Выбор судьбы

      Повозки с фуражом и провиантом медленно тянулись по раскаленной земле, то и дело проваливаясь в глубокую колею, протоптанную прошедшими войсками. По распоряжению Дейенерис обозы выступили на следующий день после ухода авангарда Безупречных, и теперь наспех сколоченные телеги, нагруженные пшеном и солониной, тяжело ползли к намеченной цели, растянувшись на многие мили.       Солнце, поднявшись в зенит, припекало настолько, что сделало пребывание Сансы в крытой повозке практически нереальным. Девушка то и дело высовывалась из маленьких окошек, чтобы глотнуть свежего воздуха, изнывая от желания встретиться с прохладным ветром. К счастью, большая часть дороги пролегала через побережье залива Работорговцев, что позволяло не только наслаждаться морским пейзажем, но и дышать солоноватым воздухом. Впервые за свою жизнь Санса пожалела о том, что отказалась ехать верхом, как делала это Дейенерис.       С каждым шагом груженых волов, она все ближе подходила к Юнкаю, с тяжелым сердцем оставляя Астапор, а вместе с ним — и надежду разузнать что-то о своем спутнике. Пока шли приготовления к походу, она каждый день отправляла слуг в гавань, чтобы расспросить моряков о потерпевшем крушение корабле, но неизменно люди разводили руками, уверяя их в том, что после таких катастроф спастись невозможно. За сутки до выступления армии девушка лично уговорила Дейенерис отпустить ее к морю, чтобы проститься со своим прошлым. Она, в сопровождении Безупречных, зашла в порт, прошла сквозь ряды суетливых торговцев и, наконец, спустилась на побережье, где ее обнаружила бесновавшаяся толпа.       На берегу не осталось и следа от тех трагических событий: крестьяне растащили остатки разбитого корабля, более удачливые успели выловить уцелевший груз, а тела несчастных уже покоились в общей могиле на старом кладбище.       В тот час Сансу невольно посетила мысль о том, что ее спутник, которого наградили нелестным прозвищем «Пес», прожил соответствующую дикой собаке жизнь. С раннего детства изуродованный и выброшенный на улицу, он был обречен переживать издевательства и насмешки, пока, наконец, не показал всем свои клыки. Презираемый людьми за свою внешность, он, подобно дикому псу, озлобился на окружающий его мир, встав на путь самоуничтожения. И теперь, когда казалось, что луч света осветил его никчемную, полную злобы жизнь, боги отобрали и ее. — «У него не будет даже могилы; жил как пес и похоронен так же... О боги, ну почему?» — глотая слезы, подумала Санса, зачерпнув в ладонь горсть прибрежного песка. — Миледи, солнце садится. Нам велено до темноты вернуться назад, — на ломаном вестеросском проговорил один из ее стражей. — Пойдемте, — прошептала она, бросив прощальный взгляд на залитую кровавым закатом морскую гладь.       Какими далекими теперь ей казались эти воспоминания, какими нереальными виделись события прошлой жизни. Больше всего сейчас Санса хотела, чтобы всё случившееся оказалось дурным сном, и, открыв глаза, она оказалась бы у себя в кровати в родном Винтерфелле, рядом с Леди, братьями, отцом. Ах, если бы она только знала о том, что ждёт её впереди, разве бы она уехала оттуда по доброй воле? Разве бы согласилась выйти замуж за Джоффри? Нет, конечно же не согласилась. Но прошлое невозможно изменить, так же как нельзя зайти в одну реку дважды: вода все время течет, обновляется, так же как и время убегает сквозь сомкнутые пальцы.       За этими тяжелыми размышлениями Санса даже не заметила, как её телега подъехала к воротам Юнкая. К ее невообразимому удивлению сражение, если, конечно, оно было, закончилось. И на главной пирамиде города на ветру развевалось драконье знамя новой королевы.       По своей архитектуре город, по мнению Сансы, был схож с Астапором, однако все его улицы сложены из желтого кирпича, горевшего на солнце подобно золоту. Главная пирамида с огромной гарпией находилась на самой вершине холма, что делало ее практически неприступной, а у её подножия раскинулись небольшие особняки, принадлежавшие местной знати. В низине у самых ворот, в кварталах бедноты, как их называли работорговцы, расположились небольшие ремесленные лавки и мелкие домишки, являвшиеся бараками для рабов. За высокой стеной, будто грибы, выросли тысячи черных палаток, скрывавшихся за прибрежными холмами.       Обмундирование воинов, живших в них, было Сансе незнакомо, однако они беспрепятственно пропустили часть обозов в город, сопровождая их прибытие веселыми криками и свистом, что свидетельствовало о том, что охранники уже были изрядно пьяны. Проехав по мощёной улице, обоз остановился подле главных ворот пирамиды, где Сансу встретила уже полюбившаяся ей своей открытостью и добротой Миссандея, стоявшая в окружении небольшого отряда. — Миледи, мы рады, что Вы успешно добрались. Королева Вас уже ожидает, пройдемте со мной, — проговорила она, подавая ей руку, чтобы девушка беспрепятственно сошла на землю, — надеюсь, дорога не слишком Вас измотала, так как, по слухам, мы здесь не задержимся надолго.       При этих словах душа Сансы буквально запела от счастья. Если военная вылазка Дейенерис и дальше будет проходить такими темпами, возможно, она вернется на родину намного раньше, чем могла этого ожидать. — Я искренне на это надеюсь, — улыбнувшись своей самой лучезарной улыбкой, промурлыкала девушка себе под нос, следуя за своей провожатой.       Проходы в Юнкайской пирамиде были куда удобнее и, к счастью, менее запутаннее, чем лабиринты Астапора, поэтому, спустя несколько минут, путникам удалось добраться до верхних этажей, которые по обыкновению заняла новоявленная королева. Эти покои были намного больше тех, что принадлежали Дейенерис раньше, но были куда проще обставлены. Видимо, предыдущий владелец отдавал большее предпочтение простору, чем изысканности убранства. Однако и здесь было на что заглядеться: десятки дорогих шкур, шелковые гобелены, мебель из слоновой кости, огромные зеркала и золото. Казалось, что все вокруг было золотым: подсвечники, столовые приборы, утварь, письменные принадлежности. — «Должно быть, днем здесь все сверкает», — подумала Санса, оглядывая опочивальню. — Миледи, мы рады, что Вы добрались в добром здравии, хотя и немного задержались. Должно быть, Вы устали с дороги и грезите о теплой ванне и мягкой постели, — проговорила Дейенерис с несвойственным ей шутливым напором.       Сказать по правде, это было действительно то, чего она хотела больше всего. Дорожная пыль и жар в повозке, по мнению Сансы, превратили ее из благородной леди в погонщицу скота, заставляя ее чувствовать себя неуютно в присутствии королевы, уже успевшей привести себя в надлежащий вид.       Дейенерис действительно была великолепна: в этот раз густую копну ее серебряных волос заплели в массивные косы, сделав высокую прическу, оголяя тонкую шею. Черное платье свободного кроя, лишенное всяческих украшений, лишь подчеркивало ее природную красоту, выгодно выделяя ее на фоне остальных. — Да, Ваша милость, однако Вы были правы — этот путь лучше проделать верхом, — слегка покраснев, проговорила Санса, поднимая взгляд на Дейенерис. — Я распоряжусь, чтобы Вам подобрали смирного коня, — не замечая замешательства девушки, сказала королева.       Только сейчас Санса заметила незнакомца, стоявшего по правую руку от Дейенерис, заменившим на своем посту Джораха Мормонта. Мужчина был высок, хорошо сложен и красив. В его пронзительных голубых глазах читался изощренный ум и невероятная хитрость, граничившая с неприкрытой наглостью, что заставило Сансу чувствовать себя еще более неуютно, чем раньше. Темные волосы незнакомца, спадающие на плечи, и аккуратная бородка придавали его образу еще большую мужественность, а манера держаться — загадочность. На вид ему было не более тридцати лет, хотя, судя по знакам отличия на его помятых доспехах, он занимал достаточно высокую должность в войске, не раз проявив в бою свою отвагу. Загорелое лицо и высокие скулы, а также необычный акцент неизменно выдавали в нем жителя юга, приехавшего сюда в поисках лучшей доли.       Видя неподдельный интерес, с которым девушка рассматривает нового члена королевского совета, Дейенерис позволила себе отвлечь это внимание на себя. — Леди Санса, позвольте Вам представить моего нового советника и капитана двухтысячного войска Младших Сынов, любезно протянувшего нам руку помощи в минуты нужды, Даарио Нахариса.       В этот момент Сансу будто окатили ведром холодной воды, застав врасплох. Она поймала себя на мысли, что бесстыдно рассматривает незнакомого ей мужчину в присутствии королевского совета, что само по себе недостойное поведение для истинной леди, коей она себя считала, но к еще большему ее позору этот поступок был замечен остальными. Покраснев до самых ушей, девушка сделала глубокий реверанс в знак приветствия, боясь даже поднять глаза на незнакомца, что заставило остальных улыбнуться той умилительной улыбкой, которую дарят новорожденным малышам, сделавшим свой первый шаг. Дейенерис, видя смущение девушки, вызванное этой оплошностью, решила отложить разговор на утро, проговорив: — Леди Санса, мы видим, как вымотала Вас дорога, поэтому я не смею Вас больше задерживать. Ступайте к себе в покои и отдохните как следует, а завтра за завтраком мы с Вами обсудим некоторые моменты, касающиеся Вашего пребывания в Королевской Гавани. — Благодарю, моя королева, — проговорила Санса, искренне благодаря Дейенерис за понимание и доброту.       Тяготы путешествия, жара и эмоциональное истощение вымотали девушку сильнее, чем она думала, превратив в расплывчатый туман все события, произошедшие с ней после того, как она покинула опочивальню королевы. Она не помнила, как добралась в свои покои, как закончила трапезу, приняла ванну. Все это время она будто находилась на границе двух реальностей, все больше погружаясь в столь необходимый сон, поэтому, когда шелковые простыни коснулись ее тела, она провалилась в теплые объятия сновидений, надеясь получить заветный покой, но даже во сне ее душа не обрела мир. Едва закрыв глаза, она потеряла точку опоры, взмыв ввысь. Пушистые облака окутывали ее тело, а ветер бил в лицо, давая ни с чем несравнимое ощущение свободы, которое так долго искало её истерзанное страданиями сознание. Вдали, будто вырисовываясь из тумана, перед ней раскинулся город, которого она никогда не видела, но очертания казались смутно знакомыми. В ноздри ударил тяжелый запах, тоже показавшийся знакомым, но откуда она могла его знать?       В голове стали лихорадочно всплывать воспоминания прошлой жизни, пока она, приближаясь на могучих крыльях, подлетала к городу. Перед глазами возникла ее маленькая комната в Королевской Гавани, вспышки дикого огня за окном и Пес, нависший над ней. От него тогда пахло вином, пóтом и кровью, но запах крови перебивал все, заполняя собой всю опочивальню. — «Так вот что это за запах так манит меня к городу, это кровь!» — с ужасом подумала она.       В тот миг из тумана стали проглядывать башни города, большая пирамида, схожая с теми, что она видела в Астапоре и Юнкае, а следом показалась и огромная арена, на которой под крики беснующейся толпы сражались воины, обагряя песок своей кровью. — О, Матерь Всеблагая, — пронеслось у нее в голове, — я уже видела эту арену, видела!       В ее память воскрес сон, который она увидела в ночь кораблекрушения. Тот самый сон, из объятий которого её вырвали сильные руки Сандора, но что будет теперь? Кто спасет ее из рук нескончаемого ужаса?       Вновь она почувствовала на вкус человеческую плоть, вновь она увидела, как ее крылья затмили солнце, почувствовала страх людей, пытающихся спастись из смертельных объятий пламени, и, наконец, увидела себя, стоявшую перед огромным воином, пытаясь остановить этот кошмар. Но что-то в этом видении было иное... не такое, как в прошлый раз. Раньше она знала, что в тот момент стояла в объятиях Клигана, а теперь лицо воина было сокрыто какой-то пеленой, и как ни силилась, она не могла его разглядеть.       Вскоре запах гари стал невыносимым, давя на грудь подобно огромной наковальней. Задыхаясь от кашля и этого нескончаемого пекла, она, что было силы, вскричала, ухватившись за горло: — Сандор!       В этот момент, казалось, весь ужас происходящего отступил, вернув девушке ощущение реальности, той самой реальности, где она лежала на пуховой перине, окутанная теплом летней ночи. — Спокойно, все в порядке, — проговорила она, пытаясь успокоить тревожное сердце, — это просто сон, всего лишь кошмар, продиктованный твоими воображением и усталостью. Тебе лучше всех известно, что этого просто не может быть... ты не умеешь летать, Сандор мертв и больше не спасет тебя, очнись же...       Мысль о том, что Сандор больше никогда не появится в ее жизни, заставила ее сердце замереть в груди, а слезу застелить прозрачной пеленой глаза. Девушка зарылась лицом в подушки, пытаясь даже от себя скрыть свое горе, но тяжесть потерь была слишком сильна. — Ну почему, почему я теряю всех, кто мне дорог, всех, кто протягивал мне руку помощи? — взывала она к небесам. — Сначала Леди... моя милая Леди, простишь ли ты меня когда-нибудь? Потом мой отец... о папа, как я была глупа в тот день, когда пошла к королеве! Прости свою неразумную дочь... Арья, сестренка моя, ты видела мир намного лучше, если бы время можно было повернуть назад! А потом и Сандор, он столько раз рисковал собой, чтобы спасти меня, а я даже не успела поблагодарить его за это... Вы все покинули меня...       Санса не могла точно сказать, сколько времени она проплакала в своих покоях, но, когда слезы высохли на ее щеках, она бессильно повернулась на спину, делая попытку уснуть, но сон будто рукой сняло, а опочивальня вдруг сделалась душной и тесной для нее. — Всего один глоток свежего воздуха, я немного постою на свободе и все, — проговорила она.       Накинув на себя халат, девушка обвела комнату усталым взглядом, убедившись в отсутствии балкона, и вышла в коридор. Смутно вспоминая, что в большом зале, который они проходили днем, на улицу выходили сразу несколько выступов, она направилась туда.       Ночь была прохладна и спокойна, легкий ветерок трепал огненные волосы Сансы, разметавшиеся по спине. Сделав глубокий вдох, она обратила свой взор вниз, за городские стены, где тысячами огней расцвёл палаточный лагерь, говоря о том, что там сейчас кипит жизнь. Слегка перегнувшись через перила, девушка напрягла зрение, всматриваясь в темную даль, как вдруг почувствовала, что сильные руки, обхватив ее за талию, потянули назад. — «Как в тот день, перед осадой Черноводной!» — пронеслось в голове у Сансы, а сердце неистово заколотилось в груди, хотя разум всеми силами пытался подавить зародившуюся надежду в силу ее невозможности. — Неужели захотелось полетать? — услышала она насмешливый голос за спиной, заставивший ее неуверенно сглотнуть.       Повернувшись, Санса встретилась глазами с пронзительным взглядом Даарио Нахариса, под тяжестью которого девушка невольно отвела глаза, изрядно покраснев, пытаясь высвободиться из его рук, сомкнувшихся на талии.       С их последней встречи мужчина уже успел освободиться от доспехов и теперь стоял перед ней в серебристой рубахе свободного кроя с вырезом до середины груди, стянутым шелковым шнурком. К его широкому поясу был приторочен небольшой стилет с рукоятью в виде обнаженной женщины, отражающей на себе лунный свет. — Благодарю Вас, милорд, — залепетала Санса, пытаясь сократить недозволительное расстояние между их телами, — но раз моей жизни ничего не угрожает, не могли бы Вы отпустить меня.       Ее смущение и обреченные на поражение попытки вырваться из стальной хватки забавляли мужчину, заставляя втайне наслаждаться волнением, которое охватило девушку в этот момент, однако он все же ослабил хватку, позволив попавшей в клетку птичке вырваться на волю. — Милорд, — задыхаясь от смеха, прохрипел он, — я сын обыкновенной проститутки, миледи. В возрасте двенадцати лет я был продан в рабство одному рабовладельцу из Толоса, сражался в бойцовых ямах и стал умелым воином. Перед смертью хозяин освободил меня, сделав свободным человеком. Навыки владения оружием помогли мне поступить на службу к Младшим сынам, а война привела к этим стенам, где я встретил Вас, — окинув ее игривым взглядом, проговорил он, не без удовольствия наблюдая, как девушка заливается новым слоем краски.       Санса, которая была воспитана под четким надзором вездесущей септы, была искренне возмущена поведением этого мужчины, посмевшего откровенно разглядывать ее хищным взглядом, однако, успев познакомиться с нравами и обычаями Вольных Городов, она сделала вывод, что такое поведение мужчины-воина, не обремененного родственными отношениями или службой, если и не поощряется, то является вполне приемлемым даже по отношению к благородной даме. — Я просто вышла подышать воздухом... и, видимо, задремала на ходу, — пролепетала Санса, пытаясь отдалиться от навязчивого собеседника. — Странно, а я думал, что сон наоборот обходит Вас стороной, — проговорил он, облокотившись на перила.       В этот момент рукоять его кинжала сверкнула при лунном свете, приковав к себе все внимание Сансы. Никогда еще ей не приходилось видеть подобного кинжала. На Севере предпочтение отдавали простоте, считая, что оружие должно служить своему истинному предназначению. На юге же большое внимание уделяли фамильным гербам, находивших свое пристанище на доспехах и оружии. Оленьи головы, львиные пасти, изящные розы, парящие соколы то и дело появлялись на рукоятях фамильных мечей, но никто не смел так откровенно превозносить красоту женского тела, как делали это жители Вольных городов. — Нравится? — спросил Даарио, видя, с каким любопытством девушка разглядывает клинок.       Санса по привычке отвела глаза, пытаясь отойти в сторону. — Необычный стилет, еще никогда мне не приходилось видеть такой... — Это не просто кинжал, это моя верная подруга, не раз спасавшая мне жизнь, никогда не предававшая меня, — вытягивая кинжал из-за пояса, проговорил он.       Санса, по опыту убедившаяся в том, что оружие покидает ножны лишь перед тем, как проливается чья-то кровь, тяжело сглотнула, устремив на воина взгляд, в котором начал зарождаться страх. — Не бойся, я не собираюсь убивать тебя, — проговорил он, коснувшись губами рукояти меча, не отрывая от Сансы полный вожделения взгляд. Одним взмахом руки стилет расчертил воздух, рассек пополам восковую свечу и вонзился в щель между каменными плитами. — Я и не боюсь, — собрав все остатки смелости, проговорила Санса, не отводя взгляд от стены, где сияла обнаженная рукоять. — А вот это ложь, — склонившись к ее уху, прошептал Даарио, — я чувствую страх, я видел его сотни раз.       От этого интимного шёпота кровь застыла в ее жилах, заставляя тело содрогнуться. Было в его словах что-то до боли знакомое, но в то же время новое, непривычное ее слуху. — «Поразительно... как одни и те же слова могут столь по-разному звучать?» — спросила она саму себя, после чего тряхнула головой, чтобы отогнать от себя появившиеся из дальних уголков ее сознания образы. — Мне... мне пора идти... — запинаясь, пролепетала она, направившись к коридору, уже на верхнем этаже поймав себя на мысли, что бежит по ступенькам, пытаясь укрыться в своей комнате.       Распахнув дверь подобно вихрю, она кинулась к кровати, но в паре шагов от белоснежных простыней замерла, будто пораженная ударом молнии. На подушке она увидела цветок, прекраснее которого не видела никогда в жизни. Даже розы меркли перед ним, стыдливо опуская свои нежные бутоны. Со стороны он был похож на огромную лилию, но при внимательном рассмотрении так же кардинально и отличался от нее. Его бархатные лепестки напоминали пламя, переходящее от манящего золота у сердцевины к алому огню на краях. Тысячи тычинок, напоминавшие головы небольших ящериц, усеяли основание цветка, а изумрудная листва поражала своей формой и чистотой. Санса потянула руку, чтобы поднять эту красоту, но голос, прозвучавший за спиной как громовой раскат, заставил ее в страхе отпрыгнуть в сторону, с негодованием воззрившись на незваного гостя. — Осторожно, красавица, он прекрасен настолько же, насколько и опасен. — Что Вы здесь делаете? — со страхом, предвещающим панику, спросила она, проигнорировав его высказывание. — Судя по всему, в очередной раз спасаю Вам жизнь, миледи, — проговорил он, кивнув в сторону цветка. — Каким же образом? — пытаясь дать себе паузу, чтобы решить, как лучше себя вести, проговорила Санса, прижав сжатый кулак к груди. — Этот цветок красив настолько же, насколько и опасен. Гискарцы нарекли его «Пламя дракона», памятуя о его свойствах. Одно прикосновение к этому растению способно убить человека, оставив на его теле ядовитый ожог, однако оно обладает прекрасным запахом, расслабляет нервы... — Зачем Вы принесли его сюда? — не дав ему закончить, вмешалась Санса. — Этот цветок напоминает мне женщину: беззащитную и хрупкую. Она зачаровывает, привлекает, возбуждает непреодолимое желание прикоснуться к ней, — говоря это, он подходил все ближе, заставляя Сансу чувствовать все нарастающий приступ страха, который опытные мужчины неизменно внушают невинным девушкам, — но стоит тебе дотронуться до нее, она обжигает, — с этими словами он коснулся ее щеки внешней стороной ладони, но девушка отшатнулась от него, упираясь в стену. — Не забывайте, Санса, сила женщины в ее слабости. — Зачем Вы принесли его сюда? — повторила она свой вопрос. — А разве это не очевидно? Вам всю ночь снились кошмары. Поставьте цветок в вазу, и его аромат, распространившись по комнате, дарует Вам спокойный сон на несколько дней, — проговорил он, слегка поклонившись своей новой знакомой и, не дожидаясь от нее ответа, вышел из комнаты.       Санса, как громом пораженная, осталась стоять в своей комнате, пока, наконец, убаюкивающий аромат не ударил ей в ноздри, заставляя провалиться в приятную негу спокойствия и защищенности. Поставив цветок в вазу, она легла на кровать и через несколько минут забылась спокойным сном.