Мечтать не вредно

Конец августа и начало сентября прошли под девизом «Вау! Мечты сбываются!» Но для меня это время было неоднозначным. С одной стороны — интересно, весело, круто. И вместе с тем трудно, сложно и утомительно, но ко всему этому я была морально готова. А с другой стороны, я понимала, что ничегошеньки у меня толком не получается. И понимала, почему. Вернее, из-за кого. Из-за Фуллера. Он молодец, я не знаю, как ему это удаётся, но если у него что-то не выходит, то достаточно объяснения, примера, намёка, и он всё схватывает на лету. Режиссёр от него в восторге. А я постоянно слышу в свой адрес критику и нарекания, хотя роль у меня маленькая — я всего лишь мелькаю на втором плане, долгим взглядом гляжу на своего «мужа» и кладу руку ему на плечо. Всё. Я даже не говорю ничего. Зато для того, чтобы я спокойно посидела на пороге индейской хижины с корзиной-колыбелью в руках, меня битых два часа гримируют, дабы на несколько лет состарить, одевают, наряжают в яркие бусы и косы плетут. — Памела! — ругается режиссёр, бомжеватой наружности дядька, но с золотым сердцем внутри. — Как ты на него смотришь!.. Я же говорил тебе! Больше тоски! Больше печали! Мудрости больше! Любви!.. А ты смотришь, как, извини за выражение, толстушка на своего учителя физкультуры! На съёмочной площадке забываем о своих ссорах, сердечных делах и все свои проблемы оставляем за дверью. Чему тебя только учили на твоих курсах-шмурсах!.. Я умираю от стыда, глотаю слезы, думаю о невинно убиенных китах и пытаюсь изображать вселенскую грусть и любовь. А ночью, кусая уголок подушки, уверяю себя в том, что завтра у меня всё получится и режиссёр похвалит меня. И что я не люблю Фуллера. А с ним мы вообще стараемся на эту тему не разговаривать. Вернее, все его намёки и попытки поднять скользкую тему под названием «Когда ты уже, наконец, меня полюбишь?» я рублю на корню. Мы просто партнёры. Мы друзья. Ничего больше, ведь он сам говорил, что согласен быть и братом, и другом, лишь бы рядом со мной. Я не хочу влюбляться в человека-волка. По многим причинам. — Пэм, давай порепетируем твой взгляд! — смеётся Брейди. — Давай, не смотри на меня как хомяк-людоед на бедного мистера Барнса! О чёрт! Я помню, как ты сдавала зачёт по физкультуре в прошлом году и чуть не слетела с бревна!.. Я пыхчу и стараюсь испепелить его взглядом, но этим только раззадориваю этого человека-волка, который, я чувствую, ещё чуть-чуть — и перейдёт границы нашей хрупкой дружбы. И когда уже закончатся съёмки, и он вернётся домой?.. Я перевелась в другую школу. Брейди остался в прежней. Но мы всё равно туда не ходим, нам некогда. Мой переезд к отцу — дело решённое. Брейди же ждут не дождутся в Ла-Пуш, Сэм часто звонит ему и, хотя я мало что понимаю из того, о чём они там говорят, ясно одно — дома творятся какие-то страшные дела, а Брейди, вместо того, чтобы помогать собратьям, заигрался в кино. Впрочем, это его выбор. Я его здесь не держу. Наоборот, мне нужны километры между нами, чтобы понять наконец, что я к нему чувствую. Однажды мне позвонил Макс. Я оставила Фуллера хозяйничать в своей комнате и вышла в гостиную. — Памела, здравствуй! Как вы там? — Отлично. Ты же знаешь! — я рассмеялась. — Но я знаю также, что просто так ты мне никогда не позвонишь. Выкладывай, что там у тебя случилось. В трубке послышался долгий вздох. Я так и знала. Брат никогда не будет звонить лишь для того, чтобы поинтересоваться моими делами. Ему просто нужно поделиться чем-то суперважным. И это что-то неожиданно огорошивает, как ушат ледяной воды. Или кирпич, упавший с крыши прямиком на голову. И я впадаю в ступор и на какое-то время перестаю соображать. — Памела, ты скоро станешь тётей. — Прости, что?.. — Я говорю, у тебя в марте родится племянник. Или племянница. И у Дэни тоже, н-да. Вот такие дела. — Макс, ты хочешь сказать… — Боже, у меня до сих пор в голове не укладывается, как мой брат мог так облажаться. — Да. Именно это я и хочу сказать. И тут меня прорывает. — Макс! Ты идиот! Придурок! Чем ты думал?! — Вот именно, что не думал… — обреченно соглашается братец. — И что теперь? Ах! Господи! Я от тебя такого не ожидала! Честно! Как же школа? Как Николь? Как вообще всё?.. Как мама? — Валерьянку пьёт. — Я думаю!.. Мама тебя в семнадцать родила, и ты решил не отставать? Блин, я б тебя убила, если бы была в Ла-Пуш. — Меня нельзя убивать, — усмехнулся Макс, — мне теперь о семье заботиться надо. У меня есть деньги, которые мама мне на колледж откладывала. Купим тот домик на отшибе деревни, помнишь, мы с Брейди в детстве ещё пугали тебя, будто там бродит дух умершей миссис Эванс?.. Община поможет. Сделаем ремонт. Но полы там совсем гнилые, да и крышу нужно полностью менять. Поштукатурить, провести электричество, вставить стёкла, заменить трубы, поклеить обои, мебель поставить — и вполне можно жить. Может, к Рождеству уже переедем туда. А пока поживём у нас. В твоей комнате, если ты не против, не спать же нам втроём с Дэни. Свадьбу планируем в будущем месяце, пока у Николь не видно живота. Я, собственно, и звоню по этому поводу. Так что вы с Брейди приглашены. И папу со Стеллой прихватите, если они не сильно заняты. А школу придётся оставить, да. Пойду работать. Может, к Бэну в помощники, если возьмёт. Или, скорее, заменю старого Такера на его посту. Всё равно я в курсе, что там в лесу творится на самом деле. Пока Макс говорил, сердце моё обливалось кровью и рвалось из груди. — Макс! Ты же мечтал стать баскетболистом!.. — простонала я. Он горько рассмеялся в ответ. — В следующей жизни, Пэм. Обязательно. Я не могу вымолвить ни слова в ответ. Я только тихонько скулю. А Макс продолжает: — А знаешь, Пэм, ты молодчина. Я не верил в тебя, прости. Думал, ничего у тебя не получится, вернёшься в резервацию, будешь толстеть дальше, ныть, что жизнь не удалась и завидовать подругам, которые одна за другой выходят замуж. — Не дождёшься! — фыркаю я. — Так, значит, деньги папа вышлет переводом завтра, я ещё слишком мала, чтобы самой совершать банковские операции. А деньги тратить мне всё равно некогда. И там ещё те, которые мне давал Бэн. Если вы не побрезгуете, так сказать. Внесу свою скромную лепту в ваше будущее семейное гнёздышко. — Спасибо, Пэм. Ты настоящий друг. — Только без патетики! Держись, брат. Береги Николь. Ну, ты и дебил, конечно. Уж извини. — Да ладно, подумаешь! Прям трагедия века! Годом раньше, годом позже, какая разница? Но ты там поосторожнее, а то нарожаешь маленьких оборотней, кто ж тогда вместо тебя в кино сниматься будет? — захихикал Макс. Интересные дела творятся. Когда я начала встречаться с Оуэном, мама мне все уши прожужжала о том, чем чреваты отношения между мальчиком и девочкой. Она на эту тему с Максом вообще разговаривала? Или ему в одно ухо влетало, а в другое вылетало? Но Макса, кажется, его жизнь вполне устраивает. Я вздохнула. — До свидания, папаша. Я отключилась, поглазела в окно на вечерний Сиэтл и вернулась к Брейди. Тот стоял в картинной позе перед зеркальным шкафом-купе и репетировал свою знаменитую речь: — Что бы ни случилось с животным, это случается и с человеком. Всё взаимосвязано… Я сидела на своей постели с ногами и в ритм словам Фуллера тихонько раскачивалась из стороны в сторону, словно китайский болванчик. — Пэм, послушай, как ты думаешь, на каком слове лучше сделать акцент? На «дикаре» или «может быть»?.. Эй, Пэм! Ты чего? — Переосмысливаю свою жизнь. — Как это? — Он присел ко мне на кровать. Я вздрогнула и отодвинулась. — Бог сотворил человека по своему образу и подобию, дал ему мозги, чтобы он преображал мир, а человек уподобляется животному, он озабочен лишь удовлетворением своих инстинктов — поесть, попить, наплодить нищеты и поселиться в старой лачуге на краю земли. Почему люди так наплевательски относятся к жизни? Ладно бы только к своей!.. А то ведь обычно страдают те, которые их любят, правда ведь? Видать, я сильно озадачила Фуллера, потому что он вытаращил на меня свои глазищи. — Памела, я немного не понял, к чему ты это?.. — К тому, что Макс пригласил нас на свою свадьбу. Да. Не удивляйся, — я спешу предотвратить его нетактичные вопросы. — Мне ничего говорить не надо. Сам ему позвони и поздравь. Он, кажется, против тебя уже ничего не имеет. — Ладно. — Он глупо улыбается и пожимает плечами. — Заодно спрошу, будет ли мальчишник. Отпустишь? — С чего это я буду тебя удерживать? Я твоя жена только на съёмочной площадке. Не знаю, что было тому причиной, но уже буквально на следующий день мы, наконец, сняли сцену прощания. Я попыталась абстрагироваться от своих противоречивых чувств к Фуллеру и… просто посмотрела на него, как на актёра, по отношению к которому мне нужно сыграть любовь. Я вышла из привычного кокона под названием «Памела Твистер» — ничего сверхсложного, в принципе, на занятиях актёрского мастерства я делала это не раз. Но кого я обманываю? Стоило мне только на него посмотреть, как я молниеносно возвратилась в привычную себя и представила совершенно другое — я провожаю не Сиатля на переговоры с бледнолицыми, а Брейди Фуллера на сражение с вампирами. Перед глазами замелькали немыслимо реалистичные в своём видении картинки — огромные волки и люди с неестественно бледной кожей, светящейся на солнце. Они прыгают один к другому, сплетаются в клубки, рвут друг друга на части… Я не знаю, что это было. Генетическая память? Предвидение будущего? Или бред сумасшедшего? Из суеверного ужаса в реальность меня возвращает возглас режиссёра: — Памела, ты — богиня! Я свечку вчера в церкви поставил. Сработало. Ага, сработало. Съёмки закончились, по крайней мере, для меня. Брейди ещё пару раз съездил в студию записывать свою знаменитую речь. А я стала ходить в школу, которая не понравилась мне с первого же дня. Никогда не любила школьные будни, но в Сиэтле они были просто невыносимы! Мои новые одноклассники не горели желанием заводить со мной дружеские отношения, а я, честно говоря, привыкла полагаться на друзей во всём. А тут даже списать, получается, не у кого. Грусть-печаль. Нужно смотреть на вещи трезво — я не осилю курс точных наук к первой же контрольной! Но чтобы преуспеть в жизни, вовсе не обязательно быть отличницей, это я уже на собственной шкуре поняла. Достаточно быть молодой, стройной, красивой и амбициозной. Такой, как я. Мечты сбываются. Я мечтала о том, чтобы Фуллер вернулся обратно в резервацию — и вот он стоит передо мной, прощается, глаза покраснели. Но у меня самой отчего-то щиплет в носу. — Пэм, я нужен дома. — Ты вернёшься? — Господи, что я несу! — Стелла и папа к тебе уже привыкли. — Вернусь, — он улыбается, — я же без тебя не могу, ты же знаешь. Я закусываю губу. Терпеть не могу прощания, это выматывает. И чтобы поскорее разделаться с этой неизбежной тягомотиной, я позволяю Брейди себя обнять и поцеловать. В щёчку. Прощания каким-то странным образом действуют на психику. Я не люблю Фуллера, но, как только за ним закрылась дверь, я разрыдалась. Подумать о своих чувствах к нему я решила на свежую голову, иначе напридумываю себе Бог знает чего и уверую в это сама. А вера — это сильное чувство, я знаю. Утром со мной связались рекламные агенты, сотрудничающие с моей школой моделей, и пригласили поучаствовать в проекте о живущих в резервациях индейцах. Нечего и говорить, что я согласилась. Всё закрутилось, завертелось, и я не успела ни как следует подумать о Брейди, ни заскучать, потому что не прошло и недели, как он вернулся. Но он меня обнял и предупредил, что время от времени будет отлучаться домой — на дежурства, помочь моим с ремонтом домика для Макса и Николь, да и школу, в конце концов, тоже никто не отменял. — Так у тебя денег никаких не хватит мотаться туда-сюда, — пробормотала я, отлипая от его рубашки. — А зачем мне тратить деньги на проезд? — удивился он. — Я на своих четырёх могу. Главное, чтобы на еду хватало. — На четырёх?.. — переспросила я. — Ну да. Черт, иногда я забываю, с кем связалась. Но сказать, чтобы он проваливал на все четыре стороны, я уже не могу. У меня здесь, кроме него, считай, и друзей нет. Надёжных друзей, я имею в виду, которые не подведут и поддержат в любой ситуации. Я очень сильно сомневаюсь, что мои приятельницы из школы моделей на это способны. Не будь у меня здесь отца, я бы начинала свою карьеру, пожалуй, с посудомойки или официантки в кафе. А это значительно сократило бы мои шансы стать даже такой мало востребованной моделью, какой я на данный момент являюсь. Нет, отрицать его присутствие в моей жизни уже ни к чему. Да и не хочется. Месяц пролетел незаметно, в хлопотах, в работе, в учёбе, и вот мы уже на свадьбе у моего старшего брата. Я надела своё самое скромное платье, но всё равно, если верить не только Фуллеру, но и своим глазам, я выглядела лучше всех. И привлекала всеобщее внимание, хотя мне этого как-то не хотелось совершенно. Ощущать себя гвоздем программы очень помог Брейди, постоянно крутившийся около меня и ухаживающий за мной так, словно это не я, а он прослушал курс основ этикета. — Вы вместе? — спрашивал меня едва ли не каждый из моих бывших одноклассников и загадочно улыбался. — Я так рада тебя видеть! — неизменно отвечала я на эти не совсем уместные вопросы. И чувствовала себя гостем в собственном доме. В доме, в котором я целых пятнадцать лет росла, ела, спала, секретничала с Милли, играла в компьютер, пыталась учить уроки, мечтала, воевала с братьями, худела, толстела, сидела в обнимку с Оуэном, слушала музыку… А Макс выглядел счастливым. Мама тоже, хоть и сильно уставшей. Ведь это на её хрупкие плечи легла львиная доля забот о предстоящей свадьбе, а всё свободное время она посвящала Николь — учила её запекать, жарить, парить и… словом, всё, что обычно делают с продуктами настоящие домохозяйки. А сама Николь как-то изменилась. Хотя, может быть, просто я изменила своё отношение к ней? Когда-то я хотела походить на неё во всём. А теперь… — Памела! Я так тобой горжусь! — Моя невестка тискала меня в объятиях. — Ты даже не представляешь, как!.. Ты мой кумир! Честно-честно! Я бы хотела быть такой, как ты! Но, наверное, в следующей жизни! Они что, сговорились с Максом? — Стой! Задушишь моего племянника! — Я пытаюсь освободиться от её нехилой хватки, всё-таки эта девушка — баскетболистка, но она лишь смеётся в ответ. — Как планируете назвать малыша? Николь пожимает плечами. — Если девочка — Винона, потому что первая. А если мальчик, то тут надо ещё подумать. Но в любом случае мы хотим дать всем нашим будущим детям индейские имена. Никаких Максов, Николь, Алексов… — И Памел, — добавляю я. — Ну, ты поняла. — Она смеётся, а мне ничего не остаётся делать, как поддержать её в этом. Все гости поздравляли молодых и желали им любви, счастья и побольше детишек, даже Стелла. А я ощущала себя не в своей тарелке. — Куда же ты от меня спрятала Оуэна, а, дорогая? — обратилась я к Милли, когда у меня появилась возможность поговорить с подругой тет-а-тет. Милли скривила личико, будто сильно меня боится. Напрасно. Я не держу на неё зла. — Он не смог сегодня прийти, потому что участвует в научной конференции по информатике. — Ну кто бы сомневался! — воскликнула я. Чем-то Оуэн напомнил мне моего отца. А Милли — Стеллу. Я думаю, они будут такой же счастливой парой. По-своему. В этот момент меня отвлекли Бобби и Джим, которые (о боги! мечты сбываются, я не устану это повторять) попросили у меня автограф. Это был первый автограф, который я давала в своей жизни. И дай Бог, не последний. — Кроватка на чердаке, нужно посмотреть, в каком она состоянии, — донёсся до меня мамин голос, — правда, в ней росли и Макс, и Памела, и Дэни. Не знаю, не уверена, что эта конструкция выдержит ещё одного непоседу… — Ничего страшного, можно взять бывшую в употреблении, в Интернете полно таких объявлений, — сказала Николь. — Я и коляску так же хотела покупать. — Правильно, новорожденному абсолютно всё равно, в новой кроватке он спит или в подержанной. Не стоит выбрасывать деньги на ветер, — кто-то неприятный вклинился в разговор. Я резко повернула голову в их сторону. Обладательница дребезжащего голоса — тёща моего братца, она резко контрастирует с моей мамой и сразу же мне не понравилась, с первого взгляда, ещё на церемонии бракосочетания. Рядом с ней — мама, худенькая, стройная, уставшая тридцати четырёхлетняя женщина, и Николь — это звучит так странно! — жена моего брата и моя невестка, бывший капитан женской баскетбольной команды Старшей школы Мака, без пяти минут мамочка, которой ещё нет семнадцати лет… Да мама с Николь похожи как две капли воды. Одна судьба. И вполне возможно, что они и работать будут вместе. От этой мысли у меня сжимается сердце. До резкой боли. Я даже на какое-то время перестаю дышать. — Пэм, ты чего? — слышу я знакомый голос возле самого уха. — Тебе плохо? Что, шампанское было лишним? — Нет, я лишь слегка пригубила. — Я разворачиваюсь к нему и начинаю говорить, и мой голос звенит: — Знаешь, Брейди, я в лепёшку расшибусь, буду играть трупов, сниматься в расчленёнке или где предложат, но мой племянник — или племянница — будет спать в новой кроватке. С пологом. И укрываться кружевным одеяльцем. И кататься в новой коляске. И играться новыми игрушками. Самыми дорогими, самыми красивыми, самыми развивающими, которые я только смогу найти в детском магазине!.. Клянусь тебе! Если не веришь, давай поспорим!.. — мой голос обрывается, не пойму, что с ним. — Только не плачь. — Он проводит пальцем по моей щеке. — Никаких расчленёнок, о’кей? И я с тобой спорить не буду. Я тебе помогу. Я тебя одну не оставлю. Если бы я была режиссёром и снимала кино, как раз в этот момент в кадре бы заиграла романтическая музыка, за окнами бы красивыми гроздьями расцвёл фейерверк, а двое главных героев непременно бы поцеловались. Но жизнь — это не кино. Мы были не одни, поцеловаться нам никто не дал, кто-то на всю громкость врубил попсу, и от человека-волка меня оторвал другой человек-волк. — Можно потанцевать со звездой? — Сет Клируотер подмигивает мне и спрашивает, очень громко, стараясь перекричать музыку: — Ты же не против, что я оторвал тебя от Брейди? У вас ещё вся жизнь впереди, а мне не часто перепадает возможность потанцевать с девушкой, которую показывают по телевизору! — Если Энни ревновать не станет! — кричу я в ответ и машу нареченной Сета ручкой. Энни Спенсер весело машет мне в ответ. — Она же знает, что я буду любить её всю свою жизнь, — кричит Сет так, что его слышат, наверное, даже моя мама и Николь. Он крутит меня невпопад музыке, но это неважно. Мне весело, и шампанское тут ни при чём. — А помнишь, как ты подкатывала ко мне? Когда вы с Максом поспорили? — спрашивает Сет. Я киваю и хохочу. Он тоже смеётся в ответ. А я ловлю себя на мысли о том, что влюбиться, в принципе, можно в кого угодно. И в Сета, и в Оуэна, и в Брейди Фуллера. Главное, общие интересы и благоприятные обстоятельства. Да, такой уж я человек. — Сет, можно дурацкий вопрос? — спрашиваю я и, дождавшись лёгкого кивка, продолжаю: — Ты счастлив? Не переставая вальсировать под визг одной современной певицы, которая одно время мне даже нравилась, Сет недоуменно на меня взглянул, словно сомневаясь в моей нормальности, а потом улыбнулся и ответил: — Абсолютно. Для меня счастье не в том, чтобы всегда делать то, что мне хочется. А в том, чтобы всегда находить удовольствие в том, что я делаю. Мне нравится быть тем, кем я стал. Мне нравится Энни. Мне ничего больше не нужно. А если в чём-то возникнет необходимость, я просто это сделаю. И всё. — Ясно, — бормочу я, чтобы не молчать. — А ты? Счастлива? Почти. Выражаясь языком Сета, у меня возникла срочная необходимость сделать кое-что, а именно отправить одного человека-волка к своей заскучавшей красавице и пойти потанцевать с другим человеком-волком. И пусть это будет не вальс, как в романтическом кино, а какой-нибудь рэп. Или кантри. Всё равно. Я потом подумаю, правильно ли я поступаю, просто в этот вечер мне хочется забыть о проблемах и почувствовать себя счастливой.