Ende des Schweigens

Возможно, он знал, что это сон, а возможно и нет. Не помнил. Коротко впустил воздух в сжавшиеся легкие, словно делая последний в жизни вздох, и рывком сел на кровати. Дыхание сбилось всего на одно биение сердца – то монотонно дергалось в грудине тяжелым камнем, забивая дыхание. Было спокойно и тихо, как любым ясным зимним утром. Слипшиеся со сна пряди упали ему на глаза; он устало потер их, по-старчески сгорбился, натянув на тонкой коже болезненно выпирающие лопатки. Ему снилось лето… Ему снилось нависающее над головой высокое солнце, зеленые равнины родных немецких деревень, старая мельница почти на краю крутого обрыва – он помнил, там шумела узкая прозрачная река, и аккуратные улыбчивые дети в кружевных платьицах и белых шортиках смеялись каждое утро, идя из мимо его дома в старую сельскую школу. Ривай часто наблюдал за ними из-за тени косо нависающих деревьев, стесняясь своих оборванных лохмотьев и неумытого лица. Сейчас там молчали. Тихо было – ни шума ветра. Солнечно… Треснула ветка под ногами – Ривай согнул колени, словно готовящийся зверь перед прыжком, и в этот же момент, насторожено, резко замер – ни один мускул на лице не дрогнул. Тихо и солнечно – стоящая к нему спиной женщина в простом ситцевом платье испуганно вздрогнула и, будто только заметив его присутствие, нерешительно обернулась. Под рукой у нее, слегка накренившись, покачивалась широкая плетеная корзина, до отвала заполненная полевыми цветами и травами. За ее спиной, перебегая от цветка к цветку, заливисто смеялась маленькая девочка с большим желтым бантом на голове. Женщина тепло и ласково улыбнулась, и как можно незаметнее, деликатно сделала пару шагов назад – подальше от него. Ривай натянулся, словно напряженная струна – хрустнул указательным пальцем и спокойно сделал шаг навстречу. - Кто вы? Ривай моргнул и почти удивленно бросил взгляд на рукава своей куртки – он был в форме. Он был в этой проклятой нацистской форме, в которой всегда чувствовал себя, как в тисках: ровный и до оцепенения напряженный. Женщина не стирала с лица светлой улыбки – и он не нашел в ее невинно смотрящем взгляде ни намека на подвох, хотя знал, слишком хорошо знал, как изощренно, как бессовестно и подло она лжет. Все лгут. Твари. - Кто вы? – она повторила свой вопрос тем же умиротворенным голосом и слегка наклонила к плечу прикрытую кружевной шляпкой голову. Корзина с сорванными растениями в ее руке накренилась, и пара раздавленных цветков упала прямо на пыльную дорогу. Она на секунду отвлеклась, зарывшись рукой в карман широкой юбки, и – неосмотрительно сделала один шаг вперед. Да так и не договорила… Послышался оглушительный грохот, он даже не дрогнул – женщина упала перед ним там же, где секундами ранее стояла и улыбалась, – на груди у нее медленно, багровым по белому, расплывалось влажное, липкое кровавое пятно. Корзина с рассыпавшимися цветами валялась в нескольких метрах дальше – ласково распахнутые глаза были направлены к самому синему безоблачному небу. Ривай невозмутимо спрятал теплое еще после выстрела оружие в кобуру и почти попятился назад. Обернувшись через плечо, девочка с желтым бантом изучающе смотрела прямо на него… Она не плакала. Подумалось, и не слышала выстрела, и совсем не испугалась – то ли еще не заметила бездыханного тела матери на земле, то ли… Он застыл на месте и медленно опустил глаза на свои неподвижные руки. Отсчитал пять секунд – дьявольское нечто в теле ребенка разразилось громким оглушающим смехом. В ушах звенело раскаленным металлом. Потом снова стало тихо… - Думай. О возвышенном… *** - Думай о возвышенном. Ривай выпрямился и тяжело поднялся с кровати. Зачесал пальцами свисающие на лицо волосы и тщательно расправил каждую складку на смятом покрывале. Постель он так и не расстилал со вчерашней ночи, непозволительно завалившись спать в чем приехал – белоснежной рубашке и черных отглаженных брюках. Его тошнило от этого места. Поэтому он, не смотря на поздний час, занялся в номере генеральной уборкой чуть ли не до раннего утра – перестилал гостиничное постельное белье на свое, выстирывал выцветшие занавески, вымывал пыльные полки и шкафы, драил грязный пол, вычищая на крохотной кухоньке скудный набор кухонных принадлежностей. Он не хотел жить здесь. Но выбора ему никто уже давно не предоставлял – стоило бы привыкнуть… Он долго чистил зубы и долго же смотрел на себя в укрытое мутным налетом зеркало ванной комнаты, на ходу прикидывая, что надо и его будет отмыть. Он стал совсем бледным, у него обескровились черты лица и под глазами залегли такие глубокие тени, что можно было подумать, будто кто-то нанес ему на нижние веки тушь или сажу. Брезгливо сплюнул в побитый трещинами умывальник и, закрутив кран, отвел от зеркала настороженный взгляд. На часах мигало семь тридцать. Он поспал всего лишь три часа… Ривай переодел мятую со сна рубашку и, небрежно накинув на себя вчерашний плащ и сапоги, захлопнул за собой дверь. В холодильнике, как и ожидалось, было абсолютно пусто. На выходе из отеля, в развалку соскакивая с трех ступеней, он пересекся с человеком в темном, который отступил в сторону, заметив его. Ривай искоса бросил на него незаинтересованный взгляд и стремительно двинулся по заснеженной улице дальше. И вдруг оцепенел… - Подполковник Аккерманн. Ему стоило определенных усилий сохранить идеальную осанку. - Сэр, Эрд Джин! Германия, сто четвертый, помните… – собеседник задыхался, будто пробежал двухкилометровый кросс без остановки, но у Ривая всегда была отличная память – и он узнал. Он недоверчиво сузил глаза и приоткрыл низко надвинутый на нос капюшон – его бывший подчиненный, один из самых талантливых членов их корпуса, почти на голову его выше Эрд Джин стоял перед ним и по привычке улыбался, будто и правда был рад его видеть. Ривай отступил на два шага назад. - Как ты здесь оказался, Джин? Не думал, что когда-нибудь еще увижу кого-то из вас. - Да сюда не только я – на днях должен прибыть Боссард, сэр, я-то здесь уже больше двух месяцев. Жена беременна – ее отец сказал, что здесь достаточно безопасно и сообщил, что Вы неделю назад отбыли сюда. Хотя я уже и не надеялся выйти на Вас, хорошо же Вы заметаете следы… - Эрд непринужденно выпрямился и с облегчением откинул с головы капюшон – подвязанные сзади русые волосы и почти незаметная светлая бородка остались неизменными, да и выглядел он вполне-таки довольным и здоровым, и вообще на глазах внезапно превратился все в того же снисходительного и спокойного Эрда Джина, которого знал в той другой жизни. Ривай устало потер двумя пальцами отяжелевшие веки и поднял на него темнеющее в полумраке лицо: - Никаких следов я не заметал. Приехал сюда только вчера, так что твои шпионские замашки как всегда на высоте, придурок, - Ривай смерил его пренебрежительным взглядом исподлобья и скептически хмыкнул. Эрд просиял, но тут же стер улыбку с моментально посерьезневшего лица и, внезапно опустив взгляд, осторожно кивнул головой туда, где у него раньше всегда висел на шее идеально белый, накрахмаленный до хруста платок. - А… Вы больше не носите Ваш… - Я и без того легко запоминаюсь. За счет роста меня даже в капюшоне легко разоблачить, - Ривай безразлично отвернулся и, угрюмо нахмурившись, побрел вниз с ним нога в ногу по улице. Эрд неловко хохотнул ему вслед. - Таких, как Вы, повсюду тысячи. Вас по Вашей ауре угнетающей проще узнать. - Ауре? Это еще что за хрень? - Послушайте, сэр… Возможно, если Вы никуда не спешите, мы могли бы перекинуть пару стопок где-нибудь, за встречу – сто лет будто не виделись. Если Вы, конечно, не против… - Эрд нагнал его и пошел с ним шаг в шаг, засунув покрасневшие от холода руки в глубокие карманы. Ривай устало скривился и коротко, тяжко, почти обреченно вздохнул. - Что это за дебильный повод – пить за встречу… - Значит, сюда? Вам тоже, видимо, до сих пор подвалы кажутся самым безопасным местом, которое только существует… - Эрд примирительно улыбнулся ему, недоверчиво смерив взглядом ведущую в подвальный бар крутую лестницу, и безропотно последовал следом, когда тот, не дослушав до конца, начал спускаться вниз. Это было правдой… Все то время, пока официант подносил им стакан за стаканом, Ривай не слушал его. Эрд рассказывал о многом – о жене, о будущем ребенке, о том, как ему живется, и как он планирует жить дальше – об их общем прошлом Эрд принципиально не заикался. Спрашивал он тоже много, но почти сразу же оставил эту затею – Ривай либо отвечал неохотно сквозь зубы, либо просто игнорировал вопрос, бросая в него тихие, острые, как пули, взгляды. Он недовольно кривил губы и, наблюдая за тем, как Эрд медленно цедит из высокого стакана пиво, быстро и равнодушно опрокидывал в себя стопку за стопкой, не поморщившись ни на секунду. Риваю было скучно. Ривай внезапно подумал, что лучше бы его засекли и сбросили мертвого в ближайшую канаву за городом… - А Вы, сэр, как всегда – хоть весь бар вынесете, а трезвый как стеклышко? Всегда восхищался этой Вашей… - Шел бы ты домой, Эрд. Жена, скорее всего, волнуется, - будто бы ему было какое-то дело до того, кто там за кого волнуется… - А чего волноваться, сэр… Здесь мы уж точно в полной безопасности… - Эрд небрежно улыбнулся и на ходу подозвал официанта со счетом. Ривай медленно смерил его пристальным взглядом и так же медленно отвел глаза. Вряд ли он понимал… «Что нигде никогда мы больше не сможем быть в безопасности, безмозглый ты идиот…». Они стояли на выходе из затхлого тесного помещения, в котором сидели ранее, и Эрд почти облегченно вдохнул в легкие терпкий воздух поздней осени, перестав улыбаться только тогда, когда невысокая мужская фигура окончательно скрылась далеко за ближайшим поворотом – растерянно сдвинул к переносице напряженные брови и почти горько покачал головой. Развернувшись на пятках, он медленно побрел противоположную сторону, засунув руки в прорези глубоких карманов. С неба крупными хлопьями посыпался тяжелый, как мокрые перья, снег. Снова стало пугающе тихо. Благо, ему было к кому возвращаться… *** То, что за ним следят, он заметил уже на выходе из круглосуточного магазина, успев накупить все самое необходимое на неделю вперед – слежку вели довольно профессионально, но на мгновение Риваю показалось, что тот, кто преследует его, по каким-то причинам стремится к тому, чтобы его обнаружили. Ривай не оборачивался – спиной, затылком чувствовал это проклятое ощущение, – но, тем не менее, не предпринимал никаких попыток скрыться или хотя бы запутать след. Ему надоело, он устал, он совершенно не выспался и не опьянел ни на градус – так какого же… Так какого же хрена это происходит? Он тряхнул спутавшимися на ветру волосами и, намеренно завернув в ближайший узкий закоулок, опасно замедлил шаг – с готовностью услышал вдалеке еще одни шаги: шаркающие, скрипящие на снегу. Остановился по-кошачьему плавно, для перестраховки незаметно занося руку за пояс с ножом. Он ждал. Ждал. Выжидал. - Странный способ слежки – все время намеренно бросаться в глаза. Но бдительность усыпляет, - Ривай говорил хрипло и пугающе тихо – но эхо разнеслось по темному переулку на удивление звучно, словно отбиваясь от каменных стен. За спиной остановились. Ривай медленно обернулся и скучающе выдохнул, с тоской отмечая, что ему не страшно – не волнительно, не интересно, не жалко, никак… Перед ним стоял сухой немолодой мужчина с аккуратно подстриженными над верхней губой усами, и слегка, незаметно почти улыбался. Ривай сузил глаза и рефлекторно подался вперед так, чтобы, в случае нападения, удобно перекрыть атаку и нанести точный удар. Странный человек облокотился расслабленным плечом о кирпичную стену и, словно отдыхая, медленно вытащил из внутреннего кармана пиджака миниатюрный серебряный портсигар: - Дот Пиксис. Нью-йоркский отдел по борьбе со шпионажем СССР. Ривай рефлекторно дернулся и почти удивленно расширил в неверии глаза. На мужчине было длинное, невзрачное серое пальто и узкие не по погоде туфли. Головного убора он не носил, – старческую лысину его укрывало хлопьями крупного снега, и улыбка, до тошноты мягкая, ироничная, миролюбивая, могла сказать все, что угодно, но только не то, что он … - Как вы узнали обо мне? – Дот Пиксис беззлобно усмехнулся ему, словно несмышленому ребенку и легко, будто прогуливаясь, сделал навстречу пару шагов. Ривай засунул одну руку в карман – второй до побеления костяшек сжал рукоять ножа. Тусклый желтоватый фонарь у входа в подворотню, слабо мигнув напоследок, задребезжал и полностью погас. - Думаю, нам обоим сейчас станет смешно, если я нескромно признаюсь, что мы знаем обо всех все. Обо всех. И абсолютно всё… - Пиксис лукаво прищурился и, намеренно выделив в своей речи слово «всё», пристально, словно большая старая сова, уставился на его устрашающе застывшую в тени фигуру, наблюдая. Аккерманн не сводил с его лица пугающе светлых глаз и досадливо, будто в непреодолимом отвращении, кривил поджатые губы: - Тогда, уверен, вам очень хорошо известно еще и то, что если я сейчас убью вас... - как бы невзначай сделав короткую паузу, как ни в чем не бывало, продолжил. – Вас не то, чтобы не сыщут – по частям не соберут. Ривай осекся – мерзкий, издевающийся, бесстрашный старикашка, почти по-отечески улыбнулся ему самой невинной улыбкой, и внезапно (совсем в себя поверил), – рассмеялся. Двое огромных ворон, сонно покачивающихся на ближайшем натянутом проводе, всполошено каркнув, шумно сорвались в серое небо, хлопая синеющими крыльями. Ривай резко вскинулся и почти вытащил лезвие из-за пояса брюк – к горлу совсем не вовремя хлынуло горьким и обжигающе черным. Но так и не успел ответить – старик облокотился ладонями о слегка согнутые колени, и, отсмеявшись вдоволь, внезапно выставил вперед перед его лицом расправленную руку, будто останавливая, будто с самого начала почувствовав его недобрые намерения. И он остановился… Ривай озлобленно сплюнул себе под ноги и, без слов огибая неподвижную фигуру по наклонной, быстро и стремительно прошел мимо него, оставляя за собой только гуляющий в складках плаща ветер. Пиксис не обернулся. Тонкая улыбка в пол-оборота искривила его губы на одно мгновение – и тут же сползла, словно стекающая краска с намокшего полотна. Говоря, он, видимо, не пытался шутить. - Я шел за тобой, чтобы предложить тебе работу, сынок. Такие, как ты, выполняют ее как никто лучше, я то знаю. Но среди вас с каждым разом все труднее найти по-настоящему достойных – вы горазды уничтожать слабых и беспомощных, а перед лицом настоящей угрозы трясетесь и сбегаете, поджав хвосты, словно вонючие крысы. Ты не такой. Ты, Аккерманн, видел настоящую смерть. И в тебе достаточно силы и, главное, равнодушия, чтобы выполнять свою работу на сто процентов без малодушия и сомнений. Ты конечно же скажешь «нет», можешь не соглашаться именно сейчас, но ты ведь знаешь… Знаешь, что я прав. Знаешь, что выбора нет… - Ривай слушал, застыв на месте, спокойно и хладнокровно – они стояли спиной к спине, и Пиксис, осознав, что тот так и не скажет ничего в ответ, напоследок только усмехнулся. Через две секунды он обернулся и удовлетворенно хмыкнул сам себе - на улице было пусто. И невыносимо, пустынно, мертвецки – тихо... - Со своим главным в жизни поражением я уже смирился весной сорок пятого, старик… Эхо его голоса так и пошло гулять по пустым закоулкам, догоняя ушедшего хозяина. *** Ривай крепко зажмурил веки - на черном заплясали цветные круги, пока глаза не привыкли к темноте. Как и прошлой ночью, в холле было темно – одинокая стойка пустовала без служащего, и Ривай раздраженно цыкнул куда-то в пустоту, нащупывая в кармане шероховатость заржавевшего ключа, – хорошо, что он его не вернул. Заскрежетала входная дверь – вошедший впустил в помещение поток морозного воздуха, и в этот же момент холл наполнился светом тусклых настенных ламп, пуская дальше витиеватые подсвеченные узоры. Ривай мрачно нахмурился и автоматически пригладил назад влажные от талого снега волосы. Почти дошел до ведущей наверх лестницы – и тут же остановился, как вкопанный, внезапно подобравшись, словно зверь во время слежки, сужая заострившийся взгляд. - Мисс Ханджи, не спорьте. Помяните мои слова – то, что вы так легко одеты, обязательно скажется на вашем здоровье, это я вам обещаю. Посмотрите – вы же все равно что голая… Ну… в смысле, я конечно не это хотел сказать, нет-нет, просто… вы понимаете… - О, милый Моблит, ну зачем же так смущаться, я совсем не кусаюсь. И всё хорошо со мной будет, не каркай, на улице совсем не холодно... Задиристый смех разнесся по помещению, когда посторонний мужской голос оборвался на полуслове – Ривай узнал ее, узнал, – и в эту же секунду зло стиснул зубы, презрительно прошедшись по высокой женской фигуре медленным взглядом. Думал, ощутит – но она не отвлеклась ни на секунду, не вздрогнула, бровью не повела. На ней была кружевная черная блузка без рукавов и совершенно обычная льняная юбка – если бы не приторно яркий, кричаще алый её цвет, она была бы ничем неприметна, но далеко не это выбило ему почву из-под ног. В руках она, легко и бережно перебирая тонкие лепестки осторожно выгнутыми пальцами, держала букет тех самых полевых цветов, которые еще этим утром лежали в корзине... Мертвой женщины из его кошмара. Держала – и смеялась. Смущенно ввалившийся вслед за ней, высокий строго одетый молодой человек неловко переступал с ноги на ногу, отчаянно краснея, с обеспокоенной улыбкой слушая ее глупые россказни. На нем был дорожный серый костюм и английская шляпа, а на сгибе локтя сиротливо покачивался женский обветшалый плащ – видимо, ее плащ. Видимо, его проклятые цветы, подаренные ей… Мразь. Шлюха – улыбнулась широко и беззаботно и, тепло обхватив ладонями его застывшие в удивлении плечи, без зазрения совести поцеловала в побагровевшую щеку, совсем близко с искривленным от смущения уголком губ – отступила со смехом на несколько шагов, крепко прижав к груди мертвые полевые цветы. Тварь… Так и не заметила его – Ривай блеснул в темноте взглядом и, не создавая шума, тихо, словно приведение, добрался до второго этажа по скрипящей лестнице. Распахнул с трудом поддавшееся окно – в лицо сплошным потоком хлынул терпкий, крепленый, словно ледяная водка, зимний ветер, и – осел снежной пылью на полуопущенных веках, влетел стремительным порывом в душную комнату, не огибая тело, – пронзая его насквозь. Ривай открыл глаза и внезапно пропустил сердечный удар, застыв на месте каменным изваянием. Облепив его окно, словно фонарь мелкая мошкара, на карнизе, на веревках для белья, на проводах у его номера, сидели спокойные, равнодушные, как сама смерть – как он сам, – молчаливые вороны. Ривай резко захлопнул окно и, на ходу натягивая обратно промокший плащ, вышел обратно на улицу. Не оглядываясь - пошел далеко по дороге. Вороны не полетели за ним - и то ладно...