«Он унёс из этих краёв весну. Дни будто содраны с копирки. И мне не хочется открывать глаза каждое утро. Матушка говорит, что моя понурость - следствие пережитых волнений. Я не делюсь истиной причиной. Взяв себя в руки, с этого дня я вынужден улыбаться и общаться со всеми. Благо половина родственников разъехалась, каждое утро никто не спрашивает по многу раз одно и то же. Хочу, чтобы дом заснул, а тишина стала моим союзником. Никаких вестей о Стефани и брате… а ведь он обещал писать.
Пустой апрель 2514 года.»
«Духота не отпускает наш город. Твёрдо вознамерилась уговорить всех выбраться к озёрам. Сестрица с радостью поддержала меня, и теперь не отстаёт от родителей с уговорами, маленькая зануда. Я дала себе слово больше не писать о нём, но каждую ночь нарочно подолгу детально вспоминаю наши встречи. Иногда мне кажется, что счастье волной накрывает меня. Но как любой волне, отлив забирает её, так в эти минуты я чувствую себя особенно несчастной. Впервые решилась писать о Эмилио. Решив дать ему описание в одно слово, подобрала только – тягомотный. Вечно с отцом, вечно в делах, вечно понура философствует.Душный май.»
«Хочется делиться радостью со всеми, но матушка сказала держать язык за зубами, иначе ненароком можно сглазить. Перепады настроения можно списывать на малыша. Но мужу ничего не говорю. Сестра знает и очень радуется. Может, дом наполнится яркими красками и смехом, как в детстве. Читаю взахлёб. Мне кажется, наш сад никогда не был таким прекрасным и цветущим. Сегодня начался день, но я с восторгом встретила восход. Эмилио поддерживает моё увлечение чтением и советовал больше писать. Говорит, высвобождая мысли на листе бумаги, мы очищаем свой захламлённый разум. Он несказанно прав. Мне кажется, у меня получится крепко уважать этого человека.Сияющий июнь.»
«Не веря своим глазам, я побежала раскрывать конверты. Маковка написала мне еще в конце июня, и теперь мы регулярно обмениваемся письмами. Она многое мне рассказала об их странствиях и приключениях, о накаляющихся проблемах на Земле, что могут испортить им путешествие. Я же желала во всём успехов и делилась насущными переживаниями, впечатлениями от прочитанных книг, давала советы по домоводству. Моя Маковка неописуемо разносторонний человек, и манера написания писем меня покорила. Я сочла её приятным автором, и тут же в следующем письме озвучила эту мысль. Стефани сказала, что приятно смущена, но стать писателем у неё не выйдет из-за абсолютного неумения сформулировать и воедино собрать свои мысли. Тайное стало явным, и весь дом узнал о малыше. Эмилио долго обнимал меня и был предельно ласков. Но я видела толику смущения в нём, это было по-мужски очаровательно-беззащитно. Новость была обнародована, не без стараний болтливой матушки с сестрой, и вот уже сейчас детская комнатка полностью заставлена подарками для малютки. Я очень переживаю за положение на зеленой планете. Когда-то там был мой дом, и воспоминания остались вполне приятными. Оплакивание отца длилось долго, но мы выкарабкались с матушкой из капкана утрат и разочарования. Точно знаю, что во мне хватит сил для смирения и отпущения брата. Он ничего не пишет. Маковка ничего не рассказывает о нём, а мне, в свою очередь, стыдно что-либо спрашивать.Творческий июль.»
«По дому пробежалась волна слухов о военных действиях и желании брата пойти на фронт. С каждым новым днём ситуация накалялась, Земля погружалась в огонь, но Луна неприступна и по сей день, дай Господь и далее пребывать жителям Селены в здравии и мире. Константин говорил по телефону с братом. Маковку посадят в большой шаттл, и в скором времени она с другими родственниками военных прибудет на Луну. Я очень рада грядущей встрече. А ещё отец много кричал по телефону, и разговор сам по себе был долог, ведь Константин уговаривает Марко тоже приехать к нам. Хм, я наконец набралась сил написать его имя. По-прежнему скорбно. В семье случилось горе. По всем каналам телевидения вещали о крупном теракте, вероятнее всего, по причинам начавшейся войны. Шаттл взорвали, и все пассажиры погибли. Моего лучезарного неунывающего друга не стало. Рыжей, и такой любимой, Маковки больше нет.Разящий август.»
«Матушка запретила плакать. Говорит, я вся опухла от слёз, и такие переживания могут плохо сказаться на здоровье. Старые раны были безжалостно содраны, и мысли о Марко не покидают меня. От него нет вестей уже месяц, как только шаттл рухнул. Я боюсь, и этот страх переродился в огромное чудовище, что ежесекундно душит меня: мне боязно производить на свет дитя, ведь сейчас мир становится особенно жесток; я переживаю за Марко, ведь если с ним что-то произойдёт… Боги, даже представлять не хочу; мне мучительно больно смотреть на родителей, которые ходят бледные как смерть, и не могут найти себе место. Я сопоставила даты, и новое терзание раздирает меня изнутри: Эмилио может не быть отцом. Каждый день я мирюсь с моей догадкой. И наконец, я пришла к выводу, и могу, что самое главное, признаться себе в этом - я бы очень хотела видеть в ребёнке черты брата. Моя бедная мать каждый день ходит в церковь. Сначала мне было противно переступать порог этого храма, а вот теперь привыкла. Хожу с ней каждый день молиться.Просто сентябрь.»
«Ненавижу осень. Она отняла все краски жизни. Страшно смотреть новости и томительно ждать вестей, которые никогда не придут. Отец надеется, я тоже ещё держусь и подбадриваю его изо всех сил. Это не похоже на меня. Эмилио снова нет, когда он так нужен. Не хочу ощущать одиночество.Долгий октябрь.»
«Земля покрылась снегом из пепла. Вестей нет. Я сижу в пустоте дома. Война и по сей день не добралась до дивных земель Луны, но чувство, что всё и вся уже истреблено. Если зелёная планета падет, Селена станет такой же одинокой в космосе, как я. Держусь ради дитяти. Отец смирился с утратой. Скорбим.ноябрь…»
« …больше незачем жить. декабрь.»***
- Елена…- на выдохе произнёс он, точно в одном имени собрал весь укор, которым он себя бичевал. За длинный год женщина утратила краски лица и былую молодость духа. Она медленно вытянула дневник дочери из рук пасынка и бережно положила на полку возле зеркала. Читая записи дочки, Елена не сердилась. Шок и непонимание были её спутниками при прочтении, но вскоре чтиво стало острой необходимостью для единственной уходящей связи со светлой и доброй Иси. - Я теперь всё знаю. Не понимаю, как это у вас вышло, но мирюсь. Никому никогда не рассказывай, Марко. – пылкая женщина итальянских кровей изначально твёрдо заявила себе, что безмерно зла на юношу, но на тот момент она считала его мертвецом, отчего смогла убедить себя прекратить винить во всем пасынка. – Долго злилась на тебя, ругалась, слёз-то сколько пролила. Но ты подумай, сколько она плакала! А я-то думала, всё из-за стресса после свадьбы. – С каждым новым словом тон её повышался, но не дойдя до своего пика, Елена тихо охнула и села на диван. Марко не смел говорить. Слишком многое он узнал сегодня, и, если бы хоть слово сорвалось с его уст, отчаяние из-за реальности погубило юношу. Но пожилая женщина терзала его взглядом и явно нуждалась в ответах. Больше полутора лет он не ступал на земли Селены, что остались такими же прекрасными и нетронутыми катаклизмами и усобицами. Воспоминания хранились в каждом уголке дома, а сил больше не было. - Что случилось? – твердо спросил Феркаличели. - Многое… Долго тебя не было, да так, что Константин потерял надежду. А разве ты не знаешь, что твой отец никогда не терял её! Не было во всей вселенной человека, кто так упорно и упёрто верил в силу надежды. Он вселял её в других, спасая людей в беде… не утаю, меня он тоже спас. А тут Константин впал в отчаяние. Не сразу. Долго держался, и держался весь дом. А потом резко перестал. Тогда-то мы все поняли, как страшна жизнь. Мы долгие годы обитали в прекрасном коконе, забыв, через что прошлось пройти однажды. Константин служил и видел порочность сего мира, видел смерть твоей матери, я потеряла мужа и осталась одна с двумя детьми. Казалось, мы были закалены страданиями. Мы расслабились, наслаждались друг другом, растили детей и забыли, как трагедии подстерегают на каждом шагу. Сначала Стефани, потом ты. Моя добрая Иси увядала на глазах, но в одночасье стала такой сильной, так поддерживала папу. Но её разум был болен, - воспоминания прокрутились в голове, и после она добавила: - видимо… Он не хотел рассказывать о пережитом, но раз и навсегда нужно было озвучить произошедшее, чтобы после похоронить навсегда: - Уезжая, я просил у Исабеллы отпущения. Чтобы она и я могли не мучить себя переживаниями о случившемся и спокойно начать правильную жизнь. Моя вина в том, что не писал, хоть обещал поддерживать отношения. Но руководствовался лишь тем, что, поддерживая отношения, она не сможет забыть и отпустить. Я был бы солью, которой трут по больной ране. Подговорил Стефани попереписываться с Беллой, хотя бы чтобы она не чувствовала себя брошенной. А потом Маковка, - он запнулся и шепотом добавил: - она так называла её, - Мужчина нещадно тёр глаза, убирая отросшие пряди волнистых волос. – А потом они сдружились, и поток писем стало не остановить. Сначала путешествия, потом повестка на службу, там взрыв шаттла, и в конце я настолько обезумел, что в этот же день отправился на фронт. Ничего не боялся, мысли как отрубили, совершенно другой мир. Но всё затянулось, наша артиллерия была разбита, меня контузили, реабилитировался и обратно. Потерял счёт времени. Думал вернусь, и вы все будете как прежде живы и счастливы. Не вышло. -Хоть одну весточку… Марко было нечего ответить. Целостно описать его состояние было невозможно: - Скажи, Елена. Скажи лишь раз, и больше никогда не напоминай, как это произошло. – Мать должна была рассказать о страшном, но губы не двигались. Она видела переживания мальчика, безусловно, Елена счастлива его возвращению, и ради Марко должна была поведать обо всем. - В один вечер, прямо в канун назначенного дня родов, Иси почувствовала недомогание, грустила из-за отъезда Эмилио. Мы вызвали специальных нянечек раньше на день, чтобы они, как и было обговорено, приняли роды на дому. Был страшно холодный день, с погодой происходило что-то непонятное. Девочке было очень дурно, и в момент, когда малыш практически вышел, она потеряла сознание. Пришлось женщинам самим тащить ребеночка. Самое страшное было не услышать его крика. Скорою вызвали сразу, как Исабелла потеряла сознание, но в итоге мы отправились на медицинской машиной с малышом. Его откачали, и наутро нам позволили вернуться. Казалось, вот счастье: дочка была стабильна, просто переутомилась и не вытерпела боли, а деточку привели в чувство. Мы уехали с Константином, а Иси оставили спать дома, служанкам было поручено следить. Долго я себя мучила вопросом «что же произошло», единственное, что в голову приходит, так – она видно посреди ночи проснулась, увидела простыни с кровью, немного было, небольшое кровотечение, потом не обнаружила малыша, и, должно быть, решила, что потеряла его. В дневнике запись была. Мол, незачем больше жить, ведь после твоей смерти, как мы думали, только мальчишка давал ей сил и надежду на обретение счастья. Мы приехали, я сразу пошла к ней. А служанки кричат, дверь у неё в комнате закрыта, а из щелей дует страшно. Садовник дверь выбил, а там спит моя красавица. На тумбочке оставили лекарства, которыми надо было её лечить в дальнейшем. Наглоталась. Так и не проснулась. – Нечего было добавить, и нечем было утешить юношу, который держался из последних сил. Елена обняла Марко, как мать, и они ещё долго сидели. - Значит, мальчишка? – Уткнувшись в плечо мачехи, он чувствовал особую уязвимость и беспомощность, как однажды с утратой Маковки. - И жуть как на тебя похож, зараза, - она стукнула его ладонью по руке, а после отдала дневник, дав указания проститься и избавиться, либо хорошенько спрятать рукописи.***
«Бежать прочь из дома-призрака». Марко не останавливался, сдирая стопы в кровь, он продолжал бежать по длинной аллее белых лунных деревьев, чьи острые кроны, стоило на них лишь взглянуть, уже ранили ледяными иглам. *Вина за утерянную душу искренней девушки тяжким грузом давила и уничтожала. - Если бы она была рядом, если бы позволила извиниться… Белоснежным покровам природы не было конца. Солнце предательски светило, насильно заставляя обратить своё внимание на все детали, все воспоминания, которые болезненно напомнили о ней. С каждым новым рывком он слышал звуки орудий и крики воевавших. Бренное тело отказывалось подчиняться, и Марко рухнул возле самого резкого спуска, что распростёр перед ним виды застывшего озера. Так застыло время для его Иси. Так сейчас застыло время для него. И светило озеро, словно серебряное зеркало. Марко представлял: «Быть может, лучи, ниспадающие на водную гладь – суть, отблеск слёз безутешной Исабеллы, потерявшей однажды своего возлюбленного. Провидение не простило меня и наказало… а я бы так хотел ещё раз услышать, как пташка произносит моё имя…» Сумбур мыслей вводил его в еще большее безумие. Воздух становился тяжёлым. Невзирая на долгие минувшие годы, Марко открыл для себя, что в точности помнит каждую их встречу, каждое слово и выдох прекрасного дитяти. Крики его, раздиравшие глотку, разлились по всей окрестности. Ему надо было выкричаться и оплакать темноокую Беллу, со дня смерти которой прошёл год. Он бил кулаками по холодной земле, скатился по обрыву к озеру, остался совсем один. Старая травма, полученная на войне, рвала кожу, а контуженный разум выдавал немыслимые картины. Марко видел на горизонте вполне реальную Землю, но она пылала и раскалывалась пополам, трещины во льду окрасились в цвет крови, и под холодными глыбами плавали тела умерших любимых девушек. Точно сирены они стучали по льду и зазывали его присоединиться к ним, погрузившись под лёд в кромешную тьму. На Луне был долгий день, отчего Феркаличели давно потерял счёт времени и не мог даже прикинуть, сколько часов провел у озера наедине с язвами воспоминаний. Но времени прошло достаточно, чтобы Марко почувствовал совершенное опустошение. Пробудившись ото сна, совсем замерзнув, он медленно, но уверенно побрёл обратно к дому. Начиналась новая глава его жизни. Больше он не хотел терять время. Подойдя к парадной двери, мужчина настроил себя на встречу с новым человеком, юным и, вероятно, его родственником. Всё, что осталось у него от Иси. Когда тот вошёл в коридор, к нему навстречу выбежал еле державшийся на ногах кудрявый мальчишка, а следом за ним вышла внимательная бабушка. Слёзы, которые должны были иссякнуть ещё у замёрзшей воды, покатились по щекам. Присев на корточки, он поймал юркого мальчугана. Пристально вглядевшись в него, он быстро обнял малыша. Марко посетила мысль, что чистые голубые глаза были явно от него. Такие же печальные. И он был искренне рад. -Боль не жизнь, но часть её, Марко. К тому же, не смысл, а лишь итог. Только боль способна дать оценку всему и расставить для каждого истинные приоритеты. Увы, это истина, и каждому в нашей семье пришлось на своей шкуре испытать такое. Но ты ещё будешь счастлив. - Елена погладила пасынка по мокрой и пыльной спине. - Скорее переоденься, тогда и будешь обнимать своего… племянника! – по-доброму игриво добавила она, взяв за крохотную ручку румяного малыша.