Талисман. Сила притяжения

Тоша. — Не оборачивайся, – еле слышно сказал я, покосившись на Сашу, которая была сейчас ну просто один в один похожа на мраморную статую. – Притворимся, что это не мы. — Я тебя прекрасно слышу, – раздался сзади грозный Женин голос.       Я постарался перевести взгляд на стоящих сзади, не шевелясь при этом во всём остальном теле, что оказалось слегка невыполнимой задачей. — Вы, должно быть, нас не за тех приняли… — Да неужели?!       Услышав Женин голос чуть ли не у своего уха и увидев его прямо перед собой, я закричал и отскочил назад, схватившись за сердце. На вокзале чуть ли не кромешная темнота, работает несколько фонарей, которые создают немного удручающую атмосферу, а Мильковский бесшумно, как долбанное приведение, передвигается возле тебя и появляется из ниоткуда прямо напротив. — Господи ты Боже мой, ведь нельзя же так пугать, – дыша так часто, словно только что пробежал стометровку, я продолжал держаться за сердце и топтаться в сторонке. Где угодно, лишь бы подальше от разгневанного Мильковского.       А Сашу, похоже, обошло стороной это внезапное появление носатого прямо перед моим носом. А звучит забавно. Вот только ещё раз это пережить мне бы не хотелось. Но вернёмся к Сане. Она стоит возле Тони, о чём-то тихо говорит, и даже не намёка на испуг, в то время как у меня чуть ли душа под платформу не ушла.       Я избавлю вас от диких воплей и ужасающих криков Мильковского, сказав лишь о том, что он был ужасно зол. Ладно-ладно, всё было не так страшно, как я сказал. Он просто покричал немного о том, что мы вдвоём, то бишь, я и Саша, уже вот тут вот у него сидим, в этот момент он тыкнул двумя пальцами в своё горло, и продолжил дальше о том, что мы безответственны, не ответственны, кроме себя ни о ком не думаем, и из-за нас нам придётся ехать утром, а всю ночь просидеть на вокзале, потому что: — Следующий поезд только в четыре утра, – сев на чемодан и прислонившись головой к стене какого-то небольшого здания, наверное, что-то типа зала ожидания, безэмоционально бросил Женя. — Во сколько?! – удивился я, повернув к нему голову и посмотрев ошарашенными глазами. Тот лишь одарил меня испепеляющим взглядом, не сказав ни слова.       Тяжело и безнадежно вздохнув, я опустил бандану на глаза и запрокинул голову назад, упершись в стену всё того же здания, сидя на своей огромной сумке с вещами. Чехлы с гитарами и моими барабанами были сбросаны в угол, где одна стена здания была перпендикулярна другой, и образовывался некий девяностоградусный угол. Мы же сидели рядом с ними, поставив к стене чемоданы и сумки и удобно на них расположившись. Маус лежал в тёмном уголке, куда не попадал свет и без того неярких и редких фонарей, и, кажется, он уже посапывал. Всегда удивлялся, как этот человек способен спать в любых условиях и положениях. Влад сидел неподалёку от него, подогнув к себе ноги, и, сложив на них руки, опустил голову вниз. Жека сидел рядом, иногда что-то бубня себе под нос и изредка глубоко вздыхая. Дальше расположился я, прислонившись головой к стене и опустив бандану на глаза, потому что свет от фонаря падал прямо на меня. Выпрямив одну ногу, а другую согнув в колене, я положил на неё руку. Саша села рядышком, опустив голову мне на плечо и обхватив ноги, поджатые к себе, руками. Тоня была с самого края, удобно устроившись на плече у подруги. Таня же с Юрой уехали на нашем поезде, который был на десять вечера, чтобы успеть решить все организационные вопросы и «найти вам, охламонам, ночлег».       Несмотря на практически середину осени, ну, точнее, на начало октября, на улице было вполне тепло. Даже не было ветра. Именно поэтому мы решили расположиться прямо на улице, на самой платформе, а не заходить в здание и не сидеть на вполне удобненьких креслах. Тем более там было светло, душно и, хоть и немного, но всё же там были люди, которые имеют дурацкую привычку вести пустые разговоры. Это когда ты говоришь, но лучше бы ты молчал, потому что выслушивать весь тот несвязный бред просто невозможно.       Ночь на перроне прошла одновременно и быстро и медленно. Я пару раз засыпал, но через некоторое время снова просыпался. Саша же всё это время мило посапывала на моём плече, что вызывало у меня непроизвольную улыбку. Влад и Женя полночи играли в слова, иногда к ним присоединялись я и Тоня, которая так же, как и я, засыпала и просыпалась, чаще, чем это можно представить. Влад, словно специально, всё время называл слова, заканчивающиеся на «я». А после него был я, и мне приходилось придумывать слова на эту дурацкую, как выяснилось, букву. Поначалу всё было прекрасно, но когда слова «яхта», «якорь», «ярус», «яблоко», «яблоня», «ястреб» и даже «ямб» закончились, я понял, что слов на «я» просто до невозможности мало. По крайней мере, тех, которые я знаю. Иногда, когда Тоня не спала, слова на «я» говорила она, но пару раз она засыпала прямо во время игры, и право хода по наследству передавалось мне. И однажды, когда Тоня в очередной раз уснула, я посмотрел на неё, она, лёжа на Сашином плече, взглянула на меня, улыбнулась, подмигнула и закрыла глаза, притворившись, что уснула. И она делала так всегда, как только не знала, что ответить. А пока она якобы “спала”, её мозг лихорадочно вспоминал ещё слова на «я», и потом она “просыпалась”, говорила это слово и снова засыпала. А я сидел по полчаса и мучился, вспоминая очередное забытое слово на последнюю букву алфавита, параллельно выслушивая издёвки парней.       И когда, наконец, пришёл поезд, мы погрузили свои вещи, кое-как разбудили так крепко спящего Мауса, расселись по своим купе и тут же уснули, не успев даже донести подушку до головы, точнее, голову до подушки. А приехав в Курск, мы чуть не уехали дальше, в Москву, потому что Милько нас сумел разбудить только с, хрен его знает, какого раза, и мы вылетели из вагона поезда чуть ли не на ходу, когда он уже начинал трогаться.       Шесть утра. Курск. Мы без сил плетёмся по городу, еле передвигая ногами, таща за собой огромные сумки и чемоданы и борясь изо всех сил с навалившемся сном. До гостиницы мы доехали на метро, спускаясь в которое создали невозможную пробку, потому что мой чемодан с барабанами не вмещался на эскалатор, и мне пришлось поставить его на поручни, выслушивая при этом недовольства диспетчера по поводу того, что на поручни ставить ничего нельзя. Но я делал вид, что не понимаю, о ком это она говорит, и просто держал чемодан за ручки, вечно спускаясь за ним вниз на пару ступенек, потому что в этом долбанном метро поручни вечно быстрее самого эскалатора. В итоге, спустившись вниз, между мной и парнями была разница ровно в десять ступенек.       В гостинице же, удобненько устроившись каждый в своём номере, не знаю, как остальные, но я, даже не раздеваясь, рухнул на кровать и тут же провалился в сон. В три часа дня, за час до саундчека, по номерам ходил выспавшийся Маус и пытался нас разбудить. В итоге мы опоздали на чек на полчаса и опять вдоволь наслушались Жениных причитаний.       Я думал, этот день никогда не закончится. Саша, скейт, рука Даши, фотоаппарат, уезжающий поезд, разъярённый Милько, шестичасовое ожидание на перроне, непонятный сон, саундчек, слишком длинный концерт, и вот я, наконец-то, в своём номере. Из-за непонятной ночи, я пропустил начало нового дня, поэтому для меня до сих пор тот день, в который мы нашли себе нового фотографа и ответственного за сайт.       Сходив в душ и смыв с себя весь груз навалившихся событий, я надел на себя шорты, провёл пару раз по мокрым красным волосам и, убрав полотенце на место, вышел из ванной. — Привет.       И снова я вздрагиваю, схватившись за сердце. Кажется, инфаркт Миокарда топчется где-то рядом.       Около двери стоит до невозможности сексуальная Саша, прислонившись спиной к стене. В длинной белой футболке с какими-то надписями, прикрывающей лишь верхнюю часть бедра. Светлые волосы распущены и свисают на одну сторону. Ярко-голубые глаза невинно смотрели на меня. Стройные ножки с коротенькими белыми носочками были перекрещены и отставлены чуть вперёд.       Сглотнув, я улыбнулся. — Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, – мило улыбнувшись, тихо сказала она. — Спокойной ночи, – ухмыльнулся я, убрав руки в карманы шорт. — Даже не поцелуешь? – изогнув бровь, удивилась Саша, приподняв уголки губ.       На моём лице появилась довольная ухмылка, и, опустив голову, я медленно подошёл к Саше. Встав к ней вплотную, я поднял на неё взгляд, всё так же пошло улыбаясь. Она раскованно смотрела мне прямо в глаза, закусив губу. Я незаметно положил руку ей на талию и, наклонившись, поцеловал в губы. — Вообще-то, я имела в виду в щёчку, – отведя взгляд в сторону, улыбнулась она. — Промахнулся, – усмехнулся я. Она смотрит мне в глаза, слегка сощурившись. Ухмыльнувшись, я аккуратно прижал Сашу к себе и снова поцеловал её в губы, тут же отстранившись от неё буквально на несколько сантиметров. Смотря ей прямо в глаза, я прошептал, усмехнувшись: – Упс… Опять промахнулся.       Весело улыбнувшись, Саша опустила взгляд и снова его подняла. А я опять утонул в её охренительно голубых глазах. Я могу стоять так вечность и смотреть на неё, смотреть, смотреть, смотреть…       Слегка отвернувшись в сторону двери, Саша вытягивает руку и поворачивает замок, тем самым ограничивая доступ в мой номер всем, кто захочет в него попасть. И снова посмотрев на меня, она хитро улыбается.