I
Я рассматривал замок изнутри. Он был очень красивый, но эта красота не давала мне забыть обиду на Томаса. Эта, новая обида была сильнее, чем предыдущая, и сейчас я не собирался прощать. Пусть боль немного утихла, но лишь самую малость. В моей голове по-прежнему стоял вопрос: зачем? Что же Томас имеет против меня? Зачем он назвал принца каких-то там островов моим именем? Вряд ли он сделал это случайно. Всё же было хорошо раньше. Я принял его идеи, даже согласился на переименование спектакля. Что ему ещё от меня надо? С виду ведь хороший молодой человек – энергичный, весёлый, а поступает так некрасиво со старшими. Ну почему нельзя было назвать этого принца как-нибудь по-другому. Много имён существует на свете! Почему именно Ханс!? Что он хотел этим сказать? Я ведь никогда никого не предавал, никого не обманывал, не воровал, несмотря на то, что вырос в бедной семье. А ему, этому Киркегору, наверняка всё доставалось на блюдечке с голубой каёмочкой. Наверное, у него просто родственники в театре были, поэтому он и стал режиссёром в таком возрасте. А я, между прочим, зарабатывал всё честным трудом, искал путь к успеху, да я столько перетерпел, до того, как стать успешным писателем. Да что этот Томас вообще знает о жизни? Я просто сидел на каком-то отысканном стуле и плакал в полном одиночестве, прокручивая всё в голове. Да, может, моё горе и мои метания несколько надуманы, но в этот раз я не приму Томаса с распростёртыми объятиями, как в прошлый раз. По моим ощущениям прошло примерно полчаса. Мои карманные часы были в пальто, что осталось в театре, поэтому я был вне времени. Я немного успокоился и пошёл к выходу. Надо ехать в Копенгаген. Хорошо, что я положил кошелёк в карман брюк, а не в пальто. За ним в театр не было никакого желания возвращаться. Ну и пусть мне будет холодно. Никто меня не увидит в этом театре больше никогда. Было немного странно: в Хельсингёр я всегда приезжал с кучером, а обратно – на поезде. Но больше я в этот город и не приеду. В голове пронеслась ещё одна строчка из песни из спектакля: Я не вернусь назад, Должна я всё забыть И я не вернусь назад. Как только я направился к двери, через которую я проник в замок, до моих ушей донёсся знакомый голос, распространяемый эхом. - Ганс Христиан, вы здесь? Лёгок на помине.II
Не хватило ему, пришёл ещё крови выпить? Хотя, скорее всего, он пришёл, чтобы извиниться. В этот раз прощения не будет. Я вошёл в комнату, из которой только что вышел и залез в шкаф. Похоже, Томас это услышал, так как звук шагов приближался. - Ганс Христиан, вы здесь? Нет, я не здесь, уходи! - Ганс Христиан, мне сообщили жандармы, что вы бежали в сторону замка Кронборг. Я беспокоюсь, не случилось ли чего? Так он ещё и не догадывается. - Я принёс ваше пальто. Вы на меня обиделись? Вам не понравился спектакль? Неправильный костюм Снежной Королевы? Я всё-таки не выдержал и выпрыгнул из шкафа. - Слушайте, господин Киркегор, я принял ваши идеи, я разрешил переименовать спектакль, я вручил вам все права на блюдечке с голубой каёмочкой. За что вы так со мной?! Мой голос раздался по всему замку. Томас даже немного вздрогнул, уронив моё пальто на пол. Я взял его и надел: всё-таки было довольно прохладно. - Что вы имеете в виду? – тихо и с ноткой страха спросил режиссёр. - Не догадываетесь. Я вам всё, а вы… Вы… нет, какой к чёрту «вы». Ты! Ты назвал моим именем предателя, злодея, убийцу! Да я никогда в жизни никого не предавал, а жизнь у меня была потруднее твоей. - Это вас так обидело? – недоумевал Киркегор. - Ну почему именно Ханс? В Дании что, мало имён? - Я ни коим образом не хотел вас ранить, господин Андерсен, - проговорил Томас. – Простите меня. Что я могу для вас сделать? - Ты всё уже сделал. Хороший спектакль, песни, пляски! Принц вроде добрый, а так поступил. Ну почему Ханс? Был бы какой-нибудь Эрик, Рафаэль – я бы и ухом не повёл. Объясни мне, почему Ханс?! – я взял Томаса за воротник и притянул к себе. На молодом лице я прочитал испуг. - Успокойтесь, господин Андерсен, вам надо успокоиться. - Отвечай! – рявкнул я. - Я, правда, не предавал этому значения. Признаюсь, я сделал это по собственной глупости. Да, я глуп, да, я не понял, что это может вас ранить. Я признаюсь, я действительно не так много испытал в жизни и не так ею научен, как вы. Честно, я не хотел вас обидеть. Я разжал кулаки, что сжимали воротник его рубашки. Да, как в тот раз мне стало стыдно. Опять. Опять я иду на поводу у Томаса, но он не хотел, правда, не хотел меня ранить, и всё это я действительно надумал у себя в голове, как и в прошлый раз. Но я всё равно не стал кидаться ему на шею с извинениями. Пусть помучается. - Ну, пойдём обратно, в театр? - Спектакль, наверное, кончился, - сказал я. Томас взглянул на часы. - Да, вы правы. Уже пора, но для вас, в качестве извинения, я снова соберу актёров, и они специально для вас сыграют финальную сцену. Мы долго трудились, и она стоит того. При мысли, что половина спектакля будет проиграна только лишь для меня, заставила меня улыбнуться, но я отвернулся от Томаса и отрезал: - Слишком много чести будет. - Для вас чести не жалко, - ответил режиссёр.III
Вот мы снова вошли в театр – в место, в которое я час назад поклялся себе больше не возвращаться. Я снова сдал пальто в гардероб. После того, как Томас созвал некоторых актёров, что уже засобирались домой, и принёс ключ от зрительного зала, я опять сел на то же самое место в первом ряду возле сцены. Несколько минут спустя, красный занавес снова открылся, фиолетовый занавес, символизирующий ворота города, был открыт, а полупрозрачный голубой, что показывал приход внеочередной зимы, висел в глубине сцены. Однако, расположение занавесов, что являлись единственными декорациями, привлекло мой взор в самую последнюю очередь, так как на сцене была такая картина: мой тёзка, принц Ханс, стоял перед Эльзой (конечно же, Йенни). Играла громкая напряжённая музыка, а также был слышен звук, отдалённо напоминавший стон ветра. - Позаботься о моей сестре, - тихо сказала Эльза. - О твоей сестре? – переспросил принц. – Твоя сестра вернулась замёрзшая и ослабевшая, её волосы побелели, её кожа побледнела. Твоя сестра мертва! У Эльзы подкосились ноги, и та упала. Тут Ханс сделал то, чего я от него никак не ожидал: он вынул из ножен меч и замахнулся над беззащитной девушкой. Моё дыхание остановилось. Я не мог в это поверить. Тот факт, что Ханс – злодей, успел улечься в моём сознании, но то, что он убивает Эльзу, беззащитную, испуганную Снежную Королеву, чтобы вернуть лето. Знаете, я даже не думал о Томасе или о Йенни, я знал, что всё это не по-настоящему, но так просто не может быть, Ханс не может убить Эльзу. Несмотря на то, что я видел много театральных постановок, в частности и по моим сказкам, я такого никогда не делал, но здесь я не мог этого не сделать. Я вскочил с кресла и с поднятой рукой сделал шаг к сцене, с криком: - НЕТ! Тут я понял, что мой голос прозвучал с чьим-то голосом в унисон. На сцену выбежала Анна и толкнула принца. Тот, вместе со своим мечом, упал, не ожидая такого поворота. Вдруг, отведя взгляд от Ханса, что сошёл со сцены и медленно удалился, я увидел, как Анна замерла в позе с выставленными вперёд руками. Она прямо застыла, застыли её руки, её взгляд, как будто она превратилась в статую – просто невообразимые навыки актёрского мастерства. Эвритмистка накинула на неё кусок синей ткани, что подтверждало тот факт, что заклятие сбылось. Я уже успел сесть обратно в кресло. Эльза же, поняв, что смерть отложена, встала на ноги и увидела свою сестру, что уже необратимо замёрзла. - Нет, Анна, пожалуйста, нет! – говорила она, проводя руками по её лицу. Эльза заплакала, обняв сестру в первый раз за столько лет. Теперь ничто не могло ей помешать – она и так замёрзла. Замёрзла от её руки. На моих глазах навернулись слёзы. Да, я знаю, что это всё лишь игра и что этих персонажей не существует на самом деле, но, но, чёрт возьми, я плакал, жалея этих двух сестёр. И снова мне пришла мысль, что такого никогда бы не было, если бы я не отдал права Томасу. Я, заплакавшись, не смотрел на сцену. Вдруг я услышал голос, что принадлежал Анне. Я посмотрел на сцену вновь. На ней стояли Кристофф, Свен и Олаф, а Анна обнимала Эльзу. С неё слетела та синяя ткань. - Ты пожертвовала собой ради меня? – спросила Эльза, чей голос ещё не восстановился от плача – кстати, ещё один превосходный актёрский приём. - Ведь я люблю тебя, - ответила Анна. - Я так скучала по тебе, - сказала Эльза. - Я тоже. Я не забывала о тебе ни на минуту. - Я знаю. - Ну-у-у-у… - протянула принцесса. - Что «Ну»? – не поняла Эльза. - Так как насчёт лета? - Что? – переспросила Эльза. - Ты, наверное, шутишь. - Конечно нет. Ты же видишь, что только что произошло, ты видишь нас сейчас? Это нельзя так оставить. - Но мы уже пробовали, ты помнишь? – Эльза нна шаг отдалилась от сестры. В это время начала играть музыка, которой начиналась песня «Отпусти и забудь». - Но сейчас всё по-другому! Я знаю тебя, Эльза. Ты никакое не чудовище. Ты сможешь всё уладить. Просто отпусти свой страх. Тут Анна запела: - Вечную зиму вызвала ты Но свободна не была. Но лето ещё будет… - Нет, не будет никогда, – перебила её Эльза. - Да? – переспросила рыжеволосая. Сестру свою я вижу, что напугаем была Можешь всё вернуть, - Но я не смогла,- не слушая сестру, Анна продолжала петь дальше. - Но ты всё та же, посмотри! Эльза вновь перебила её: - Не могу я! Чудовище внутри. - Нет! Ты та же всё, поверь в себя! - Но только беды от меня! - Держись! Отпусти и забудь И запомни, я с тобой Отпусти и забудь, Позабудь свой страх и боль. - Нам не быть, ты это пойми. - Мне не страшен шторм. И тебе меня не остановить. На этом месте, как и в «Отпусти и забудь» был небольшой музыкальный проигрыш. Вообще, должен сказать, что песня, несмотря на то, что она имела огромный смысл, была вялая: героини почти ничего не делали и только ходили по сцене. Кристофф, Свен и Олаф почти прижались к стенам, чтобы не мешать главным героиням. Но это я, захваченный эмоциями, не очень-то и замечал. Тем временем Эльза начала новый куплет: - Забыла всё, что было за тринадцать долгих лет, Всегда ждала, всегда хотела слёзы растопить Но прошлое забыть пора Ведь судьба наша такова Анна ответила ей, укладываясь в припев песни: - Но своей силой управлять Можешь ты! Отпусти и забудь И не будет слишком поздно Отпусти и забудь Это я говорю серьёзно. Эльза всё ещё не понимала, как можно вернуть лето, и от этого ей было очень грустно. - Пусть с тобой, но что я могу? - Нас спасёт любовь. Тут же на сцену снова выбежало несколько эвритмисток в голубых платьях и начали кружиться в глубине сцены, оставляя героинь на первом плане. - Верни те дни, когда мы были заодно. - Я потерялась в шторме, и выбраться мне не дано. - Ты знаешь, всё в тебе, мы опять можем всё начать… - Хочу печали дать уйти, Ты покажи мне, как! Тут же из другой кулисы выбежало несколько эвритмисток в жёлтых платьях и начали делать разные формы вместе с теми, что были в синих. -Отпусти и забудь -Отпусти и забудь Девушки пели вместе, а за их спинами кружились эвритмистики. Голубой занавес раздвинулся, и рисунок с замком снова стал виден. Закончилась зима! -Вместе выстоим с тобой -Отпусти и забудь -Отпусти и забудь -Сегодня жизнь вернуться вновь Шторм прошёл И ушла зима Мы жить будем и любить! И нас никому не остановить! Тут же все актёры, задействованные в этом отрывке, а также режиссёр, вышли на сцену и, как водится, поклонились. Я не удержался и, взбежав на сцену, заключил Томаса в жаркие объятия. - Спасибо, Томас, - я обнаружил, что снова начал плакать, но надеялся, что это были слёзы радости. – Томас, прости меня. Прости за всё! Это лучшее, что я видел в своей жизни. Затем я обнял Йенни. - Боже мой, ты была прекраснейшей Эльзой, прекраснейшей Снежной Королевой, - говорил я шведке. – Твой датский просто безупречен. Спасибо тебе! - Не за что, Ганс Христиан! Всё для тебя, - ответила Йенни. Я же не мог налюбоваться на неё, ей так шёл светлый цвет волос. Затем я обнял актёров, что играли Свена, Кристоффа, Анну и Олафа. - Ребята, я, к сожалению, не знаю, как вас зовут, но спасибо и вам. Затем я приблизился к актёру, что играл Ханса. Моё выражение лица сразу стало серьёзным. - А вы, молодой человек, меня очень разочаровали. Так поступать с бедными девушками, - сказал я, наставническим тоном, услышав смешки от Томаса и других актёров. – Я бы вызвал вас на дуэль, но вот беда – я не отличаюсь меткостью, - тут же я обнял и его. – Но всё равно спасибо.IV
Так уж повелось, что из Копенгагена в Хельсингёр я ездил с Густавом. Мне казалось, что обратно я всегда буду ездить на поезде, но нет. Как ни странно, но Томас и актёры, что играли Эльзу, Анну, Кристоффа, Свена, Ханса и Олафа – Йенни, Майья, Стефан, Себастьян и Маркус – пришли провожать меня. Томас подарил мне коробку конфет на прощанье, Йенни – новое жабо и поцелуй. От имени остальных я получил новёхонький набор для письма. - Это вам. Вдохновения и удачи вам в новых ваших работах, - произнёс Стефан. Мне было непривычно слышать его голос, так как он играл оленя Свена. - Спасибо вам, мои друзья. Спасибо вам за всё! Томас, если соберёшься ставить что-то ещё, пиши! Я охотно приеду. - Хорошо! – ответил тот. И вот, некоторое время спустя, я перепрощался со всеми и сел к Густаву в сани. Лошади тронулись. Все семь человек, махавшие мне, а также театр и вокзал, что были недалеко друг от друга, становились всё меньше. Мы ехали по красивым хельсингёрским улочкам, затем миновали и их, выехав в чистое заснеженное поле. Мне снова вспомнились слова песни, что я прокручивал в голове пару часов до этого: Я не вернусь назад, Должна я всё забыть! Нет, забывать я ничего не должен, да и нельзя это забыть. И сюда я обязательно вернусь. Иначе и быть не может.