Тот другой

- Нет, ну кто так поёт?! – сокрушался Мелисов. – Да Лаптев в дУше песенки из рекламы поёт мелодичнее! Тут боевой дух, бо-е-вой! Ты про Феанора, мать твою, поёшь или про Максима Галкина?! Послышалось обиженное Лаптевское «Э-э-эй! Не пою я в душе!», затем сдавленный смешок Ромы Захарова, идущий в комплекте с его же тихим ойканьем – это Князев, зараза, больно пихнул в бок. А потому что смех без причины – признак… впрочем, все и так знают. В общем-то, группа Эпидемия активно занималась новым альбомом. Вот уже целую неделю музыканты ежедневно, невзирая на усталость, лень и всё прочее, едва только вечерело, собирались дома у Мелисова и репетировали, репетировали, репетировали. Основной материал был уже собран, за что спасибо, разумеется, Юре, и оставалось лишь довести его до ума, тщательно всё откатать, чтобы быть готовыми к записи на все двести. Работа кипела, бурлила и забавно побулькивала. Особого внимания заслуживали старания юного вокалиста, который уже постепенно привыкал к Эпидемии, к тому факту, что он теперь тоже часть коллектива и на него возлагаются нешуточные надежды. И, разумеется, Самосват был просто обязан оправдать их, а посему Макс делал всё, что в его силах. Но Юра упрямо не желал мириться с Максом. Ни разу он еще не отпел песню полностью, так, чтобы Мелисов вновь не остановил его и не наорал. Орал по поводу и без повода – то ноту не так вял, то взял, но не ту, то поет «без души», то еще что-нибудь. А вот конкретно сейчас Мелисов в красках, придерживаясь всех священных традиций русского матерного словца, доступно объяснял (в том числе и на пальцах) юному вокалисту, как петь надо и как поет он. И продолжалось это из репетиции в репетицию. Сначала музыканты еще как-то пытались разнять гитариста и бедного, ни в чем неповинного вокалиста, но уже на пятом «дубле» «Феи моих снов» поняли, что дело – дрянь, и просто стали наблюдать великолепнейшее в своем изяществе шоу. Сохранить мир как-то пытался Лаптев, но, как и следовало ожидать, был послан в ту самую Волшебную Страну, а может даже и дальше. Короче говоря, юный и беззащитный Самосват остался один против целого Мелисова. Поначалу он даже прислушивался к высосанным из пальца советам Юрона, но потом уже просто не знал, чего хочет нерадивый начальник, а посему пел самыми разнообразными способами, но, разумеется, одобрения не встретил ни разу. А Мелисов всё продолжал, продолжал крыть его самыми глупыми советами, перемешанными с оскорблениями… - Всё! Хватит! – не выдержал наконец-таки Самосват. Музыканты встрепенулись – никто из них еще ни разу не видел разозленного Максима. А зрелище было не слишком-то лицеприятное – красный от прошибавшей злости, крупно дрожащий, казалось, еще чуть-чуть, и у парня просто повалит пар из ушей. – Я стараюсь! Я честно стараюсь! Пою уже вообще на исходе, но тебе никак не нравится! - Попрошу на «Вы» и с улыбочкой! – воскликнул Мелисов, всплеснув руками. – Псих, блин! - Это я-то – псих?! – Самосват уже почти притопнул ногой и, сжав пальцы в кулаки и заскрипев зубами, крупными шагами вышел в прихожую, молниеносно забрал свои вещи, вполз в ботинки и, чуть не оторвав ручку входной двери, ушел. Вот так. Просто забрал манатки, собрался и ушел, даже ничего толком не объяснив. Музыканты не успели ничего толком сообразить. - И чего это было? – Князев вопросительно изогнул бровь. - А ничего! – Юра, всё еще полыхающий праведным гневом, бухнулся на диван, скрестив руки на груди. – Петь не умеет, так хоть бы учился, что ли! Захаров предпочел промолчать, но по одному взгляду выпученных глаз было ясно – такого поворота событий он никак не ожидал. Лаптев просто не мог ничего сказать, лишившись на какое-то время дара речи. Юра «убил» второго вокалиста. Через неделю после его назначения. Здесь явно был какой-то подвох. А вот Князев молчать не любил. - Истеричка! – с жаром выпалил он. - Да вот именно! – фыркнул Юрон, кивнув. - Да не он, - басист грозно навис над Юрой. – Ты, Мелисов. Ты – истеричка. - Я?! – гитарист поднял голову и злобно посмотрел на Илью. – Да я вообще ему помогал! А он… - Мелисов! – почти взревел Князев. – Сейчас же догони его и извинись! - Еще чего! – Юра демонстративно отвернул голову. – Сам придет, прощения просить будет! С дивана встал пришедший в себя Лаптев. - Смотри у нас, Мелисов! – голос барабанщика был насквозь пропитан злостью. Напряжение в комнате росло, выходило за все рамки приличия, и его уже можно было буквально резать ножом. – Третьего вокалиста я искать не буду! Они уже закончились у меня, и не один раз! - Парни правы, - Захаров тоже встал. – Надо догнать, Юр. Ты действительно обидел его. Мало ли, вправду уходить намылится? Юрий оглядел нависших над ним четырех музыкантов и примерно прикинул собственные силы. Мелисов был далеко не беззащитным худышкой, постоять за себя мог, но против четырех человек – как-то слишком уж рискованно. И пришлось сдаться. - Ну, хорошо, - вздохнул Юрон. – Я съезжу к нему. Сегодня. Но только после репетиции! - Но!.. – вспыхнул было Князев, но Захаров вовремя положил ладонь на его могучее плечо, как бы объясняя, что этого уже вполне достаточно. – Ладно. Но если ты не съездишь!.. – басист многозначительно погрозил своим увесистым кулаком, и Юра только коротко и жутко недовольно кивнул. Такой результат устроил всех. Ну, разумеется, кроме Мелисова. *** Когда Мелисов подъехал к дому Самосвата, адрес которого был подкинут Лаптевым, было уже довольно поздно, навскидку – часов восемь-девять. Небо уже заволокло темно-синими тучами, а на улицах зажглись фонари. Дом, в котором временно проживал Макс, было вообще трудно назвать домом – какое-то странное, ветхое каменное сооружение, которое, казалось, упадет, стоит только ветру слегка дунуть. Мысль о том, что здесь, вообще-то, еще и люди живут, вообще пугала. И Самосват, в общем-то, не врал, рассказывая о месте его временного проживания – «такая шаткая каменная штука, которую лучше не трясти». Да, и за проживание в этом вот развалившемся муравейнике нужно было платить столько, что Макс едва сводил концы с концами. По крайней мере он так рассказывал. Юра усмехнулся и подошел к открытой нараспашку двери второго подъезда, где предположительно и обитал Флаер. Признаться, Мелисову уже и самому хотелось извиниться. Наорал-то ведь, по сути, ни за что, просто так! Да и не в первый раз уже. Нервы у Юрона действительно были ни к черту, а вот вокалист у группы был один, его, по идее, предполагалось холить и лелеять, а не срывать на бедном мальчике злость, накопленную при помощи вообще абсолютно другого человека. «Да, - думал Юра. – Окунев умудряется вставлять мне палки в колеса даже на расстоянии» Но Окунев сейчас был вообще не в тему и не к месту. Сейчас был лишь Макс, перед которым надо было извиниться, которого хотелось успокоить. Вероятно, Мелисов уже и сам не понимал, что делает, но точно знал, что всё идет правильно. Небыстро поднявшись по лестнице на четвертый этаж, Мелисов встал напротив двери в квартиру Максима, глубоко вздохнул и позвонил в звонок. За стеной раздалось какое-то дребезжание, а потом легкие шаги Самосвата. В том, что это именно он, нельзя было и сомневаться, ведь такая воздушная походка была присуща исключительно ему. По крайней мере, так казалось Юрону. Дверь ужасно заскрипела, заставив гостя поморщиться, и перед ним предстал хозяин квартиры, Максим, в домашней футболке размера на три больше положенного и обтягивающих спортивных штанах. Признаться, сам Макс был удивлен такому внезапному появлению начальника на своем пороге, а потому на несколько секунд впал в ступор, но затем быстро сообразил, что, несмотря на их ссору, нехорошо гостю стоять в дверях и надо хоть как-нибудь его поприветствовать. Но Юра опередил Макса: - Привет, - просто сказал он, смотря прямо и открыто. Отчего-то сердце вдруг заколотилось сильнее, грозясь пробить к черту грудную клетку. - З-здравствуйте, - попытался ответить Макс и тут же понял, что сморозил глупость. Прозвучало это так, будто бы он – маленький изворотливый двоечник, а Юра – его суровая учительница, пришедшая проверить вчерашнее домашнее задание, естественно, не сделанное. – Привет, то есть. - Можно мне зайти? – вообще, Юра хотел было тонко намекнуть Максу на то, что неплохо бы его пустить, но, как и ожидалось, ничего не вышло. Самосват смутился и замялся на секунду, но тут же освободил проход, рассеянным жестом пригласив Юрона внутрь, и тот не стал ждать второго приглашения. Едва оказавшись в квартире и даже не раздевшись, он начал толкать подготовленную еще в метро речь: - Послушай, Макс… - сказал и сразу же запнулся; речь почему-то не толкалась, все старательно выученные и отработанные слова разом забылись, и пришло время для откровенной импровизации: - Я пришел извиниться. Самосват не сразу поверил в то, что Юра серьезен. Вот не мог он себе представить извиняющегося Юрона, не мог и всё тут. Ведь пока еще юный вокалист знал его только, как сурового, беспощадного начальника, который имеет право выносить мозг всем окружающим его музыкантам. Но параллельно Мелисов был и человеком, в чем Флаеру и предстояло убедиться. А Юра продолжал: - Я знаю, что перегнул, - Мелисов смотрел пронзительно, верно, прямо в глаза. – Ты и без того выкладываешься вовсю, а я… я вообще тебя и твои связки не берегу. Рассудок своим оглушительным криком пытался донести до Мелисова, что тот несет бред, настолько жестокий и суровый, что Самосват, вероятно, даже ничего и не поймет. Но Макс смотрел вполне себе ясно и молчал. - Знаю, я хреновый руководитель, - вздохнул Юрон, так и не сводя глаз с Самосвата. – Злой просто был, а тут ты… вот случайно под ударом и оказался. Прости, короче. Немая сцена. Юра мрачно наблюдал за Максимом, хотя и ему действительно стало легче. Извинился ведь всё-таки. Теперь дело было только за Флаером, который, в свою очередь, молча стоял, закусив нижнюю губу. Его действительно всё это застало врасплох – и внезапно ворвавшийся среди ночи (ведь девять вечера для кого-то уже ночь) Юрон, и эти его короткие, сумбурные извинения, и взгляд. Таким он еще никогда не одаривал молодого вокалиста. Но время шло, и нужно было сказать хоть что-нибудь. - Зайдешь на чай? – спросил Макс так, словно ничего и не произошло, просто Мелисов вдруг поздновато завалился в гости. Юра горько усмехнулся. Ну, неплохо. Вот и ходи, извиняйся перед такими мелкими. - Не зайду, - он покачал головой. – Поздно уже. - Так ведь завтра выходной, можно и припоздниться, - Самосват пожал плечами. – Я просто хотел сказать, что ничего такого. Я не обиделся. «Ага, не обиделся! – вспыхнул Юрон. – Особенно когда из студии убегал, особенно тогда не обижался. Мелкий, а врать уже научился!» - Слушай, Самосват, - тон Юры стал гораздо резче, и Макс даже вздрогнул. – Нам с тобой вместе перед публикой работать, а там сплоченность нужна. Веришь или нет, а я действительно хотел извиниться. Дело твое, - он уже было развернулся назад, как вдруг почувствовал, как Максим ловко поймал его за руку и крепко вцепился нее длинными и тонкими пальцами. - Объясни мне всё по-хорошему! – внезапно тонкий голосок Флаера, обычно робкий, но сейчас донельзя уверенный. Мелисов заметил, как за стеклами круглых заблестели карие глаза. – Почему ты ко мне постоянно цепляешься? Что я делаю не так? Да, легко спросить, мол, что не так. Гораздо труднее было Юре. Он видел, что в плане вокала ему просто не к чему придраться к Самосвату, просто нечем его упрекнуть. Но временами он показывал ноты, настолько похожие на те, которые выдавал Паша, что пальцы сами сжимались в кулаки, а где-то в недрах разума вспыхивала просто неконтролируемая злость, и Мелисова было уже не остановить. Такова правда. Только как объяснить всё это юному вокалисту? «Придется рассказывать так, как есть» - решил Юра и, глубоко вздохнув, начал: - Ты всё делаешь правильно, - он серьезно взглянул на Макса. – Просто иногда так… так страшно напоминаешь мне одного человека, что я уже не могу сдерживаться. Да, иногда в Максе ему действительно чудился Паша, его длинные стройные руки, его летяще-неуклюжая походка, странная манера говорить почти нараспев. И хотя гитарист понимал, что между двумя вокалистами, в общем-то, ничего общего, но когда такое случалось, то времени на размышления не оставалось вообще. И все-таки к этому парнишке Мелисов уже успел привязаться. Его к нему одновременно тянуло и от него же что-то отталкивало. - И что я должен сделать? – Самосват уже начал было раздражаться. – Мне же даже неизвестно, кто он! - Ты никому ничего не должен, - вздохнул Юра. – Пой, как раньше. На меня не обращай внимания, я разрешаю. - Нет! – воскликнул Макс почти рассерженно и тут же выпалил: – Я ведь только и пытаюсь тебе понравиться! Примерно секунда понадобилась Флаеру на то, чтобы он осознал всё сказанное и две – чтобы тут же залиться краской. Вот, собственно, и всё. Тайна, так охраняемая им, раскрыта. Скелет с треском и грохотом мелких косточек выпал из шкафа. Но Мелисов только удивленно вскинул брови. - И чего ты… не сказал раньше? – мужчина склонил голову набок. - Это противоестественно, - буркнул Самосват. Юра едва удержался, чтобы не засмеяться. «До чего ж я вокалистов довожу!» - усмехнулся он про себя. - Противоестественно, говоришь, - в то же мгновенье он резко смял его губы в напористом, тяжелом поцелуе. Эти ярко-розовые, манящие губы оказались дико мягкими, и отчего-то сладкими. «Конфетки любит» - пронеслась шальная, юркая мысль. Макс же лишь широко распахнул глаза – его еще никогда не целовали мужчины, а тем более начальники, пусть иногда и такие несносные, но всё же… Неохотно оторвавшись от Макса, Юра улыбнулся краем губ. - Продолжать? – как-то насмешливо спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил парня за руку и поволок в гостиную, единственную комнату, что имелась в квартире. И вот конкретно сейчас ему было наплевать с высокой колокольни на всё и на всех. Самосват же есть. *** Мелисов никогда не любил рано вставать. Настолько сильно не любил, что еще в юношеские годы регулярно опаздывал в школу на десять-пятнадцать минут, за что здорово огребал у учителей, и уже будучи студентом частенько прогуливал первые пары. Даже репетиции Эпидемии он назначал не раньше, чем в одиннадцать часов, да и то подумывал, что это слишком рано. В общем, Юрон был абсолютной совой. И, разумеется, как все совы, просто терпеть не мог, когда его кто-то будит. А случай сейчас был именно такой. Вернее, не кто-то, а что-то. Признаться, Юра не сразу осознал происходящее. Не сразу понял, почему он лежит на чужом разобранном диване, почему находится в практически незнакомой комнате и почему рядом мирно посапывает никто иной, как Самосват. И только секунду на четвертую до гитариста наконец-таки дошло, что да как. Да, таким уродом Мелисов не чувствовал себя давно. Это ж надо было такое учудить! Сначала он ни за что наорал на молодого, еще даже не успевшего толком прижиться вокалиста, а потом, когда терпению Макса всё-таки пришел конец, устроил тому разговор по душам. С последствиями, разумеется… А теперь Самосват лежал, носом уткнувшись в Юрино плечо и мирно посапывая в совершенно безмятежном младенческом сне. Светлые волосы совсем взъерошились, длинные ресницы дрожали. Только сейчас Мелисов заметил и ощутил, что вокалист спал в черт знает какой позе – совершенно обнаженная спина выгнута дугой, костлявое колено упиралось в бедро гитариста, а левая ладонь неловко подложена под щеку. Юрон аккуратно, чтобы ненароком не разбудить Макса, повернул голову и выглянул за край дивана. На деревянном полу, прямо-таки рядышком, он заметил свои джинсы, а чуть подальше – старую вытянутую футболку. И только теперь, когда уже не было никакой надежды на то, что это просто глупый сон, Мелисова прошиб нешуточный страх. Обстоятельства подсказывали ему, что, когда Самосват проснется и увидит лежащего вплотную к нему начальника, Эпидемия снова останется без голоса. Юра уже представлял, как обрадуются журналисты. Надо же, какая потеха – Эпидемия второго хорошего вокалиста извела! Ах, как замечательно! Ах, какие они, музыкантишки эти, гады! Но хуже всего было от другой мысли. Конечно, Самосват не останется в группе, в которой, что называется, «наорут и изнасилуют». И, конечно же, разорвет все связи с местным лидером Мелисовым. А Юра, как бы он того не отрицал, всё же за месяц успел привязаться к парнишке ровно настолько, насколько это представлялось возможным, хотя и до ужаса придирался к нему. Да и как такому не привяжешься? Улыбчивый, забавный, в конце концов, симпатичный. И терпеливый. Ведь окажись на его месте кто-нибудь другой, то такой срыв произошел бы гораздо раньше. А кому понравится, когда твой начальник без конца учит тебя, заставляет перепевать одну строчку по восемь раз и критикует, даже не зная, за что? Когда Максим лениво пошевелился, нахмурив светлые брови, Мелисов был уже готов на любую тираду, на самые бесстыдные речевые обороты, и даже если бы Самосвату захотелось его, скажем, стукнуть, не стал бы возражать. Поэтому Юра с нескрываемой грустью смотрел, как Макс упорно пытается проснуться, устало садится на кровати, потягивается, закатив глаза и, наконец, тоже начинает осознавать произошедшее. Это было заметно по его вытянувшемуся лицу и выпученным карим глазам-блюдцам. Он поднял голову и указал длинным пальцем сначала на тоже севшего Юру, а потом на себя, на него и на себя, и так несколько раз. Нельзя было сказать, что юноша готов рвать и метать, но он, определенно, никак не ожидал такого поворота событий. - Юрий… - вокалист растерянно посмотрел на Мелисова. – Ты… - После такого уж точно не «Вы», - усмехнулся Юра, спрятав взгляд. Наступило неловкое молчание. Самосват сидел хмурый и задумчивый, перебирая длинными пальцами старую простынь, от усердия даже высунув кончик языка; Юра же просто ждал, когда он созреет и выскажет всё. Но, судя по всему, Макс никуда не торопился, и пора было брать инициативу в свои руки. - Слушай, Самосват, - Юра положил руку на его голое плечо, и, вероятно, ожидал, что тот тотчас отшатнется. Но этого так и не случилось. – Я поступил, как свинья. Я… - тут он осекся, что-то мешало продолжить. Но, сглотнув, мужчина всё же сделал это: - Я пойму, если ты уйдешь. С этими словами Максим поднял свои раскосые ореховые глаза на Мелисова. В них не читались ни страх, ни ненависть, и Юра понял, что в чем-то ошибся. - Но я не хочу уходить. И не уйду, - тихо, но уверенно проговорил Макс. Мелисову показалось, что он что-то понял. - Если ты о деньгах, то группа, сам понимаешь, не приносит заработка, - пожал плечами он. – Но если тебе действительно нужно… - Нет, - коротко отрезал Макс, – Я не хочу уходить из группы. Просто… - он слегка замялся, подбирая нужные слова. – Ты мне нравишься, Юр. А вот теперь Мелисов не понимал решительно ничего. Вот совсем ничего. В его извечно лохматой головушке никак не укладывалось – как самый обычный парень, буквально месяц поющий в их группе, мог остаться довольным прошлой ночью? Как так могло получиться? Немного придя в себя, мужчина выдохнул: - Серьезно? Самосват не колебался ни секунды. - Да, - и, видя замешательство Мелисова, добавил: - Противно, наверное? Но Мелисов лишь помотал головой. Где-то в недрах мозга назрел сумасшедший, но воистину гениальный план. - Ты говорил, что тебе нечем платить за квартиру, - проговорил он четко. Это был даже не вопрос, а утверждение. – А не хочешь переехать ко мне? Квартплату поделим на двоих. Самосват аж поперхнулся воздухом, настолько предложение было неожиданным. И, разумеется, необычным. Право, ему еще никто и никогда не предлагал ничего подобного, и парень сначала даже наивно решил, что Мелисов говорит несерьезно, но по одному только его взгляду становилось понятно – это не шутка. Совсем не шутка. Набрав грудью побольше воздуха, юноша выдохнул: - Я ведь не стесню, да? Мелисов улыбнулся и осторожно хлопнул Самосвата по плечу. Макс тоже слабо, осторожно улыбнулся. Такой расклад событий нравился им обоим, и обоих пугал. «Кто не рискует, тот не пьет!» - прямо сказал себе Юрон, обозначив для себя – путей назад нет. - Ты голодный, наверное? – неожиданно подал голос Флаер. - А есть, чем поживиться? – усмехнулся Юра. – Если есть, то считай, что да. - Сейчас соображу! – кивнул Макс, перекинулся через ноги сидящего на кровати Мелисова и выудил из общей кучи одежды свою. С пухлых, раскрасневшихся, зацелованных губ так и не сходила теплая улыбка.