Талисман. Сила притяжения

Саша.       Дождь, слякоть, грязь. Никогда не любила осень. А эту в особенности. Правду говорят, что осенью какое-то депрессивное настроение. Нет желания что-либо думать, делать, решать. Хочется просто выйти в окно и решить всё разом.       Прошла неделя. Целая гребаная неделя. Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут. И из них они не нашли ни одной, чтобы позвонить и просто сказать, что у них всё хорошо. Я чувствую себя брошенной. И с каждым днём надежда на то, что я выберусь отсюда, медленно, но верно умирает. Я бы даже сказала, подыхает. Да. Именно так и сказала бы.       Если кого-то интересует, чем закончился наш разговор с директрисой, то я скажу прямо – ничем. Я молча смотрела ей в глаза, а она, сдерживая злость и гнев, задавала вопросы и требовала от меня ответа. Но я не сломилась и до самого конца просидела, не произнеся ни звука. Она допрашивала меня примерно час. Точнее, не допрашивала. А нервно пыталась вытащить из меня хоть слово. Я видела, как сложно ей было сдерживаться. Она ужасно хотела наорать на меня, разорвать на кусочки, сделать всё, чтобы я сказала ей, где Тоня. Но ни один мускул не дернулся на моем лице. Я не сказала ей ни слова и не собираюсь говорить что-то и дальше. Мне плевать, что она со мной сделает, пусть хоть запирает в комнате на полгода, пусть хоть выгоняет на улицу. Без Тони мне всё равно нет жизни.       Кстати, допрашивали меня не только в детдоме. Дело о Тоне дошло и до полиции. Со мной разговаривал какой-то полковник (или подполковник, я в этом не разбираюсь). Поначалу он спокойно сидел напротив меня, так же спокойно задавал свои вопросы. Но чем дольше я молчала, тем напряженнее становился его голос. — Никифорова, я понимаю, что тебе тяжело об этом вспоминать и говорить, что ты не хочешь подставлять подругу, но тебе всё равно придется это сказать! - сжимая челюсти, чтобы не разораться, говорил он, смотря прямо мне в глаза. А я молчала. Молчала и думала, что буду молчать, даже если меня начнут пытать. Пусть хоть испытаются, им не удастся выдавить из меня ни звука.       Я не говорю ничего и одноклассникам, и тем, с кем вроде бы хорошо общаюсь. Двадцать четыре часа в сутки я молчу. Уже целую неделю. За семь дней я не сказала ни слова.       Мой распорядок дня несильно изменился. Я просыпалась в семь утра, шла умываться, завтракать, потом шла в школу, сидела там шесть уроков, не отвечая на вопросы одноклассников и учителей. Поначалу они пытались меня разговорить, но потом, видать, смирились, что я всё равно им ничего не скажу, как бы ни старались, и они все успокоились. Даже учителя перестали спрашивать меня домашний материал. Правда, некоторые до сих пор что-то требуют... После школы я иду в комнату и сижу в ней до следующего утра. Я полностью абстрагировалась от мира. Отключилась от этого жизненного потока. Мне ничего неинтересно, мне ничего не хочется, меня ничего не радует. Я лишь медленно, но верно превращаюсь в социофоба.       От недостатка общения я, кажется, начала сходить с ума. Меня всё чаще начали посещать мысли о том, чтобы лечь и просто лежать, пока не усну вечным сном. Тогда моя душа сможет летать, и я сумею найти Тоню, чтобы наблюдать за ней и быть рядом. Поначалу меня эти мысли пугали, но чем дальше, тем они всё больше и больше мне нравились. Понимая, что со мной происходит что-то не то, и это «что-то не то» вряд ли приведет к чему-то хорошему, я начала читать книги. Где-то слышала, что они заменяют общение. Это действительно так, с книгами гораздо приятнее проводить время, и сейчас я не чувствую себя настолько паршиво, что хочется сдохнуть.       В одной книжке я прочитала, что если ты чувствуешь себя одиноко, то тебе поможет дневник. Дневник, чтобы записывать туда свои мысли. Ну что ж. Мне уже нечего терять. Поэтому я пишу. Пишу, пишу и пишу. Днями и ночами. Это прикольно. Отвлекает. Хм. Если бы Тоня нашла этот дневник, она бы долго надо мной смеялась. Хотя... Она и так его найдет и прочитает. Так что...       Эй, слышишь, Пархоменко. Это ты во всём виновата. В том, что я схожу с ума, что я пишу эту ванильную фигню. Это ты виновата. Виновата по самые гланды.