thick as thieves

      – Се-ерж, ну не уходи! Ещё же рано совсем! Одну хотя бы сыграй, ну пожа-алуйста!       Сидящий на полу на коленях Том молитвенно складывает руки и покачивается вперёд и назад, заглядывая ему в лицо хмельным просящим взглядом. Серж тихонько смеётся и смущённо отводит глаза, скользя пальцем по изгибу гитары, которая лежит на его скрещённых по-турецки ногах. Он не знает, от чего опьянел больше – от выпитого ими за вечер или от того восхищения, которым Том одаривает его, не скупясь ни на слова, ни на эмоции. Ему и самому ужасно не хочется уходить, особенно сейчас, когда всё вокруг вдруг стало завораживающим и хрупким, словно цветные стёклышки в калейдоскопе.       Как обычно, Серж зашёл к Тому после того, как тот вернулся с работы. Они поужинали стряпнёй миссис Мейган, чинно выпили по бутылочке пива с мистером Мейганом, а потом поднялись в комнату Тома, чтобы – тоже как обычно – слушать музыку, бренчать на гитаре, тайком курить в окно, взахлёб болтать, перебивая друг друга, и покатываться со смеху от какой-то ерунды. Том то и дело нырял в шкаф за припрятанной бутылкой виски, и чем чаще он это делал, тем сильнее румянились их щёки и блестели глаза. Когда миссис Мейган принесла чай с печеньем, они изо всех сил старались не палиться перед ней, сталкиваясь заговорщическими взглядами и еле сдерживая рвущийся наружу смех. Чуть позже миссис Мейган заглянула к ним ещё раз (Том едва успел отставить бутылку за спину и напустить на себя невинный вид) и попросила вести себя тише. Тогда Серж на ходу сменил репертуар, перейдя на спокойные медленные песни, которые он напевал вполголоса себе под нос, а Том сидел рядом, обхватив руками колени, и смотрел на него с такой мечтательной улыбкой, что Серж одновременно ужасно смущался и старался ещё больше. Ему хотелось бы вечно сидеть в этой тёплой полутёмной комнате, поигрывать на гитаре и купаться в безраздельном внимании Тома, но уже действительно поздно и он должен идти домой.       – Том, если я ещё больше засижусь, мои меня в розыск объявят. Завтра вставать рано. Тебе самому на работу надо, между прочим. Я пойду уже, ну правда, – пытается уговорить их обоих Серж.       Том вздыхает, признавая все доводы – и тут же заглядывает ему в глаза совершенно щенячьим взглядом, от которого Серж не может сдержать улыбку.       – Но на одну-то песню ещё есть время? – с надеждой спрашивает Том.       Серж смеётся.       – Давай раскинем хотя бы, – предлагает он.       – К чему эти условности? Ты и так знаешь, что хочешь сыграть мне одну песню, – тоном гипнотизёра говорит Том, пристально глядя ему в глаза.       – Том.       – Ладно, ладно, хорошо. Зануда.       Они сосредоточенно трясут руками, хором считая до трёх. Том выбрасывает вперёд ладонь, Серж сжимает пальцы в кулак.       – Ха! Говорил же! – просияв от радости, Том хлопает его по руке, а потом подаётся вперёд, обхватывает ладонями его лицо и звонко целует в лоб. – Только сначала покурим, да?       Этот вопрос звучит так утвердительно, что Сержу остаётся лишь согласно кивнуть. Довольный своей маленькой хитростью, Том порывисто вскакивает и снова лезет в шкаф. Пока он копается в вещах, добираясь до тайника, Серж утирает лоб тыльной стороной запястья и аккуратно отставляет в сторону гитару, опирая её о письменный стол. Том выныривает из шкафа с бутылкой в руке, откручивает крышку, делает солидный глоток, плотно обхватив горлышко губами, и передаёт бутылку Сержу. Тот послушно отпивает вслед за ним. Виски на несколько секунд обжигает горло, прокатывается тёплым комом по груди до самого живота. Серж чуть морщится и сглатывает. Том возвращает бутылку на место, снова подходит к нему и протягивает руку, помогая встать. От резкого подъёма в глазах темнеет, и Серж покачивается, часто моргая и мотая потяжелевшей головой. Том придерживает его, пока он не приходит в себя.       – Всё в норме?       – Ага, – кивает Серж.       Том отпускает его, отходит к окну и с силой тянет вверх тугую скрипучую раму. Комната тут же наполняется влажной прохладой: весь день дождило, и небо чуть прояснилось только к ночи. Они оба опираются о подоконник, высовываясь на улицу и всей грудью вдыхая свежий воздух. Закурив, Том передаёт пачку и зажигалку Сержу и выпускает струю дыма в тёмное небо.       – Хорошо, что у твоих родителей окно на другую сторону, – говорит Серж.       – И не говори, дружище, – ухмыляется Том.       Оранжевый свет фонарей растекается по влажному асфальту. Серж задумчиво рассматривает пустынную улицу, млея от внезапно охватившего его ощущения абсолютного счастья, а потом задирает голову и замирает, глядя в разрыв в затянутом тучами небе, через который приветливо мерцают звёзды. Серж не может отвести от них взгляд.       – Знаешь что? – говорит Том.       Серж поворачивается к нему и видит, что он так же заворожённо смотрит вверх.       – Что?       – Мы будем самой охуенной группой в мире, – решительно заявляет Том. Серж фыркает, и тот добавляет: – Вот увидишь! Даю тебе слово Мейгана!       – Да я и так знаю, чего тут видеть-то.       Том тоже поворачивается к нему, ухмыляется и, притянув к себе его голову за затылок, снова размашисто целует, на этот раз в висок. Неожиданно для самого себя Серж в ответ быстро прижимается губами к его щеке. От собственной смелости его захлёстывает эйфория пополам с ужасом. Том удивлённо смотрит на него, а потом отворачивается и подносит сигарету ко рту. Серж с облегчением замечает, что он улыбается.       Окно они так и не закрывают, взбодрившись от прохлады. Серж садится на краешек стола, берёт гитару и пытается сыграть обещанную Тому последнюю песню, но вдруг сбивается в неизвестный ему самому мотив. Осторожно, чтобы не спугнуть крутящуюся в голове мелодию, он подбирает аккорды, пока они не начинают складываться в кусочки чего-то нового и настоящего. Серж наигрывает их раз за разом, то быстрее, то медленнее, и тихонько мычит себе под нос, пытаясь выудить из подсознания слова, которые описали бы то, что он чувствует сейчас.       Серж не знает, сколько проходит времени, но когда он поднимает голову, Том, замерев, стоит у окна и смотрит на него во все глаза.       – Дай бумагу и ручку, – охрипшим голосом просит Серж.       Том молча обходит его, лезет в ящик стола, достаёт тетрадку и карандаш и протягивает ему с крайне серьёзным видом. Сержу немножко смешно от этой торжественности, и он так же молча кивает в знак благодарности. Том тихо маячит где-то сбоку, пока он поспешно записывает аккорды и пришедшие в голову слова.       – Так… Наверное, всё. Пока всё, – бормочет Серж, откладывая карандаш и пересматривая свои пометки.       – Охренеть, ты написал песню, прямо сейчас, – благоговейно шепчет Том.       – Это пока ещё не песня. Так, наброски.       – Да какая разница! Ты взял и сочинил песню, просто сидя у меня в комнате! Это же… охренеть что такое! Магия какая-то!       – Наверное, ты меня вдохновляешь.       Серж всё ещё слишком погружён в эту новую мелодию, чтобы осознать, что именно он сейчас ляпнул. Том снова замолкает, задумчиво кусая губы, а потом тихо спрашивает:       – И о чём она?       Серж снова и снова перечитывает наспех записанные неровным почерком слова, поднимает глаза на Тома, который выжидающе смотрит на него, и немного растерянно говорит:       – О счастье.       В окно задувает порыв холодного ветра, от которого руки Сержа покрываются мурашками. Внезапно Том хватает его за плечи, резко тянет на себя, сдёргивая со стола, и выталкивает на середину комнаты. Тетрадь с громким шлепком падает на пол. Серж ошеломлённо смотрит в его огромные безумные глаза, крепко стискивая его запястья.       – Поклянись мне, Серж, прямо сейчас поклянись, что ты никогда не забудешь этот вечер, – лихорадочно говорит Том, легонько встряхивая его на каждом слове. – Это самый невероятный момент в моей жизни. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Пожалуйста, поклянись, что лет через десять, или может, не через десять, через сколько-нибудь, ты обязательно вспомнишь всё, что сейчас было, что бы с нами к тому моменту ни случилось. Пожалуйста, Серж. Прошу тебя.       – Обещаю. Клянусь, Том. Даю тебе слово Пиццорно, – Серж осторожно улыбается, пытаясь хотя бы отчасти свести всё в шутку. Его сердце безумно колотится от неожиданности, испуга и чего-то очень похожего на нежность.       Том смотрит на него едва ли не с отчаянием, а потом отталкивает от себя, отходит к шкафу и рывком открывает дверцу. Серж так и стоит посреди комнаты, пытаясь прийти в себя. Ему кажется, что вся реальность вокруг перемешалась, как будто калейдоскоп хорошенько встряхнули и покрутили.       – Знаешь, не пойду я домой, – помолчав, говорит он. – Слабо встретить рассвет?       – А как же завтра? Работа, всё такое, – тихим голосом возражает Том.       – Да нахер это завтра, – неожиданно беспечно отвечает Серж. Он подходит к Тому, берёт у него из руки бутылку и первым делает большой глоток.