляд холодных зеленых глаз, словно бы высеченных изо льда. Виолетта при этих словах вскинула головой и, казалось, засияла изнутри. — Анджи, — она заулыбалась тете, однако это улыбка, как заметила Анджи, была немного грустной, даже надтреснутой. — Привет. Она удивленно нахмурилась, ощутив легкий всплеск чувства вины — уж не перестаралась ли она? — но тут же была вынуждена переключиться на другое, когда Герман сдержанно кивнул ей и указал на меню: — Что будешь заказывать? — и в наклоне его головы, и в его словах сквозила настороженность, которую Анджи мгновенно ощутила и озадаченно хмыкнула, скользя взглядом по раскрытому меню. Исподтишка наблюдая за Германом, она видела, что он старается вести себя по возможности кротко, учтиво, хотя блеск глаз напоминал, как сильно ему хочется обычного, нормального общения. Чего он хочет добиться? Пытается избежать лишних конфликтов? — Выберу, — уведомила Анджи, стараясь придать своему лицу выражение крайней безмятежности. Герман может не беспокоиться, ужин пройдет просто прекрасно. В отличие от его завершения. — А вы уже определились? Виолетта и Герман переглянулись и лишь покачали головами. — Здесь их так много… — тоскливо вздохнула брюнетка и усмехнулась. — Глаза разбегаются. — Может, посоветуешь что-нибудь из французской кухни? — поинтересовался мужчина, открывая меню на нужной странице и вопросительно глядя на нее. — Жуть как хочется попробовать. Анджи почувствовала, как на ее лице расплывается по возможности широкая улыбка, и заметила, как странно загорелись глаза Германа — то ли он просто обрадовался ее напускному дружелюбию, то ли… а то ли в его глазах вспыхнула надежда. — Конечно, — сладко протянула она, жалея, что у нее нет времени раздумать над этим — это было бы полезно. — Вот, взгляните, эти жюльены просто сказочны на вкус… Выбрав себе блюда, все трое поначалу лишь неуверенно глядели друг на друга, будто бы ожидая чего-то неизбежного, а потом, когда официант галантно принес им тарелки и бархатным голосом пожелал наиприятнейшего аппетита, отважились поговорить друг с другом. Разговор проходил на удивление гладко и чисто, будто бы по чьему-то заведомо написанному сценарию, в котором нельзя было допустить ошибку. Иногда возникали моменты неловкости, заставляющие Виолетту и Германа смущенно отводить взгляд — но только не Анджи, — но потом Герман, который, очевидно, чувствовал ответственность за весь этот ужин, скрашивал все очередной шуткой — кажется, это у него вошло в привычку, — и разговор тек в прежнем русле. Каждый рассказывал о том, что новенького у него случилось, они обсуждали интересные мероприятия, новинки кино, книг, смеялись. Делая вид, что увлечена происходящим, Анджи не сводила с родственников пристального взгляда, ни на минуту не переставая наблюдать за ними и делать для себя все новые выводы. Она видела, что не только ее улыбка в иные моменты выглядит кукольной, неестественной — вся семья такую изображала. Анджи мысленно хмыкнула и откинула с лица светлую прядь. Выходит, не только ей кажется этот ужин пустым, лишенным всякого смысла. Кажется, все осознавали, что это была лишь светская беседа чужих людей, исступленно соблюдающих этикет, — людей, которые стремятся казаться вежливыми, но которым плевать друг на друга. Но, возможно, ей лишь казалось, что они это понимают. Или их это устраивало. Изящно поедая свой салат — действительно вкусное блюдо, стоит запомнить его название — и попутно отвечая на очередной вопрос, Анджи сумела заметить еще кое-что: в глазах Германа и Виолетты была настороженность, напряжение, будто бы они в любое мгновение могли ожидать бури, нападения. Но ничего такого не было, и эти чувства медленно покидали их, уступая месту радостному удивлению и облегчению, которых, возможно, Герман и Виолетта и сами не осознавали. «Интересно…» — мелькнула в голове одинокая мысль. Анджи прикрыла рот салфеткой, стремясь скрыть расползающуюся на губах кривую ухмылку. Ох, зря они расслабились, ох как зря… но это-то и было Анджи на руку. Она замерла в предвкушении, когда Герман, что-то бормоча, полез в свой портфель, дабы достать деньги — оставалось лишь расплатиться. Совсем скоро он обнаружит там один маленький, но очень неприятный сюрприз, и тогда псевдосемейному ужину конец. Анджи, кажется, даже затаила дыхание, когда мужчина расстегнул боковой кармашек. А вот и долгожданная буря! — Да, и я считаю, что это идеальный шанс… — продолжал говорить Герман и тут же удивленно осекся, когда зацепившийся за его рукав кулон звякнул о столешницу и упал ему куда-то под ноги. Глаза Кастильо изумленно расширились. — Что за… Виолетта, все это время неосознанно наблюдавшая за ним, заметила оплошность. Проследив взглядом за падающим на пол кулоном, она, конечно же, тут же узнала вещицу. — Не может быть! — ахнула она, мгновенно наклоняясь, дабы поднять вещицу. Выпрямившись, она недоверчиво посмотрела на отца; цепочка кулона заструилась меж ее тонких пальцев. — Папа! Откуда… Пока Герман, удрученно моргая, пытался осознать происходящее, в глазах Виолетты уже разгорался целый вихрь чувств. На лице отразилась смесь смятения, гнева и отчаяния, и все они были настолько сильны, что любому прохожему стало бы ясно: сейчас будет взрыв. Анджи вовсю наблюдала за разворачивающейся на ее глазах драмой. А может, это экшн? Заметив то же в глазах дочери, что ранее заметила Анджи, Герман вскинул руки; на его отразилось нехарактерное для него испуганное выражение. Он явно не желал ссоры с дочерью. И поделом ему. — Вилу, Виолетта, честное слово, я ни при чем… — Папа… как… откуда… — казалось, девушка настолько расстроена, что не может связать и пары слов. Она, не моргая, смотрела на отца, и в глазах ее все сильнее становился гнев, все пуще неистовствовало разочарование. — Я знала, ты не в восторге от моих отношений с Леоном, но чтобы поступить так… — ее губы задрожали — то ли от ярости, то ли от обиды. Герман тоже был растерян и испуган, но и в нем уже начал подниматься его собственный гнев. Типичная черта семейки Кастильо, как заметила Анджи. Раз ты ничего не знаешь, то можно вовсю злиться и ругаться друг с другом. — Виолетта, я клянусь, я этот кулон даже никогда не трогал! — начал закипать Герман, поднимаясь из-за стола и возвышаясь над дочерью теперь всем своим ростом. — Я знаю, как он тебе дорог, и никогда не поступил бы так. Но если тебе угодно обвинять меня… Герман втянул в грудь побольше воздуха, видно, чтобы разом обрушить на девушку все свои обвинения, но в это время вскочила на ноги и Виолетта. — Да что ты! — в сердцах выдохнула она, до побелевших костяшек сжимая в кулаке свой бесценный кулон. — Не знаю пока, откуда он у тебя, но врать, что ты никогда бы не поступил так, не надо. Ты сотни раз делал так раньше! — девушка обескураженно покачала головой и внезапно широко распахнула глаза — она что-то поняла. — Вот почему было это ощущение! Вот что я искала, вот чего не было со мной! Это был кулон, который все это время был у тебя! Анджи недовольно фыркнула, но ее уже никто не слышал. «Долго думаешь, золотце». Она с интересом переводила взгляд с одного лица на другое, уже не столько не вслушиваясь в их перебранку, сколько торжествуя. Вот оно, крушение, взрыв! Герман и Виолетта хотели семейного ужина? Пусть получают. Какая может быть семья, если они готовы взъесться друг на друга из-за малейшей ерунды? Пора бы им уже понять — все рушится. Это постоянное напряжение связано даже не с самим ужином — оно связано со всей ситуацией. Они оба — и Герман, и Виолетта, — слишком взвинчены и напряжены, хотя и стараются это скрывать. Буря всегда была наготове, следовала за ними безмолвной тенью — и хватило лишь крошечной искры, катализатора, чтобы последовал смертоносный взрыв, который в состоянии разрушить все, абсолютно все. Анджи откинулась в кресле, поражаясь в глупости своей семейки. Рано или поздно, но эта катастрофа произошла бы, и неважно, была она по причине Анджи или нет. Как они могли быть настолько слепы? Как они могли это не замечать? Ссора становилась все серьезнее, атмосфера между отцом и дочерью накалилась до предела, когда к ним подошел официант, максимально вежливо вопрошая, какого черта эти двое тут творят. Бросив на любезного мужчину испепеляющий взгляд, Герман свирепо швырнул измятые в кулаке деньги на стол — хотя он наверняка с большим бы удовольствием бросил их официанту в лицо — и покинул помещение, оставляя Виолетту, Анджи и бедного работника в полном ошеломлении. Официант покосился на обеих девушек — Виолетта в это время устало рухнула обратно в кресло, — но ничего предпринимать не стал. После ухода Герман злость оставила брюнетку; до боли сжимая в пальцах многострадальный кулон, она зажмурилась и съежилась в кресле, расстроенная и потерянная. Анджи вдруг ощутила острый укол жалости, но тут же постаралась избавиться от этого чувства. Они обе молчали. Крутя в руках вилку, блестящую в неверном свете помещения, Анджи ждала, пока Виолетта начнет говорить. И она заговорила. — Боже, — Виолетта коснулась ладонями своего разгоряченного лица и обрывисто выдохнула, изо всех сил зажмурившись. — Что это было? Вопрос был чисто риторическим, но удержаться от ответа Анджи не могла. — Ты о том безобразии, которое вы только что устроили? — Он был так расстроен… — вряд ли даже услышав замечание Анджи, Виолетта угрюмо шмыгнула носом. — Так расстроен, когда я его в этом обвинила… Был бы он так расстроен, если бы действительно забрал этот кулон? — рассуждала вслух она, позабыв о существовании тети. На ее лицо легла тень бесконечного горя. — Но, если это не он, то кто? Ничего не понимаю… Анджи с силой провела вилкой по столу, отчего она противно заскрипела, и взглянула на Виолетту. Она не могла, ей не хотелось слушать все эти душевные тревоги племянницы — слишком болезненно они задевали что-то в душе, хотя Анджи так пока и не поняла, что именно. — Возможно, у него были на то причины, — с нажимом произнесла Анджи, стараясь придерживаться поверхностного тона. Виолетта лишь качнула головой. — Были причины… — эхом повторила она, широко распахнув глаза. Поглядев на кулон в своей руке, девушка вновь шмыгнула носом. На ее лице отразились все чувства, которые терзали брюнетку. — Но то, что мы здесь устроили… ужасно… Не могу поверить… — Ну, — Анджи равнодушно повела пальцем по узору скатерти, которой был укрыт стол, и выразительно пожала плечами, — в жизни все бывает, моя дорогая. Неспроста она зовется жизнью. Нужно привыкать к этому. А что касается ссор в семье… Она хотела было безразлично заметить, что такого тоже не избежать и девушка в состоянии это понять, когда придушенный всхлип заставил ее удивленно покоситься на брюнетку. Виолетта обнимала себя за плечи и зомбировано глядела куда-то в пустоту. — Нет, это не семья. Это кошмар. И мы втянули в это тебя… О, Анджи! — глаза Виолетты блеснули в полутьме ресторана, а голос опасно дрогнул и оборвался. Племянница затравленно посмотрела на нее, и сердце Анджи, дрогнув, пропустило удар. — Мне так жаль! Она резко отодвинулась и побежала прочь, так ни разу и не обернувшись, а Анджи будто бы парализовало. Ошарашенно глядя вслед убегающей Виолетты, она ощутила вдруг не триумф победы, а странную, болезненную пустоту в груди, разрастающуюся, как лесной пожар. Сердце мучительно сжалось, а воспоминания нахлынули на нее, оживляя в сознании старые образы: то, как она отчаянно искала свою племянницу, то, как была рада их первой встречи, то, как мучительно пыталась защитить ее от суровости мира, порой даже от ее же отца… Неужели это она прямо сейчас причиняет ей самую сильную боль? Анджи скрипнула зубами и сжала кулаки до боли, стремясь прогнать прочь это новое, странное чувство, это мысли, это воспоминания. Все это в прошлом. Она давно перестала считать себя частью этой псевдосемейки, давно перестала нуждаться в ней. Анджи знала, что чувства этих людей, их переживания больше не волнуют ее. Довольно. Однако опустошенность не оставляла ее. «Что за черт!» Яростно вскочив с места и порадовавшись, что здесь нет знакомых лиц, которые могли бы засвидетельствовать момент слабости, она зашагала прочь из ресторана. Каждый новый шаг, как и холодный вечерний воздух, приводил ее в себя, решительно прогоняя ту ненавистную мягкость «старой доброй Анджи», которая на несколько минут завладела ею в ресторане. Глубоко вздохнув, Анджи остановилась около одного из столбов, кутаясь в свой легкий летний плащ, выглядевший с виду жутко дорогим. Свежий воздух помог ей рассуждать здраво. Все было прекрасно, она поступила правильно. И сейчас она собиралась как можно скорее попасть к себе домой и подумать, как бы поскорее достать этот контракт и уехать из Буэнос-Айреса раз и навсегда.