Как я тебя... ненавижу

Автомобиль остановился. Я посмотрела в окно. Вместо территории детского дома или крыльца больницы я увидела обычный двор, закованный стенами многоэтажек, с небольшой детской площадкой в центре. Недоумевающе посмотрела на учителя. — Вылезай, — спокойно сказал он. — Ты сама идти сможешь? «Идти? Ну, смотря куда…» — отозвался голос разума. Бедро ныло, но, думаю, ничего серьезного с ним не произошло, кроме синяка на всю пятую точку. Так что я согласно кивнула: — Смогу. — Тогда пошли, — показал он в сторону ближайшего подъезда, желтеющего под светом фонаря. «Я бы на твоем месте этого не делала,» — фыркнула рациональная сторона моего сознания, стоило мне взяться за ручку дверцы. «Это еще почему?» — моя рука замерла на полпути. «Включи мозги,» — продолжало ехидничать щемящие чувство страха. — «Ночь. Мужчина приглашает нас к себе…чуешь, чем пахнет?» «Стоп!» — остановила я подсознание. — «Откуда такие мысли? Это вообще-то мой учитель!» «Учитель, не учитель,» — продолжал настаивать на своем разум. — «Кто знает, что у него в голове» Я еще раз посмотрела на улицу и преподавателя, терпеливо ожидающего у подъезда. Действительно, ситуация была, мягко говоря, необычная и начинала пугать. Я ведь ничего не знала про своего учителя биологии. И что теперь? Бежать по темным улицам города куда глаза глядят? Глупо. Я там, скорее, нарвусь на каких-нибудь маньяков. Просить отвезти меня назад в детский дом? Нет, уж лучше маньяк. И вообще, что-то я в последнее время стала совсем трусихой, так не пойдет, но подсознание как назло вытаскивало все возможные страшные картинки из моего мозга на пару с воображением. «Прекрати!» — разозлилась я на себя. — «С такими заморочками скоро придется идти лечиться не только от паранойи, но и от шизофрении» Мое второе «Я» послушно заткнулось, а я вылезла из машины. Андрей Владимирович если и заметил мою задержку, то ничего не сказал. Мы поднялись на третий этаж. — Входи, — он открыл передо мной дверь. Я с опаской посмотрела в темноту квартиры и шагнула в прихожую. Андрей Владимирович зашел вслед за мной. Я замерла, не зная, что делать дальше. Когда в тишине раздался щелчок выключателя, то от неожиданности аж подпрыгнула. — Разувайся и проходи, — сказал он. Я стала снимать кроссовки, и тут же боль в ноге напомнила о себе. Зашипев, буквально повалилась на небольшой пуфик возле входа. Не успела я опомниться, как почувствовала, как кто-то меня осторожно разувает. Хотя, почему кто-то? — Эй, что вы делаете?! — дернула я ногой и снова зашипела от боли. — Говорил же, надо в больницу, — проворчал, скорее, сам себе, чем обратился ко мне учитель. — Завтра с утра отвезу к врачу. И никаких «нет», — пригрозил он на мою попытку возражать. С кроссовками было покончено. — Ты голодна? — спросил Андрей Владимирович, проходя в глубь квартиры. Хотела сказать: «Нет», — но мой живот громко проурчал, протестуя. Я покраснела и потупила взгляд. — Кухня прямо и налево, может, отыщется что съестное, — скомандовал он. Кухня оказалось небольшой, но и не слишком маленькой. В холодильнике нашлись сосиски, пара яиц и молоко. Так же отыскалась недостаточно хорошо прожаренная картошка и несколько упаковок быстро заварной лапши. Да, учитель из него, видимо, лучше, чем кулинар. Хотя после детдомовской каши мой желудок был рад и «дошираку». — Ты можешь спать в гостиной, диван там раскладывается, — проговорил он, тем самым констатируя факт, что до утра я отсюда никуда не денусь. Интересно, с чего такой приступ альтруизма? Он меня даже не знает, я не его любимая ученица, да у него вообще любимчиков нет. Спасибо, конечно, не надо думать, что я неблагодарная, но задерживаться я тут не собиралась. Так как была уверена, что не позднее, как завтра утром он отвезет меня назад, а это никак не входило в мои планы. Поужинав в полной тишине, я вслед за Андреем Владимировичем прошла в гостиную. После того, как все приготовления к моей ночевке были закончены, я скромно присела на край дивана. Оставалось только дождаться, когда учитель уснет, а там можно будет уйти. У меня уже был план: я могла уговорить Романа спрятать меня где-нибудь, пока его родители до конца не оформят опекунство. Хотя у меня не было полной уверенности, что это возможно, если я буду числиться как беглянка, но стоило попытаться. Поэтому сейчас я старалась вести себя как можно тише и скромнее, чтобы усыпить бдительность Андрея Владимировича. — Спокойной ночи, — пожелала я, когда преподаватель уже выходил из комнаты. Он обернулся:  — Спокойной ночи, — уже выходя, добавил: — Я закрыл дверь на ключ, так что сбежать ты не сможешь. Сладких снов. Учитель вышел из комнаты. — Черт! — выругалась я, ударив подушку. И как он узнал? «А ты прям такая пипец лгунья,» — фыркнула я сама на себя. Это уж точно. Хорошей лгуньей я никогда не была. Ну что ж, придется ждать утра, а там думать, что делать дальше. При том, что сил действительно не было: бедро ныло, а глаза сами закрывались. Умывшись и раздевшись, легла на диван и тут же вырубилась. Было такое чувство, словно я просто на минуту закрыла глаза, а когда их открыла, то за окном уже рассвело. Не теряя времени и не желая, чтобы Андрей Владимирович увидел меня в заспанном виде — он все же мой учитель, пусть и бывший — поспешила в ванную. Приведя себя в порядок, зашла на кухню, где приятный запах кофе смешивался с запахом горелого. Учитель стоял возле плиты, видимо, пытаясь приготовить завтрак. — Доброе утро, — поздоровалась я, подходя ближе. На сковородке, от которой черным столбом валил дым, лежало что-то обугленное, бывшее раньше яичницей. Увидев это, мой желудок бурно запротестовал, отказываясь от завтрака. — Доброе утро, — повернулся ко мне мужчина. — Завтрак? Я вздохнула, решаясь спросить: — Андрей Владимирович, может, я завтрак приготовлю, а то… - я с искреннем сожалением посмотрела на загубленные яйца. — Да, наверное, — он почесал затылок и, выбросив обгорелые остатки в мусорку, помыл сковороду, вернул ее на плиту. — Готовить мне никогда особо не удавалось. Было забавно видеть строгого всезнающего учителя в таком растерянном и беспомощном состоянии. Кто бы мог подумать, что он не умеет готовить. Я сдержала готовый сорваться с губ смешок и поспешила к плите. Через пятнадцать минут завтрак стоял на столе. Я, конечно, не шеф-повар, но омлет был очень даже съедобным. — Собирайся, — сказал он, допивая кофе. — Мы поедем в больницу. Значит, он не отказался от идеи отвести меня в больницу. Сначала я хотела возразить, сказав, что у меня ничего уже не болит. «Молчи, дуреха,» — возразил голос разума. — «Оттуда будет проще сбежать, и еще Ромке позвони». «Зачем?» — не успевала я за собственным ходом мыслей. «Зачем… Зачем…» — закатила глаза мое второе «Я». — «Ты из больницы на своих двоих бежать собралась?» — с сарказмом поинтересовалось оно. «Я еще никуда бежать не собираюсь», — вздохнула я, обдумывая, насколько реальна возможность побега. «Что, уже по детдому соскучилась?» — продолжало издеваться второе «Я». Я замотала головой. Еще пара таких диалогов «тет-а-тет» со своим подсознанием, и мне пора будет лечиться от раздвоения личности. — Ну, что, ты готова? — спросил учитель, когда посуда была помыта. — Сейчас, только вещи возьму, — сказала я, вылезая из-за стола. Может, мое второе «Я» право, и мне удастся сбежать. Через сорок минут по утренним пробкам мы приехали в больницу. Это была какая-то частная платная клиника. С сверкающими полами, милыми медсестрами и полным отсутствием очередей. Мне определенно не везет. Я так надеялась на старушек, вечно ворчащих и никого не пропускающих без очереди. Чтобы хоть как-то потянуть время или затеряться в толпе, при необходимости. Мы подошли к регистратуре. Милая, до тошноты, медсестра повернулась к нам: — Чем могу помочь? — спросила она, улыбаясь. — Нам нужен травматолог, — сказал Андрей Владимирович. — Хорошо, подождите, — девушка стала щелкать по клавишам клавиатуры. — Кузнецов Юрий Семенович, двести шестой кабинет, на втором этаже. Только заполните сначала этот бланк, — она положила бумажку на стойку. — Паспорт с собой? — спросил учитель, посмотрев на меня. — Нет, — покачала я головой. Он вздохнул, вытаскивая свой документ удостоверения личности, и стал заполнять анкету. Я нервно оглядывалась вокруг в поисках телефона. Если мне не удастся позвонить Ромке, то никакого побега быть не может. Тут я заметила, что из небольшой сумки учителя, из которой он доставал паспорт, торчит мобильник. Оглянувшись на преподавателя и убедившись, что тот полностью занят заполнением бланка, незаметно вытащила его. «Воровать нехорошо,» — с улыбкой Чеширского кота, заявило мое второе «Я». Я не обратила внимание на неприятное чувство угрызений совести… Быстрым движением набрала смс-ку Ромке, с просьбой как можно быстрее приехать по этому адресу. Учитель закончил заполнения бланка и протянул его медсестре. — Спасибо, — улыбнулась она, явно кокетничая с мужчиной. «Что они в нем находят?» — задалась я вопросом, вспоминая реакцию Светланы Николаевны в кафе, исподтишка наблюдая за учителем. Его шевелюра как обычно торчала в разные стороны — я такую прическу называю «здравствуй, утро понедельника», — вместо строгого костюма на нем были джинсы и свитер, что придавало ему мальчишечий вид, но в остальном он был все тем же строгим, противным учителем, и тут, когда он улыбнулся, меня осенило: все дело в улыбке! Обаятельная, широкая улыбка тут же преображала этого человека, делая привлекательным, в такого даже можно влюбиться. Стоп! Камилла, тормози, а то ты начинаешь думать, как безмозглые «лолиты», бегавшие за Андреем Владимировичем весь прошлый год. Учитель и ученица — бред. Отвлекаясь от созерцания преподавателя, поняла, что передо мной встал другой вопрос: как незаметно положить телефон обратно? Время было упущено: Андрей Владимирович перестал любезничать с медсестрой и уже поворачивался ко мне. Я запаниковала, и телефон сам выскользнул у меня из рук, со стуком упал на пол. Мы оба посмотрели на лежащий у его ног мобильный. — Ой! — с самым невинным видом произнесла я. — Он, наверно, выскочил из сумки, когда вы паспорт доставали, — сыграла я самую «натуральную блондинку». — Наверное, — кивнул преподаватель, поднимая телефон. Было видно, что он не поверил в эту сказку, но промолчал. Будь на его месте Ромка, уже бы давно целую лекцию мне прочитал о том, как бережно и аккуратно нужно обращаться с техникой. Мысль о парне заставила меня еще больше занервничать. — Ладно, пошли, — кивнул он мне, в сторону лифта. — Просто ушиб, — констатировал врач, осматривая мою ногу. Синяк на левом бедре «расцвел» всеми цветами радуги. — Я выпишу вам обезболивающую мазь, — произнес травматолог, возвращаясь за свой стол. В кабинете было светло от энергосберегающих ламп и пахло смесью хлорки и лекарств. Я натянула джинсы обратно. Посмотрев на часы, я заволновалась: получил ли Ромка смс-ку? Приедет ли он? Я не сомневалась, что после больницы Андрей Владимирович отвезет меня обратно в детдом. Нет, я хотела хотя бы попытаться осуществить свой план. Мы спустились обратно в холл. — Ну, как Ваше здоровье? — с самой вежливой улыбкой поинтересовалась медсестра. — Все хорошо, — улыбнулся он в ответ. — Рада за вас, — продолжала кокетничать она. — Пожалуйста, оплатите счет за прием и лекарство, — проговорила девушка. Пока учитель рассчитывался за медицинское обслуживание, я нервно поглядывала на входные двери, благо они были стеклянными. Счет пошел уже на минуты. «Ну, Ромка, ну, пожалуйста,» — взмолилась я мысленно. Я переводила взгляд, то на дверь, то на Андрея Владимировича. И тут увидела знакомую машину, притормаживающую возле больницы. Учитель уже заканчивал возиться с чеками. Моё сердце гулко застучало, я глубоко вздохнула, чтобы хоть как-то успокоить свой пульс. Я быстро пшикнула ингалятором. И, схватив сумку покрепче, бегом припустила к выходу. — Самойлова, ты куда? — услышала я голос учителя за спиной, но лишь прибавила скорость. Выскочив на улицу, я не останавливаясь запрыгнула на переднее сиденье автомобиля. — Привет, что за спешка? — поприветствовал меня парень. — Поехали! Поехали! — заверещала я, видя, что учитель уже вышел на улицу в поисках меня. Ромка нажал на газ, и мы понеслись по шоссе. Я еще раз вдохнула лекарство и пристегнула ремень. — Ты можешь мне объяснить, что происходит? — начинал злиться Ромка. — Как ты вообще в больницу попала? — Я сбежала из детдома. Меня чуть не сбил мой бывший преподаватель и отвез в больницу, — скороговоркой выпалила я. Не уточняя, где я провела сегодняшнюю ночь. — Сбежала? В больницу? — казалось выловил всего два слова из моего рассказа парень. — Потом подробно расскажу, — улыбнулась я ему. Дыхание пришло в норму, хотя сердце еще выбивало набат. Машина немного сбавила скорость. — У тебя есть, где перекантоваться? — спросила я. — Только не дома. — Зачем? — пожал плечами Ромка, не понимая к чему я клоню. «Не тормози-и, сникерсни,» — продекламировала я мысленно популярный рекламный слоган. — Повторяю: я из детского дома сбежала. И возвращаться туда не собираюсь, — уже с большей серьезностью произнесла я. — Ты что, дура?! — автомобиль резко вильнул влево. — Просто я там больше не могла находиться, — оправдывалась я. — Ты просто не понимаешь, как там плохо. — Тебе надо было потерпеть всего месяц, — начинал сердиться Ромка. — Неужели так сложно было немного потерпеть? — Потерпеть?! — закричала я, не в силах больше сдерживаться. — Да, ты знаешь, каково там?! Эта девчонка, она… она меня избила! И порвала фотографию моих родителей на мелкие кусочки! Слышишь, порвала! — слезы полились сами собой. — Пожалуйся воспитателям или директору, — пожал плечами парень, видимо не наблюдая, в моих словах особой трагедии. «О, да! Здравствуй, любимый эгоист Роман Владиславович». Я не стала спорить с собой, что до сих пор его люблю, так как в данный момент я его ненавидела. С ним я тоже спорить не стала, по опыту знаю: это все равно, что пинать бетонный столб. А так может успокоится и сменит гнев на милость, во всяком случае, так всегда было, когда мы раньше ссорились. Я отвернулась к окну, провожая взглядом витрины магазинов и проезжающие мимо машины. В автомобиле повисла тягостная тишина. — Куда мы едем? — спросила я через десять минут, когда заметила вдалеке подозрительно знакомое здание. — Обратно. В детский дом, — как само собой разумеющееся ответил Ромка. — Как?! Нет! — закричала я, замолотив кулачками по его плечу. — Не надо! — Слушай, мне некогда играть в твои шпионские игры, — совсем разозлился парень. — Переживешь пару недель, пока родители будут опекунство оформлять. Если они, конечно, не передумают после твоих закидонов. От его последних слов стало больно. Глаза защипали слезы. «Ну, и черт с тобой! Ну, и катитесь вы все!» — я пулей вылетела из автомобиля, как только тот остановился. Не обращая внимание на удивленные взгляды охранников, и детворы, бегающей на улице. — Вот и наша пропажа, — встретила меня у дверей Людмила Кирилловна. — А мы тут собирались уже в полицию звонить, — женщина натянула на лицо самую доброжелательную улыбку, но глаза оставались холодными, и от этого стало страшно. — Спасибо Вам, молодой человек, — продолжала она тем же вежливым тоном, обращаясь к Ромке, который вслед за мной вылез из машины. Тот заважничал, словно только что спас старушку и ее десять кошек из пожара. Он быстро чмокнул меня в щеку: — Ну, пока, котенок, скоро заеду, не скучай, — сказал парень тоном с каким родители отправляют ребенка в лагерь. — Предатель, — прошипела я, брезгливо вытирая щеку. Ромка сел обратно в машину. Я не стала ждать, когда он уедет, а хотела зайти в здание, когда меня очень ощутимо схватила под локоть соцработник. — Что вы делаете? Мне больно! — возмутилась я, и хотела вырвать руку, но не тут то было. — Что удумала, сучка, — прошипела женщина прямо мне на ухо. — Ты своими побегами нам всю статистику по району портишь. Лицо женщины исказилось и превратилось в страшную маску, она тащила меня по коридорам приюта. Я еле поспевала за ней. — Куда мы идем? — спросила я, почти задыхаясь. — В изолятор, — ответила Людмила Кирилловна, открывая передо мной дверь с небольшим окошком посередине. Сама комната представляла собой маленькое помещение с уродливым грязно-зеленым цветом на стенах, небольшим окошком под самым потолком и тусклой лампочкой посреди потолка. Ни дать, ни взять камера в какой-нибудь тюрьме строгого режима. Из мебели в комнате была только кровать, правда, застеленная и тумбочка. — Посидишь тут два дня, в следующий раз подумаешь перед тем, как сбегать, — сказала женщина буквально вталкивая меня туда. Скрежет закрывающейся двери, и щелчок замка ударил по ушам. Я подбежала и стала молотить по двери: — Вы не имеете права! Выпустите меня отсюда! Не знаю, сколько я так стучала, руки уже начали болеть, голос охрип, но снаружи никто не отзывался. Я опустилась на пол и заплакала. Я никогда не была плаксой, наоборот, чтобы довести меня до слез, нужно было найти очень вескую причину. Сейчас меня окружают одни эти причины. Словно весь мир сговорился против меня. Люди, которых я считала своими друзьями, любимыми, предают, а те, кто не внушал никакого доверия, а скорей наоборот, помогают. Вот и пойми, кто есть кто в этом мире. Я устало вздохнула: прошло, наверное, уже полдня, захотелось есть, желудок сжался и болел. Снова забарабанив в дверь теперь и ногами, я добилась, чтобы мне ответили. За дверью послышался знакомый голос: — Что расшумелась, детка? — издевательски спросила «атаманша». — Не нравится в одиночке сидеть? По мне соскучилась? — Да пошла ты! — огрызнулась я на нее. — Ух, ты, какие мы грозные, — рассмеялась девчонка из-за двери. — Ты лучше сбегать нормально научись и не шуми, когда поймали, а то тебя здесь неделю продержат. От мысли, что я могу пробыть тут неделю, мне стало плохо. Я умерила пыл и спросила: — А поесть мне когда принесут? — Поесть?! Ты, что шутишь, «домашняя девочка»? У нас наказанным в изоляторе ужин не положен, завтра поешь. Они еще меня и голодом морить будут?! Сначала я подумала, что Лариска шутит, но когда мне действительно не принесли ужин, поняла: никаких шуток. Тоже мне работники по охране детей, от них самих детей охранять надо. От нечего делать я легла на кровать. Есть хотелось, сон не шел. Разглядывая узоры на потолке, появляющиеся от света фонарей, попадающих через окошко, я вспоминала прошлое. Подумать только, когда-то моей самой большой проблемой было отсутствие новых туфель или четверка по контрольной. А еще когда родители запрещали мне пойти на вечеринку. Как я хотела опять вернуться к той жизни, выплыть из этого затяжного кошмара. Вот сейчас закрою глаза, а когда открою, все будет по-прежнему: мама, папа, моя комната, Иринка, забегающая по утрам за мной, чтобы вместе пойти в школу, добряк Юрка и даже эгоист Ромка пусть будет. Стараясь больше не открывать глаз, чтобы не разрушить эту по-детски наивную мечту и окончательно не разрыдаться, я уснула. Когда я их открыла, ничего не изменилось, я не «проснулась». Я бы даже, наверное, разрыдалась от обиды на жизнь и жалости к себе, если бы не звук, который меня разбудил — скрежет открывающейся двери. Что, неужели уже прошло два дня? Да нет, глупости, а может, мне принесли завтрак? При мысли о еде мой желудок довольно заурчал, пусть даже этой едой была столовская каша, больше похожая на чьи-то сопли. Еще не до конца проснувшись, я села на кровать. — Самойлова, на выход, — пробурчала одна из тех, кого я называю «сторожевыми собаками». Я быстро вскочила, спала я не раздеваясь, так что просто всунула ноги в кроссовки и подхватила сумку. Не мешало еще умыться и причесаться, но кого это волнует. — Идем, — проворчала необъятных объемов женщина с пучком сальных волос на голове и, как танк, двинулась по коридору. Мы вошли в кабинет директора детского дома, до этого я была там всего один раз в день прибытия. Директором этой «тюрьмы» был лысый, толстый мужчина с маленькими хитрыми глазками, взгляд которых все время бегал из стороны в сторону, своими габаритами больше походил на хряка, но ассоциировалась с ним у меня крыса, старая, жадная крыса. И еще от него постоянно пахло касторкой. — Самойлова Камилла Сергеевна, — проворчал старик, как только дверь за «танком» закрылась. — Ну, и доставили вы нам хлопот, а вроде девочка из хорошей семьи. Я не собиралась оправдываться перед этим идиотом, лишь гордо подняла подбородок. — Но, несмотря на некие трудности, — продолжал директор, не замечая мой позы, — мы нашли вам опекуна. «Опекуна?! Так быстро?» — удивилась я. — Знакомьтесь, — указал рукой куда-то за мою спину старик. — Андрей Владимирович?! — хором с директором закончила я фразу.