Лучший способ отплатить за удивительный миг — просто насладиться им. «Мост через вечность» Ричард Бах ©.
Они шагали по высоким ступеням вокруг лифтовой шахты — жутко старинной, ведь двери приходилось закрывать самостоятельно. Джона удивляла такая страсть к сохранению традиций: кажется, уже нигде в мире, кроме Европы, не осталось таких раритетов. И ведь несчастные случаи на этих лифтах, несмотря на громоздкость техобслуживания, были сведены к минимуму… Наконец они достигли шестого этажа и прошли ещё один пролёт: там виднелся люк, ведущий на чердачную зону. Джон также повозился, когда пытался взломать это, но, благо, здесь безопасности особого внимания не уделяли. Воспользовавшись пристроенной железной лестницей, он взобрался на чердак. Потом приказал удивлённому парнишке лезть за ним и подал ему руку, когда тот выбирался. Чердак был всего лишь одним огромным помещением, разделённым на несколько зон, где хранилось какое-то оборудование жилищной службы и другой никому ненужный и позабытый хлам. Здесь также были низенькие маленькие окошечки, через которые свет пытался пробить пыльную темноту этого места. Форстер хотел что-то сказать, но чихнул из-за пыли, казалось, комьями летавшей здесь, словно снег. — Всегда меня интересовало: что же находится за пределами этажей? Как выглядит этот самый чердак? — заговорил слегка приглушённо Кристиан, пока они шли к другому люку, уже ведущему на саму крышу и который взламывать не пришлось, так как там не было замка. — А оказывается, ничего необычного… — Джон в это время полез открывать дверцу, что вела их из этого замкнутого, тёмного и грязного мирка в самое небо. Наконец он выбрался и ступил ногой на рыжевато-красную черепицу: здесь уклон был небольшой, а впереди, к тому же, находилась выступающая голубятня — даже если упасть и соскользнуть вниз, задержать своё падение можно было об неё. — Серьёзно?.. Мы идём на крышу? — Давай, попробуй только сказать, что это запрещено и прописано где-то в долбаном законе, а ещё вывешено на доске объявлений на старом замшелом листе, — Джон протянул руку парню, и тот, смеясь, наконец полностью забрался на крышу. Здесь дул сильный ветер, и шарф Кристиана стал развеваться, как плащ супергероя. Даже когда парнишка полностью вылез, Джон не отпустил его руку; Кристиан держался неуверенно и, расставив ноги пошире, никак не мог сделать и шаг. — Не волнуйся, даже если ты упадёшь, я сумею поймать тебя. А если не я, то голубятня впереди, — Форстер кивнул и сделал пару аккуратных шагов. — Пойдём, сядем как раз вот тут… — он указал на место сзади домика для птиц. Осторожно ступая по волнистой черепице, они наконец дошли и присели; Кристиан, видно, был и рад наконец сесть, а не стоять в наклонном положении, боясь оступиться ногой и полететь с шестого этажа, перед этим пересчитав позвоночником все выступы. Джон и сам первый раз жутко стремался: казалось, что обязательно подскользнёшься. — Вот это да, Джон… Такое мог выдумать только ты, — Крис не мог скрыть улыбки всё это время: преданной и благодарной, самой невыносимой для Константина. Задержав на нём взгляд пару секунд, он обернулся в сторону города и ахнул. Джон, увидев эти раскрывшиеся от удивления глаза, слегка приоткрытый рот, приподнявшиеся плечи, понял с удовлетворением, что задуманное им произвело нужный эффект. — Какой вид… Ты… читаешь ведь мысли, не иначе, Джон! — на полном серьёзе сказал Кристиан, даже несколько с обидой, и вопросительно посмотрел на него. — Ты не отвертишься, это точно правда! Раз ты всякими там способностями обладаешь, то наверняка умеешь мысли читать, просто ловко скрываешь это! Ну каким образом ты мог знать, что я… на свой стыд никогда не видел Лион с такого ракурса, а смотровые площадки не в счёт. Там всегда толпа, и это не совсем то… — Я не читаю мысли. Я просто знал, — Константин сдержанно усмехнулся и тоже глянул на город, похожий на кирпичную кладку (из-за единого цвета крыш), куда нечаянно упали витые и красивые наконечники забора (шпили соборов) и странные, серые и округлые детали (различные дома и купола). А две реки словно ручьи после дождя, сочащиеся по желобкам между кирпичами. А вдаль уходили синеватые облачные склоны, сплошь загадочные, райские, далёкие… Только редкие многоэтажки говорили о том, что это ещё Земля. И — казалось — никого; только они, небо и вечно живой город. Они замолчали на пару минут, одновременно осознав, что им обоим нужно лишь какое-то мгновение, чтобы ощутить… Чтобы впитать в себя атмосферу этого города, чтобы лионский воздух — не такой, как внизу, которым дышат обычные люди (так казалось, глупо…) — прошёлся по лёгким, чтобы душа в один момент вылетела из тела и стала свободной птицей, кружащей меж пушистых облаков и равнодушно взирающей на суетную жизнь внизу. В такой момент обычно перехватывало дыхание от налетающего ветерка, и постепенно тело теряло чувствительность. Джон вернулся в реальность, снова опустился, кажется, на эту крышу, на землю, когда пальцы Форстера, дрогнув, нечаянно коснулись его, а кончик зелёного шарфа достал его плеча, так как подул сильный боковой ветер. Он повернулся в сторону парнишки: того ещё не отпустило, он сидел, не спуская глаз с Лиона. Константин усмехнулся и опустил взгляд на голубятню: за крышу, похожую на трамплин, слетелось несколько разномастных больших голубей, которые, курлыкая, пытались найти себе место. Только перья летели в разные стороны; парочку отнесло ветром и до них. Только тогда Крис почему-то очнулся. — Значит, не читаешь мысли? Правда? — Да. — Ну, тогда всё ещё хуже, — Крис усмехнулся нервозно, но вместе с тем и по-доброму — он один так умел. — Почему же? — Лучше б ты читал мысли. Потому что, получается, не обладая такой способностью, ты смог узнать моё тайное желание. Учитывая то, что я никогда не проговаривался об этом. Стало быть, ты хорошо знаешь меня… — Кристиан печально улыбнулся, потом перебрался пониже, достал вылетевшее из голубятни белое с рыжими вкраплениями перо и вернулся назад. Покрутил в руках, с интересом разглядывая: оно было довольно большим. — Ну, так и ты ведь не отстаёшь, Кристиан… — Джон пристально глянул на него; парнишка пытался не придавать виду, что заметил этот взгляд. — Просто признай, что всё между нами равнозначно. — Но ведь можно только подумать, что знаешь тебя, Джон, — он наконец оторвал взгляд от пера и несколько настороженно глянул на собеседника. — Обманчивая такая иллюзия. А вот ты-то наверняка видишь меня насквозь. «Конечно…» — саркастично подумал Константин. Только на первый взгляд казалось, что с Крисом (или Чесом) всё так просто. Нет, эта та ещё загадка за семью печатями… — Давай ещё вмажем друг другу за это и нечаянно скатимся с этой крыши к чертям! — Джон едва сдерживал смех и, заметив некоторое напряжение бывшего адвоката, ободряюще похлопал его по плечу. — Равнозначно, Форстер, я же сказал: рав-но-знач-но. Кристиан задумался на пару минут, крутя в пальцах перо, потом усмехнулся своим мыслям, посмотрел на Джона и тихо проговорил: — Равнозначно, равнозначно… Равнозначные идиоты, вот мы кто! — По губам Джона пробежала усмешка, и он аккуратно потрепал парня по волосам. Потом они снова смотрели на Лион, такой покорный, низкий, обозреваемый полностью. Свободные, плавные полёты чаек вперемешку с порывистыми, больше похожими на борьбу полётами голубей выводили над городом какие-то сказочные зигзаги. Впереди слышалось дружное курлыканье и громкое хлопанье крыльями. Снизу, с улиц, с углового кафе, над которым они сидели, отдалённо доносились голоса и смех людей; но это было так едва уловимо, что, казалось, это звуки другого мира, прорывающегося в наш эфир. Вдруг Кристиан убрал с лица наивную улыбку, комически посерьезнел, даже поджал губы и размеренным точёным жестом вставил перо себе за ухо. Джона от одного только этого вида распирало на смех. Потом Форстер, как бы приосанившись, приподнял подбородок повыше, упёр руки в бока и сверху вниз посмотрел на Джона. — Я похож на поэта? — размашистым движением он закинул край шарфа назад. — Ну-у… да. Только скорее на его пародию, — громкий смех их двоих спугнул двух голубей, прилетевших отдохнуть; недовольно курлыкнув, они отпрыгнули в сторону края, упали и уже при падении расправили крылья, потом рванув вверх. — Знаешь, тут довольно хорошо… Хочется запомнить каждую линию города, что сейчас перед нами как на ладони. Я всегда мечтал побывать на крыше. Но, ты понимаешь, нарушение закона и т.д., да я ещё и взламывать не умею, — Крис пожал плечами. — Поэтому огромное тебе спасибо. С тобой я наконец-таки стал жить по-настоящему, — он серьёзно посмотрел на Джона; тот кивнул. — Вот несколько правил на будущее: если хочется совершать безумства, то совершай; если возникнет желание послать всех к чертям, просто развернись и уйди, попутно показав всем средний палец; если захочется нарушить закон, чтобы вдохновиться вот такой красотой… — Константин мотнул головой в сторону города, — то нарушай, блин, и действуй, как тебе угодно. Даже живя среди бесконечного вдохновения и красивых домов, можно затухнуть. И тебя пришлось спасти от этого. — Ты прав… я совершенно потерял тягу к приключениям за своей размеренной жизнью, — Форстер опустил голову. Джон приподнял его за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Честно признаться, я и сам не всегда выполняю эти правила… — он отпустил его и усмехнулся. — Ты и сам видишь… — О да… Потом они снова замолчали; логические паузы заставлял их делать куда более мудрый, чем они, Лион. Он щелчком отвлекал их внимание на себя. И снова хотелось впиваться взглядом в краешек Лионского собора, в церковь Сен-Низье, в сверкающую на редких солнечных лучах и пасмурную, словно бы небо было жидким и вылилось на землю, когда солнца нет, водную гладь двух рек. Может, глупо, а может, и слишком поздно, но Джон понемногу начинал осознавать, что без памяти полюбил этот город, а парнишке рядом, по крайней мере, научился доверять. Однако бывает такое, когда неожиданно осеняет мысль, что приходит независимо от ситуации; Джон вдруг подумал, что готов простить Крису (Чесу) всё. И всегда был готов. И чёрт его знает, почему это всплыло в голове. Вероятно, он лишь по-идиотски расчувствовался. Форстер достал телефон и, слегка приподняв руку с ним повыше, сделал фото города отсюда. Вероятно, вышла довольно красивая фотография. — Знаешь, что я хочу? Я нарисую этот вид. Может, у меня и получится. Я ведь придумываю сюжеты всяко лучше, чем Уильямс? — Кристиан просматривал фотографию, думая, хорошо ли вышло. — Да. Но не расслабляйся. Как знать: я уеду, а ты вдруг скатишься… — Константин смерил его серьёзным взглядом. Форстер убрал телефон, глянул на Джона и, пытаясь скрыть улыбку, сжал губы; а глаза-то смеялись, горели весёлым пламенем. Джон начинал понимать, что снова готов усмехаться, и также сжал губы, даже прикусив нижнюю зубами. Краешки губ парня плавно разошлись в разные стороны, под глазами собрались морщинки, скулы напряглись; он ещё держал улыбку в себе, но мелкое подрагивание плеч выдавало его полностью. Константин, очень хорошо представляя, как он выглядит в этот момент, сам стал чувствовать вырывающуюся из себя улыбку. И не заметил, как уже вовсю усмехался даже сквозь сжатые губы. Через пару мгновений они одновременно прыснули от смеха и вновь спугнули, кажется, тех же самых голубей, решивших попытать судьбу во второй раз. Нервно замахав крыльями, голуби недовольно разлетелись по разным сторонам. — Я думаю, они уже ненавидят нас, — прижав колени к себе, радостно сказал Кристиан и плечом толкнул Джона. Тот вопросительно глянул на него: — Ненавидят? Серьёзно? — Джон, вскинув брови и закатив глаза, покачал головой. — Разве голуби могут ненавидеть? Это просто птицы! Тупые и свободные. Как и люди, впрочем… — Тупые и свободные… — задумчиво повторил Форстер. — Ты сегодня сыпешь афоризмами. — Ну конечно, — с сарказмом проговорил Джон и повернулся к нему. — Поэт-то эпохи Ренессанса у нас тут только один, — и ловким быстрым движением пальцев сбросил перо из-за уха парня. Послышались неодобрительные возгласы Криса, он едва поймал улетающее от него на порывах ветра перо и вновь заложил его за ухо, с важным видом сказав: «Я же ещё поэт, эй ты, простолюдин!». И снова, снова смех: слегка сдержанный, будто ещё чем-то скованный — Джона, и открытый, искренний и задорный — Чеса. Так ведь было всегда… как бы Константин ни отрицал. Что в этой жизни, что в предыдущей, что, как знать, и в следующей. Наслаждаясь этими простыми, до боли приятными и раньше презираемыми моментами, Джон осознавал: каждый раз они с Чесом проходили этот путь — путь недопонимания, подозрения, иронии, взаимонедоверия и… только после этого наступала тропинка непосильно достигнутого счастья. Чему он удивлялся всё это время? Видимо, позабыл прошлое. Ничто не изменилось: ни его чувства, ни его Чес, хоть и воспитанный якобы самой Европой, мягкой и добродетельной, ни их безумные, скачущие отношения. Это он уже проходил. Несколько месяцев выветрили из его головы то, как всё начиналось. Он упустил самое важное и из-за этого хлебнул кислого яда как своего язвительного характера, так и упёртого характера бывшего напарника. Но теперь… теперь кого интересовало прошлое, прошлые обиды и разочарования? Никого, даже будущих историков, что будут пытаться откапывать своих предков, ведь их жизни, их история — одна маленькая, незначительная песчинка на бесконечной морской косе мира. Джон предложил выпить по какому-то странному, фиолетовому газированному напитку, который купил до этого. На вкус это оказалось каким-то диким миксом черники, банана и маракуйи. Газ в тот же миг ударил в нос и приятной энергией разлился по телу. Неожиданно вышло солнце и стало пригревать двух нарушителей голубиного житья. Они проболтали ещё о каких-то мелочах, жутко сумбурных, о таких, что Джону и не верилось даже, что он о них говорит. Потом он неожиданно встал и проговорил: — Ну, теперь нас ждёт нечто похожее, но уже более запрещённое. Я даже сам не знаю, удастся ли нам. Но, судя по тому, что всё в этом городе построено на доверии, получиться должно. Крису нужно было всего ничего, чтобы завестись на что-то новое, поэтому он быстро вскочил. Но, неловко ступив, поскользнулся и чуть не полетел к недовольным ими голубям, однако Джон быстро сумел схватить его за руку. Парнишка облегчённо выдохнул и первым пошёл спускаться с лестницы. — Думаешь, они слишком злы на нас? — ещё не спустившись вниз, вдруг проговорил Форстер и кивнул на голубей, воркующих вовсю. Джон прицыкнул и усмехнулся, а потом, прикоснувшись рукой к его голове, толкнул вниз, как бы говоря, что «не задавай глупые вопросы, а лучше слезай». Но сам всё же ответил: — Да, они объявили нас своими врагами. И теперь будут высматривать нас на улицах города и мстить, мстить, мстить известным образом… — на чердаке, куда уже спустился Крис, раздался звонкий смех. — Ну, смейся-смейся, ты-то здесь живёшь, а я временно. Удовлетворённый видневшимся, резко недовольным (конечно, искусственно) лицом, Джон сам стал спускаться. Когда он спрыгнул на пол и поднял вокруг себя облако пыли, когда они оба прокашлялись от неё, Кристиан заинтересованно спросил: — А куда мы пойдём сейчас? Джон, закрывая люк, посмотрел на него несколько надменно, важно, потом усмехнулся и наконец выдал: — Тебе это место до ужаса знакомо. По крайней мере, ты сам водил меня туда. Но сегодня мы будем нарушать законы, пусть и не писаные. Может, даже Божьи. Так что перекрестись, верующий Кристиан, пока не поздно, — Джон отряхивал руки, пока говорил это, а потом указал вниз: на выход из чердака. Форстера было, конечно, легко удивить и впечатлить — хотя, может, он и осознанно был таким. Таким, как говорится, везёт и легче по жизни: для них что-то банальное — уже радостное событие. Этакая взрослая мудрость, смешанная с детской наивностью. Константин специально проговорил это наисерьезнейшим тоном, будто они собирались завоёвывать города. Кристиан, довольно улыбаясь, аж выдохнуть забыл; и взгляд, взгляд… Господи, этот взгляд — полный восхищения, задора и желания жить. Джон же, конечно, с трудом мог признать, что любил этот взгляд. — Ого!.. Тогда я точно готов, Джон. Можешь не сомневаться. Да ты и не сомневался… Так? — Джон кивнул. Да. Конечно же так, Чес. Джон никогда не сомневался в тебе…***
Джон наспех придумал маршрут обратный, может, не такой живописный, но быстрый. Конечно же, когда он ходил тут с серьёзным видом, словно студент, что ботанел перед экзаменом, и с картой в руке, он совсем не рассматривал, что на очередной улице: просто находил табличку с французскими словами, примерно сравнивал с названием на карте и, с облегчением выдыхая, шёл дальше. Теперь, с Крисом, всё было по-другому. — Слушай, почему у вас все слова такие странные и редко совпадают с тем, как они произносятся? Будто некоторые слоги — лишние… — в то время они шли по Бон-Пастёр и скоро должны были свернуть налево: в этом названии лишних букв не было. — Чтобы всех остальных запутать, конечно, — улыбнувшись, выдал тот. Потом, подумав, добавил: — Да эти исключения легко запоминаются, на самом деле. Но, тем не менее, у меня в школе были с этим проблемы. Зато английский шёл на ура. Я даже думал идти переводчиком. — Но желание вершить справедливость выиграла? — Как сказать, справедливость… мнимую справедливость, на самом деле… — Форстер, сощурившись, пристально глянул на него, а потом ухмыльнулся. — Ты ведь понимаешь, о чём я? — О да, — Джон вдруг вспомнил, в чём смысл адвокатуры, и неожиданно подумал, как эта профессия всё-таки разительно не подходила его бывшему напарнику. — Кстати, я здесь никогда не был. Я доходил до парка и возвращался той же дорогой. А здесь я совсем впервые, — Кристиан заинтересованно оглядывался, хотя ничего примечательного на этой улице, кроме молочно-серых домов и изредка виднеющихся ярко-радужных сказочных граффити, не было. Они прошли ещё один двухэтажный дом, полностью залитый краской, только уже не монохромный, а зелено-фиолетово-жёлтый, с какими-то вкраплениями безумных рисунков. Оказывается, это был заброшенный дом, половина которого была разрушена и заросла зеленью, а табличка на французском ещё что-то гласила, куда-то приглашала… Удивительно. Дом на последней стадии разрушения, раз его облюбовали студенты художественных школ, а табличка почти чисто белая, не потёртая. Они ещё долго говорили о всяком; между тем, Джону оказалось несложно заметить, что Крис после недавнего смотрел на него с ещё более сильным, плохо скрываемым восхищением и преданностью. Кажется, и сегодня Константин сумел сделать с ним нечто невозможное, совершенно сказочное, опять прикоснулся к той части души, куда мы редко пускаем людей, но если и пускаем, то, стало быть, доверяем не только свои слова, но и тайные мысли. И если вчера было что-то подобное, то сегодня оно глубоко отличалось: сегодня оно было безумным, быстрым, словно ветер, и ярким, как солнце. Константин понимал, что это-то и нужно было Чесу… и Чесу, и Крису. Всегда. Даже сейчас они, смеясь над чем-то легкомысленным, шли быстро, но часто прикасались друг к другу, иногда указывая на смешное граффити, иногда — на какой-то дичайший жизненный контраст, словно давно были старыми друзьями, возвращающимися из бара. Джон никогда не думал, что будет наслаждаться такими мелочами. Этому, безусловно, научил его Кристиан. Они свернули налево, на лестницу вниз к улице Масон. С неё вышли на Монте Де Кармелит, полную ресторанчиков и баров среднего класса и с жирным нарисованным пришельцем с хоботом на белой панели. Затем, совсем немного пройдя по Де Кармелит, резко повернули направо. Потом были ещё какие-то улочки, все тусклые, бесцветные, оживлённые одними лишь граффити; здесь ходили либо заблудшие туристы, тепло одетые, укутанные до носа в пушистые шарфы, всё время сверяющиеся с картой и всем своим видом изображавшие «Упс, мы не туда попали»; либо офисные работники, вышедшие покурить, либо одинокие школьники, то ли опаздывающие на занятия, то ли идущие с них. Наконец Джон с Крисом вышли из этих однотипных катакомб к какому-то парку, спускающемуся вниз по склону. За ним внизу располагалась набережная Сен-Венсан, где всегда кипела жизнь: сновали туда-сюда экскурсионные автобусы, нервно бибикали такси и быстро мчались автомобили. А дальше Сона — теперь почему-то зеленоватая, окаймлённая розовыми, красными, коричневыми, жёлтыми, белыми домами, за которыми шапкой шли вечнозелёные, но всё же изрядно «поседевшие» желтизной деревья. Они в скором времени добрались до красного моста с невероятно странным названием и перебрались на левую сторону Лиона. Здесь Джон очень надеялся, что Крис до конца не будет понимать, куда его ведут. После набережной они пошли вглубь; сразу становилось понятно, что это туристическая тропа: в обычные жилые дома вдохнулось само искусство, а на тротуары лёг тяжёлый серый камень, замостивший его. Джон вёл извилистыми улочками, постепенно поднимающими их всё выше и выше. Потом пришлось подниматься по узкой лестнице, зажатой между двумя домами, которая вывела их на улицу с белыми, увитыми пожухшим виноградом апартаментами и высокой, почти чёрной каменной стеной по бокам. Кристиан оглянулся назад: маленькая полоска между домами открывала вид на далёкие-далёкие высотки за городом. Форстер даже остановился. — Как думаешь, те люди, что работают сейчас там, тоже смотрят сюда и любуются красотой города? Или дальше своего стола не видят? — Нет, не видят, — равнодушно и твёрдо ответил Джон, как будто сто раз бывал в эти высотках и переспросил у каждого сотрудника, обращает ли он внимание на раскинувшуюся перед ним красоту. Кристиан удивлённо повернулся к нему, сразу понял, что эта шутка, и улыбнулся. — Да-а… Нашёл я, у кого спрашивать. А нам долго ещё идти? — они вновь двинулись вперёд. — А ты, никак, устал? — с издёвкой произнёс Джон. Парнишка активно замотал головой. — Я просто сгорел от любопытства, куда же мы идём. — Если ты об этом… то запомни: подниматься нам придётся довольно долго. Даже когда мы дойдём до нужного места, — вновь заронив интригу в сердце Криса, Джон довольно усмехнулся. Ему показалось, что, в принципе, в какой-то степени парнишка начинает догадываться, куда они шли, но сам для себя решает оставить это в тайне, чтобы это всё-таки было неожиданным. Наконец, после ещё одного подъёма по крутой лестнице, в конце улицы стала виднеться филигранная белая башенка базилики Нотр-Дам-де-Фурвьер. Вроде бы, Крис стал, хоть и не без сомнения, подтверждать свои догадки, а всё же был жутко не уверен. Джон видел эти живо заинтересовавшиеся глаза и напряжённые брови. — Что ж, если ты думаешь о базилики, то ты молодец — угадал, — парнишка поднял на него удивлённый взгляд и задумчиво усмехнулся. — Я реально боюсь думать о том, что такое запрещённое ты придумал для этого места. В таком случае ты просто обязан показать мне Ад и круг, на каком я буду вертеться после этого, — Форстер говорил совершенно серьёзно, пока они подходили к базилике. Народу здесь было немного: время рабочее, а для туристов не сезон. Они зашли за стальную тёмно-серую ограду и двинулись к ступеням. — Ты веришь в дантевский Ад? Просто не смеши меня, прошу… — Джон и забыл, какими стереотипами насчёт религии была забита эта головушка. — Ах да!.. — тут же спохватился Крис и задумался. Они подошли к тяжёлым дверям собора, напрочь распахнутым. Встали в стороны, чтобы пропустить мимо седого священника. — Я и забыл, что в реальности Ад, вероятно, другой… — священник, проходя мимо, смерил их обоих несколько презрительными взглядами и перекрестился. Форстер только после понял, что сболтнул нужное в нужный момент. Джон уже давно смеялся вовсю, когда они входили в собор, и похлопал Форстера по плечу. Тот, едва сдерживая себя, тоже хихикал. — Вот так всё и начинается, Крис… с одного неверного слова, — сквозь смех говорил Джон; они стали выглядеть слишком вызывающе на фоне церковной тишины, так что им пришлось поубавить громкость. Константин притронулся к локтю парнишки, слегка приблизив его к себе. — Так уж и быть, раз ты метишь на местечко в Аду, я когда-нибудь покажу тебе его. А очень скоро, может быть, и расскажу. В базилике Фурвьер всё шло своим прежним ходом: пару десятков молящихся на скамьях, ещё несколько человек бродили по галереям. Теперь, когда снаружи не шёл противный дождь, внутри было светло и уютно, и наконец-таки тот самый незадачливый фотограф, наложивший на это место монохром, удалил его с картинки, осознав в итоге, что он сюда не к месту. Стены и колонны мягко светились кремовым цветом, потолок смотрел на них большим, сине-жёлто-зелёным оком, а главный алтарь они будто в тот раз и не заметили: казалось, его только-только сюда поставили, такой блестящий, роскошный, весь усыпанный в красных и жёлтых цветах. Удивительно, но пахло не ладаном, а чем-то едва ощутимым, свежим и сладким. Но стояла привычная тишина, разбавляемая чьим-то проникновенным шёпотом. Джон сразу же потянул Криса в сторону левой галереи; вообще, было всё равно: право или лево. Здесь болтались парочку туристов, разглядывали чьи-то уж никому ненужные мощи за позолоченными решётками и фотографировали богато расписанные своды. Почти рядом с алтарём, знал Джон, находилась дверь (он очень надеялся, что открытая), за ней шла витая узкая лестница, почти не освещённая, кроме пары попадающихся маленьких окошек. На двери висела деревянная табличка с круглыми краями «entrée de service», вероятно, это означало «служебный вход». После неё должен быть выход на закрытую часть смотровой площадки, куда поднимаются за деньги любители лицезреть город с высоты; официальный вход находился ровно позади главного алтаря. Ну, а Джон считал, что это слишком скучно. К тому же, с той площадки можно было легко подняться ещё выше, но у Константина уже не было времени рассматривать подробности. Здесь очень сильно доверяли людям, оставляя так запросто открытыми служебные входы и не ставя охрану; впрочем, в каком-то смысле это доверие оправдывалось. Всё получилось так, как он планировал: сквозь приоткрытую дверь служебного входа сначала проник Форстер, потом он сам, ещё раз оглянувшись вокруг, чтобы убедиться — их никто не заметил. Внутри было совсем ничего не видно — вероятно, служителей здесь и правда вёл голос Господен; ну, а они с Крисом — люди простые и грешные, поэтому их вёл обыкновенный фонарик на телефоне. Но поначалу Джон чуть не упал, а потом едва не толкнул парнишку. Тот, шутя, заметил: — Да, священниками мы не будем никогда. Может быть, это одно из их испытаний для новичков: пройти вслепую вот здесь наверх? Джон, хмыкнув, покачал головой и включил фонарь; так они и стали подниматься. Он шёл впереди, Крис — за ним. Ничего примечательного в этом подъёме не было; только к концу всё острее становилось чувство, что они в итоге так никуда и не выйдут и что базилика, услыхав внутри себя упоминание про Ад, решила проучить их, заставив всю вечность идти по узкому, с высокими ступенями проходу. Но вот яркий свет фонарика нащупал такую же, как внизу, дверь с мощной чёрной ручкой. Несмотря на устрашающий мощный вид, дверь легко поддалась. Волосы им сразу радостно взъерошил ветер, а лёгкие сию минуту очистились от затхлости. Они очутились на отгороженной от основной смотровой площадки зоне, рядом с левой башенкой базилики, которую видно из любой точки Лиона. Немного людей гуляло на небольшом клочке, огороженном с двух сторон решёткой. Джон быстро обогнул башню — там находился другая дверца, маленькая. А уж что за ней — одному Богу известно. Зачем-то Константин схватил Кристиана за руку, чтобы быстрее обойти башню. А тот, смотря полными детского восторга глазами, кажется, был не против. Низкая белая дверца также легко открылась; так и не расцепив руки, они вошли туда осторожно. В башенке скрывался ещё один алтарь, менее украшенный, но, наверное, очень древний. Сквозь окна по кругу он был освещён полностью; солнце вышло, и всё окрасилось в необыкновенно мягкий свет. Даже холодные стены излучали тепло. Редкая позолота горела красновато-рыжим пламенем. Здесь никого не было, кроме мраморной статуи Девы Марии, понурой, грустной, видимо, недовольной, что её оставили здесь, на самом верху, словно позорно скрыли от всех людей. Здесь не было дорогих подставок под книги, самих толстенных Библий, серебряных подсвечников и кучи цветов; но здесь было близко небо, чувство уединения и, если хотите, то для верующих — и сам Бог. На другой стороне круглого помещения находилась железная, совсем не подходящая сюда лестница, прилегающая к стене, резко поднимающая вверх, очень высоко, под самый серый купол. Казалось, она никуда не вела, а просто упиралась вверх. Но Джон знал, что там наверняка какой-нибудь лаз. Наконец он отпустил руку Криса, подумав, что они выглядят так слишком странно. Паренёк с неподдельным интересом оглядывал алтарь; видно, внизу он бывал нередко, а сюда, конечно, его никто не пускал. Джон специально стал идти через святилище, чтобы Форстер смог всё разглядеть, и даже пришлось остановиться ненадолго: с таким уж вниманием Крис стал рассматривать всё. Потом, как бы опомнившись, извинился и сказал, что и забыл: в любой момент сюда мог прийти кто-нибудь из служителей. Они поднялись по лестнице, невозможно гремя на каждой ступени; всё было как будто для них — в замок был вставлен ключ. Джону даже стало смешно, как всё банально и легко получалось. Форстер предположил, что ключ здесь оставлен специально для уборщиков или остального обслуживающего персонала: крыша крышей, а, например, шпиль тоже надо было мыть и начищать до блеска, чтобы базилика выглядела презентабельно даже для Лиона, расположенного по другую сторону Рона. Короче говоря, не разбираясь с этим и благодаря судьбу за то, что не надо было применять свои скудные знания во взломе замков, Джон отворил люк и вылез на круглую, цвета серой умбры крышу с ажурными высокими бортиками и толстым, даже несколько зеленоватым шпилем посередине. Он быстро обошёл вокруг, любуясь видом, пока наружу выкарабкивался Крис. Между прочим, между самой крышей и красивой оградой, ровно на высоте самой ограды, шло ещё одно, незаметное снаружи ограждение, шириной где-то полметра. Джон заметил его и усмехнулся про себя. Кристиан в этот момент тоже обошёл вокруг, прикоснулся к шпилю и, задержав дыхание, осмотрел открывающийся перед ним Лион: вроде бы, и такой же, как с крыши дома, но почему-то всё равно иной — то ли вид сбоку всё изменил, то ли большая высота, а может, и то, и другое. Константин, уперев руку в ограждение, легко прыгнул на него и сел, согнув ноги и доставая носками ботинок волнистого обрамления. Кристиан подошёл к нему, а его взгляд говорил о жуткой неуверенности. — Залезай! — Ты… думаешь, нам на этот раз точно не влетит? Всё же это церковь, здесь каждый миллиметр проверяют несколько раз за день, а не обычный дом, где редко поднимаются на крышу, — Форстер говорил это скорее из-за своего весьма близкого знакомства с законодательством Франции и типичнейшего страха перед оным. Джон презрительно усмехнулся, чем поставил парня в неловкое положение, встал на ноги и только протянул тому руку. Судя по тому, как быстро Кристиан схватился за неё, он был сам за эту идею, а спросил лишь на автомате. Поставив одну ногу на ограждение, свободную руку — рядом, и, оттолкнувшись, он с помощью Джона в один миг встал рядом с ним. Конечно, их могли увидеть все, решившие поглазеть на собор Де-Фурвьер, в том числе и полиция, любившая интересоваться как раз такими личностями. Но было абсолютно плевать в этот момент; отчасти такое равнодушие приходило из-за их рук, сцепленных крепко вместе. Потом Кристиан всё же попривык, и они наконец отпустили друг друга и сели почти рядом. Так их видно, конечно, было всё равно, но хотя бы не в полный рост. Солнце уже зашло за облака, слегка загрязнившиеся каким-то дождливым циклоном. Джон стал рассказывать про Ад, хотя, конечно, в душе очень не хотел, чтобы эта любопытствующая душа слишком сильно вникала в свою прошлую жизнь. Как знать, вдруг геройство вновь забьёт ключом, и Крису захочется опять пожертвовать собой. Невероятное чувство свободы захлёстывало здесь, на столь огромной высоте, где не прекращая дул восточный ветер и развевал края пальто Джона и шарф Кристиана. В какой-то момент рассказ прерывался: тогда из головы очередным порывом выметались все слова, воздух переполнял лёгкие, что просто выдохнуть было невозможно, и одна мысль, только одна мысль: «Это — настоящая жизнь». Константин изредка ощущал это и прекращал говорить; однако и Крис, заражаясь чем-то подобным, уже и сам не был хорошим слушателем. Когда, наконец, тема исчерпала себя, Форстер хитро усмехнулся и выдал: — Знаешь, ты довольно интересно рассказываешь, но всё же рассказы… это не совсем то, что может в подробностях описать Ад… — А тебе и не нужны подробности, — Джон догадывался, к чему клонил его бывший напарник. Но Кристиан решил не хитрить и сказал прямо: — Может, и не подробности… Но ты же хотел мне показать его. Стало быть, это как-то возможно. — Джон только хмыкнул и отвернулся от него, посмотрев на город. Ему не хотелось испытывать подобного ощущения, когда он в прошлом решал: брать или не брать с собой на опасную миссию Чеса. А, взяв, ещё и потерял в итоге. Холодное, даже равнодушное волнение всё равно запульсировало где-то на уровне сердца. Он не хотел, чтобы повторялось; не хотел, чтобы парнишка вновь чувствовал боль и был вновь облюбован притворяющимся, насквозь прогнившим Раем. Выберет ли он тогда снова путь назад? Джон знал, что в любом случае найдёт его (сейчас эта мысль уже не смущала, как ранее), но не был уверен, что они смогут построить это взаимное доверие между ними — оно было словно хрустальная разбившаяся ваза, которую они по кусочкам приклеивали, и не дай Бог что-нибудь отколется и упадёт: каждый осколок важен. Он всё молчал, а Крис явно ждал ответа; он, конечно, думал, что Ад — это что-то по типу американских горок: столько же драйва, адреналина, мнимой опасности. Знал бы он, что Ад — тонкая струйка леденящего страха, что проскальзывает в твою душу незаметно, аккуратно, а потом распаляется, расходится всё дальше; и постепенно ты понимаешь: ты сам — есть средоточие боязливого трепета и теперь полностью робеешь перед ним и готов выполнять любые приказы Ада. У этого парнишки всё легко и просто. Джон задумался. Что, если всё же позволить этому рафинированному европейцу заглянуть на секунду в Ад? Не без некоторых условий, конечно. Может, возникнет обратный эффект, а не как в прошлом? — Ладно, Кристиан! — воскликнул Джон и резким движением поднялся на ноги, чем даже заставил парнишку вздрогнуть. — Хочешь? Получай! Но у меня есть некоторые пункты, которые ты обязан соблюсти, — одной рукой Джон, нагнувшись, взял Форстера за локоть и потянул, приказывая встать на ноги. Глаза того заискрились золотым блеском, широкая улыбка замаячила на лице; что и говорить — полная готовность. Но, знал Константин, это только на первое время… — Да, говори! — выпалил он на одном дыхании, вперив восхищённый взгляд в него. — Значит так, юный исследователь Ада, — Джон пафосным манерным движением стряхнул с его плеча якобы пыль и напыщенно сурово посмотрел на него. — Во время всего этого процесса ты должен довериться мне больше, чем самому себе, даже если я буду говорить безумства. Это очень важный пункт. Просто прими это у себя в голове. Это не совсем то доверие, с каким ты мне рассказывал свои секреты и несбывшиеся мечты. Это, Крис, вообще другое. — Ладно… — Форстер вмиг стал серьёзней и кивнул. — Что дальше? — Следующее: экскурсия по Аду произойдёт единожды. Всё. Больше никаких «Джон, а можно ещё раз, я не успел всё рассмотреть, ведь испугался и закрыл глаза!», — Константин попытался спародировать голос адвоката; тот рассмеялся и обиженно толкнул его в плечо. — Ну вот я вообще так никогда не скажу! — Слушай, здесь есть много непредвиденных обстоятельств. За твоё эмоциональное состояние я ответственности не несу. С этим как раз связан последний пункт: само попадание в Ад произойдёт… не болезненно, но, мягко говоря, страшно. Если бы я один захотел это сделать, я бы делал по-другому. Но, так как ты, обычный человек без способностей, хочешь со мной, нам нужна, грубо говоря, сила помощней, что вытолкнет нас в другое измерение. И эта сила ни что иное, как… страх, — Джон надеялся, что Форстер уже откажется, но тот горел желанием даже более сильным, чем было. — И так как меня напугать сложно, пугать будем тебя. — А что если?.. — А что если ты недостаточно напугаешься? — Джон спрогнозировал вопрос; Крис кивнул. — Тогда мы с тобой можем и подохнуть, так что пугайся хорошенько, — Константин рассмеялся и похлопал по плечу слегка напрягшегося парня. — Нет, насчёт этого не беспокойся. Благодаря моим умениям и силе мы с тобой точно не пропадём, даже если ты напугаешься на одну сотую. А напугаешься ты точно. Поверь. Ну, и теперь точно последнее: ты должен пообещать мне, что никогда больше не полезешь в эту область самостоятельно что-то исследовать, искать и находить только приключения на свою пятую точку. Ни-ког-да. — Никогда… Обещаю, Джон! Не подведу тебя, — черты лица Криса смягчились, он даже улыбнулся, когда говорил это, словно понял что-то важное для него. Константин задумался и догадался: его слова звучали так, словно он волновался. И теперь ему стало даже противно скрывать это: он волновался за паренька, это было точно, это было честно (наконец-таки), это было необычно ощущать в душе. — Считай, что это приключение — лишь благосклонность такой персоны, как я. Просто привилегия, — добавил едва слышно Джон. Будто что-то подтолкнуло его извне, и его рука сама приблизилась к лицу Криса и осторожно отодвинула прядь волос назад. Форстер осторожно, словно боясь чего-то сломить в этом момент, выдохнул и прошептал, глядя на него: — Да, я всё понимаю… — Джон не отдавал себе отчёта в том, что ему до дрожи нравились эти моменты, когда они вдвоём как бы зависали в некоторой сладко-приторной оболочке, на секунду скрывающей их от реального мира. Хотя бы на секунду, но они могли сойти с ума. Пусть даже помутнение рассудка проявлялось лишь в одном прикосновении; Джону, поверьте, хватало и этого. Однако этот приятный момент быстро проходил, оставляя после себя лишь тёплое послевкусие. — Ещё кое-что, — Джон убрал руку. — В последний раз, когда меня попросили показать Ад, но с более практичной точки зрения, мне пришлось утопить человека. Не до конца, конечно, но… — глаза Форстера мгновенно округлились. — Пока не поздно, ты ещё можешь отказаться… — Нет… — Крис застегнул последнюю пуговицу на пальто, так как после ухода солнца сильно похолодало. — Я решился всё-таки! — он твёрдо смотрел на Джона. — Значит, давай сделаем это. Тогда Константин кивнул, медленно развернулся в сторону города и хотел было начать, как Форстер его остановил: — Я так понимаю, способ, которым ты заставишь меня напугаться, будет храниться в секрете вплоть до попадания в Ад… — Да, ты верно мыслишь. Иначе эффекта не будет, — Джон стал читать по памяти призыв, но едва слышно, и вырисовывать в воздухе определённые символы. В этот раз всё будет по-другому: должен появиться портал, который выполнит самую важную миссию — оставит их в живых, а для Криса — как будто бы переведёт в Ад. На самом деле, Ад просто проявится вокруг, а они сами будут находиться не на крыше базилики, конечно. Джон подумал, что, при сохранении рельефа города, даже некоторых строений, в Аду от церквей не остаётся ничего. Он не знал об этом точно: никогда ещё не бывал рядом со святыми местами в том мире. На мгновение Джон прервался, схватил паренька за рукав его пальто и быстро процедил: — Главное — не отпускай меня. И — слышишь — помни про доверие! — Кристиан, возбуждённый, мелко закивал и обхватил крепко-крепко пальцами запястье Джона. Они как бы взялись за руки, но и не взялись одновременно. Константин продолжил читать своего рода заклятие; сам он не боялся предстоящего, ведь в самом начале ему приходилось совершать нечто подобное. Кристиан напряжённо стоял, не двигаясь, наблюдая за Джоном пристально и ловя взглядом каждое его движение. Он, что и говорить, начинал немого нервничать; уже догадывался, что случится нечто неожиданное. Наконец Джон прекратил, остановился, посмотрел прямо на город; ещё одно движение — и медлить нельзя будет ни секунды. Краем глаза виделось, что парнишка даже дышать перестал, понимая, что до Ада, такого мистического и размалёванного обычными людьми, остались считанные секунды. Константин понял: пора. Быстро махнул двумя пальцами в воздухе, обрисовав символ, напоминающий греческую букву «кси», и тут же громко крикнул: — Прыгай за мной! — крепко схватив парня за руку, он оттолкнулся ногой и сделал прыжок вперёд. Это было дело нескольких секунд, Кристиан не сумел опомниться, принять эти слова, поэтому сделал только шаг, а не прыжок. Когда чувство свободного падения нахлынуло на них обоих, Джон мог слышать лишь свист ветра в ушах и затихающий протяжный вопль Криса «Что-о-о?», который начался ещё там, наверху, а дошёл до его слуха только сейчас. Овальный светящийся портал уже ждал их между кронами деревьев. Раз-два. Две секунды растянулись в две небольшие бесконечности; красный свет ослепил их на мгновение, какое-то время они ещё летели, уже вслепую; Джон ощутил, как пальцы Криса нашли его ладонь и тесно сплелись. Рука холодная, влажная. «Ну, а что ты хотел, Форстер? Такой он, твой Ад…». Момент, их дёрнуло вперёд и остановило, словно их поймала большая воздушная подушка. Потом они упали на что-то твёрдое, глазам наконец вернули зрячесть. Джон осмотрелся: да, то, что нужно. Вокруг Лион, но другой: небо затянуто кровавой плёнкой, дул сухой жаркий ветер, земля выжжена, обуглена, вместо домов — проплешины, остатки только видны у самых крепких, да и то — одно основание, река Сона будто отравилась и теперь сильно болела, мигом пожелтев и даже порыжев, а волны на ней ходили такие, каких и не бывает даже на море — большие, пенистые, злые. Джон наконец разъединил руки и глянул на Форстера: ни жив ни мёртв, бледен как полотно, смотрел ошалевшими глазами вокруг, дыхание прерывистое. Он аккуратно похлопал адвоката по плечу; тот вздрогнул, откашлялся. Константин помог ему подняться: руки парнишки дрожали, а он это пытался скрыть, то сжимая кулаки, то разжимая, а колени вообще ходуном ходили. Джон разрешил ему опереться о себя. Крис, тяжело дыша, стал оглядываться. Потом неаккуратно провёл ладонью по волосам, видимо, от переизбытка чувств, чем растрепал их. Затем прикрыл лицо руками, потёр его, словно пытаясь прийти в себя, надавил на виски и только затем открыл глаза. — Да… — голос звучал сипло и как будто простуженно. — Мы разбились насмерть и теперь в Аду по-настоящему? — он усмехался и вопросительно глядел на Джона. Тот отчасти понимал его: после такого неожиданного прыжка не то что поседеть — с ума сойти возможно. — Нет. Мы живы. Ад пропадёт уже менее чем через минуту. Наслаждайся, чем хотел… — Слушай… это же как бы наш мир, но немного… как бы это сказать — покоцанный? — Форстер наконец смог стоять самостоятельно и даже сделал пару шагов по треснувшей земле. Коленки ещё дрожали, а щёки раскраснелись, но он храбрился, пытался сделать вид, что было совсем не страшно. Конечно, не страшно — свет им аж зрение выбил на пару секунд! Всё это была — сила страха, который испытал Кристиан. И Джон, безусловно, понимал, каким большим риском казалось для него всё же разбиться насмерть с башенки Де-Фурвьер. — Ну, можно и так сказать, — Джон вспомнил про базилику и обернулся назад. Едва слышно усмехнувшись, он дёрнул за локоть парнишку. Тот повернулся и изумлённо охнул. Храм Бога и Света превратился в средоточие Дьявола и Мрака; базилика стояла целёхонькая, но её сплошь было не узнать: вместо кремовых стен — алые, местами разрушенные, вместо фигур святых — чёрные рогатые скульптуры, вместо витражных окон — выбитые зияющие дыры, а из них слышалась музыка, скрежещущая, разбавляемая смехом, от которого испуг медленно вводился под кожу и постепенно леденил тело. И наверх, по башенкам, по фигурам, ползли маленькие дьявольские отродья: землянистого цвета, уродливые, с глазницами навыкат. И их много-много: все карабкались выше, словно там было какое-то местное собрание. Кристиан смотрел испуганно; постепенно потусторонний мир, кишащий совершенно неизвестной нежитью, стал ужасать его. Ещё одно отродье, взявшееся из ниоткуда, заползло на высохший ствол без веток и листьев, что стоял недалеко, в десяти метрах. При этом оно издало странные горловые звуки. Форстер сделал шаг к Джону, скрывшись за его спиной. — Оно не нападёт… — ободрительно сказал Джон. — К тому же, через полминуты этот мир пропадёт. Мы снова окажемся в земном. Крис явно не слишком-то успокоился, однако виду не подал. В его глазах ещё блистали огоньки от взрыва адреналина. Бессильно опустив голову на плечо Джона, он, улыбаясь, тихо проговорил: — Может, и хорошо, что простые смертные этого не видят… — помолчал, поднял голову и посмотрел на Константина. — По-моему, очень хорошо. Однако я рад, что смог увидеть то, о чём другие лишь смутно догадываются. — Рад-то рад, а лица на тебе нет, — Джон повернулся к нему: ветер с частицами пыли больно ударил по коже. — Я лично думаю, что зря пошёл на поводу у тебя в очередной раз. Кошмары ведь замучают. Меня мучали по первости… — В очередной раз? Я думал, это первый, — Форстер зацепился таки за это предложение, о котором Константин уже жалел. — Тогда какой был первый? — Ты всерьёз хочешь об этом поговорить? — Джон старался придать голосу суровости, но вышло плохо. — Я думаю, ты должен тихо принимать эту благосклонность с моей стороны и не задаваться глупыми вопросами. — Всё-таки ты хороший человек, Джон Константин, — улыбка этого паренька в этой преисподней была словно громом среди ясного неба. Он опять что-то услышал в его словах, понял скрытное и вновь ликовал. — Жаль, что ты не поменял своё мнение… Закрывай глаза, следующая станция — город Лион, Земная версия, — Джон осторожно прикрыл рукой поддавшиеся веки; на всякий случай прижал Криса за плечо к себе. А тот улыбался, улыбался; ни один спутник Константина в Аду ещё ни разу не улыбался. Секунда, ветер усилился, закружился вокруг них, поднял столпы пыли; потом будто каждая пылинка засветилась, вспышка на момент ослепила Джона. В ушах неприятно щёлкнуло, словно судьба переключалась с одного режима игры на другой, и вот уже вокруг зашелестели листья, заговорили далёкие люди. Константин отошёл от Криса и стал фокусировать зрение на чём-нибудь: пока всё расплывалось. Они находились на газоне среди деревьев рядом с базиликой; недалеко по дорожке остановилась фигура человека, который явно смотрел на них. Приглядевшись, Джон смог узнать того самого священника, которого они встретили, когда входили в базилику и говорили про Ад. Он сказал об этом Форстеру, ещё не отошедшему от приключения; тот развернулся, рассмеялся в голос, когда увидел, что священник перекрестил их и скорее убежал, и без сил рухнул под то самое дерево, на котором где-то в параллельном мирке сидел-отдыхал демон. Крис опёрся спиной о ствол и, постепенно успокаиваясь, смотрел сквозь жёлто-изумрудный ковёр на небо, совсем другое небо для него, наверное. Он усмехался, может, несколько безумно; Джон опустился рядом, испытав такое чувство, будто он сам впервые прыгал с высоты, почти умирал, а затем видел демо-версию своего будущего жилища после смерти. Хотя Форстеру это не грозило — на него с интересом смотрели сверху эти лживые ангелы. Жаль, нет возможности прыгнуть с того же Де-Фурвьер и резко вознестись вверх, хоть на секундочку, за облака, чтобы узнать, как там поживают добропорядочные граждане. Не-е-ет, только вниз, в Ад, да и то — не факт; неправильно всё в этом мире было, думал Джон, неправильно. Через несколько минут Крис отдышался. Константин начал первым: — В жизни надо попробовать всё, да, Форстер? — тот рассмеялся и кивнул. Немного спустя он подал голос: — В один момент я подумал, что ты сошёл с ума. Представляешь, как ну мягко говоря неожиданно было узнать, что мы прыгаем, блин, с башни! — Форстер воскликнул это не зло, со смехом; Джон знал, что его сейчас немного словесно понесёт. — С чёртовой башни вниз! — он махнул рукой на газон, потом ею же хлопнул себя по лбу и ухмыльнулся. — Представляешь? — глянул на него испытующе, словно хотел добиться чего-то такого, о чём Джон не подозревал. — Конечно… — Константин похлопал его по плечу. — Когда я увидел Ад в первый раз (правда, я был мальчишкой), я заперся в своей комнате и ревел пару дней. Меня едва откачали, чуть не подох… — дикий взгляд Кристиана немного остепенился, когда он услышал это; с губ порывом ветра слетела и улыбка. — Да, прыжок с девяностометровой высоты был подлой штукой, но другой мысли, как перенести нас туда, у меня и правда не было. — Ничего, Джон… — словно осознав что-то, Форстер неожиданно коснулся его ладони. — Зато я живу, наконец-то. Глупо понимать это к таким-то годам, но всё же. Благодаря тебе я вырвался из кокона, в который люди сами себя закутывают, — они столкнулись взглядами; Джон в сотый раз убедился, что этот парнишка продолжает ему доверять несмотря ни на что, вопреки всему. А почему он сам не мог? Был ли уже смысл скрывать то, что он показывал много раз? «В сравнении с тем, что у меня появилось тогда, в этой шестой часовне на исповеди, эти признания — сущая мелочь», — подумал Константин, и… стало гораздо легче. Легче не в плане мыслей о будущем (там-то всё было невесело пока), а легче насчёт настоящего. Но, может быть, когда настанет время того будущего и оно станет настоящим, это правило повторится? — Знаешь, довольно странно и смешно, но… у меня возникла такая же мысль: с тобой я стал тоже жить, по-настоящему жить… — Джон покачал головой, пытаясь придать этой фразе мизерное значение, однако мысленно ему стало действительно легко. — Как это удивительно выходит: для кого-то настоящая жизнь — это ловля демонов, изгнание нечистых сил и опасная работёнка экзорциста, а для кого-то — жизнь в изящном средневековом городе, постоянное кофепитие и прогулки без цели. — Каждому не хватает чего-то своего, — просто заметил Кристиан, притянув колени к себе и положив на них подбородок. — Я всё ещё не могу прийти в себя от прыжка… видишь, как руки трясутся? — его ладони действительно подрагивали. — В какой-то мере я расстроен, что вот мы сидим под этим деревом, а где-то в другом мире на нём сидит нечто ужасное, мы видим эту церковь, а где-то она похожа на сатанинский блок-пост. Здесь нечто светлое и доброе, а там — ничего, только зло. А с другой, я и рад, что ты разрешил мне это. Изначально, ещё когда меня обуял демон, я понял, что ты, как можешь, не подпускаешь никого к этой своей стороне жизни. Это ведь даже факт не того, что ты просто подпустил меня ближе, а того, что ты… веришь мне. — Ну всё! Хватит этих сладко-заурядных словечек! Ты же знаешь, как я всё это ненавижу, — Джон отмахнулся по привычке, но сам знал, как был прав Крис. — Тебе сейчас нехило так разум замкнуло. Пойдём, выпьем. Может, полегчает… — Хорошо, только… — Форстер прикрыл глаза и откинул голову назад, — давай посидим здесь ещё немного… — Запомнить момент хочешь? — Вот уж не знаю… Выглянуло солнце, стало лучше и веселее. Джон подумал, что здесь и правда хорошо сидится, поэтому, сказав Крису, что скоро вернётся, он встал и забежал в ближайший бар через улицу, где купил бутылку вина, даже выпросил фужеры за небольшую плату и немного фруктов. Плевать стало окончательно, что это выглядело заботой; честно — Джону теперь просто хотелось насладиться этим днём и дать Форстеру почувствовать себя счастливым. Стремление того делать всё первым, выкладываться эмоционально по полной иссякло; Джон же понял, что если упустит его — считайте, плюнет самому себе в душу. Он уже изрядно жалел о своих некоторых колких словах в адрес этого паренька; после исповеди, пусть и не сразу, но всё стало как-то вставать на свои места. Джон в один миг согласился, что, может быть, этот парнишка повязан с ним такой нитью, что, как ни отдаляй, они в итоге всё равно притянутся друг к другу. Джону надоело врать себе, ведь всё с самого начала говорило о его совершенно дикой, странной и отталкивающей привязанности к Чесу. А то, что они так быстро привыкли друг к другу даже в новой жизни, просто кричало: «Неважно, кто вы в очередной раз! Просто ваши столь разные души были повязаны — в качестве эксперимента ли судьбы или так и было задумано. Скрывать это и убегать от этого более чем бесполезно и больно!». И Джон сполна ощутил эту боль и в итоге — бесполезность. Возвращаясь к Кристиану, так и не поменявшему позу, он подумал, что сам лишь трусливый, глупый и желчный человек. Такие всегда скрываются за холодной пепельной маской мизантропов. Ну, по крайней мере, Джон судил по своему опыту. Он смутно представлял, что будет в будущем между ним и Форстером, быстро ли разойдутся их дорожки, как скоро он возьмёт обратный билет до Лос-Анджелеса и что будет делать в обществе четырёх обшарпанных стен своей квартирки на первом этаже рядом с дорогой. Он не знал и не хотел знать; однако он прекрасно понимал, что нужно было делать сейчас: наслаждаться моментом. Пока есть возможность. Пока что-нибудь не испортило его.