Kannst du für mich ein Engel sein? Kannst du für mich schuldig sein? Stellst du dich ins weiße Licht? Meine Augen siehst du nicht. Glaubst du noch an meine Lügen? Willst du dich nur selbst betrügen? Krallst dich viel zu fest an mich. Bitte, bitte glaub mir nicht. Можешь ли ты быть ангелом для меня? Можешь ли ты быть виноватым для меня? Ты показываешь себя в белом свете? Ты не видишь мои глаза. Ты всё ещё веришь в мою ложь? Ты хочешь одурачить себя? Ты слишком сильно держишься за меня. Пожалуйста, пожалуйста, не верь мне.
До концерта в Лейпциге остаётся месяц. Репетиции в студии бывают каждый день. Не потому, что в них есть особая необходимость. Просто об этом просит Ульрике, а Крис не в состоянии ей отказать. Когда они поют, обоим кажется, что ничего дурного не происходило, жизнь идёт своим чередом, и в неё не было внесено роковых поправок. Очень короткая и отнюдь не спасительная ложь. Не закончив песню, Гольдманн срывается в уборную: ей опять дурно. Наблюдая данную картину примерно в сотый раз за последнее время, Крис запускает руку в изрядно отросшие чёрные волосы и глубоко вздыхает, стараясь унять раздражение. Поль морально и психологически вымотан. Он устал. Ему тяжело каждый раз смотреть, как Ули поддаётся болезни всё сильнее. Всё чаще он задаётся вопросом, правильно ли поступил, позволив ей выступить. Крис понимает, что не хочет больше этого делать: репетировать, сидеть в студии и делать вид, выдавливая из себя улыбку, что его всё устраивает. Он желает уйти. На пороге появляется бледная Ульрике, утопающая в висящей на ней толстовке. Она устало приваливается к дверному косяку и виновато смотрит на Криса. В последнее время она говорит ещё меньше, однако Поль понимает её жесты и взгляды. – Ты как? – Мне уже лучше, не волнуйся, – достаточно бодро врёт Ули и с трудом отлипает от косяка. – Ещё разок? – Ты посмотри на время, – Поль выразительным жестом стучит пальцем по стеклу наручных часов. – Я и так тебя загонял. Надо знать меру. – Ещё песню, Крис, – умоляет его Гольдманн. – Я совсем не устала. – У кого завтра переливание? – серьёзно спрашивает он, становясь строгим. – У меня, – вымученно поднимает руку Ульрике. – Домой, – тоном, не допускающим возражений, говорит Крис и рывком застёгивает свою толстовку. – Кстати, кто тебя сегодня забирает? – Никто, своим ходом, – буднично отвечает Ули, укутываясь так, словно собирается на Северный полюс. Главное для неё сейчас – не заболеть чем-нибудь. – Твоим родственникам не нужно наследство? – цинично шутит Поль, убирая одну сигарету за ухо. – Не могу же я их вечно напрягать, – в голосе опять слышится беспомощная злоба. И Крис снова вспоминает, почему до сих пор всё не бросил. Почему раз за разом терпит и не срывается. Не он жертва. Как бы не крепилась она, как бы не показывала, что всё хорошо, ей хуже всех. Её нарочито радостной улыбке и сверкающим энтузиазмом глазам нельзя верить: за ними скрываются страдания. – Дядя Криси сегодня добрый, – скалиться Поль добродушно и подталкивает Ули к выходу, – подкинет тебя до дома. – Не надо, – довольно слабо сопротивляется она. – Перестань. – И что бы я без тебя делала? – качает головой Ульрике и с неподдельным обожанием смотрит на Криса. – На метро бы ехала, – кидает смущенно Поль, захлопывая за собой дверь ненавистной и любимой студии. Только под очередные шумные аплодисменты Крис понял, что совершил чудовищную ошибку. Когда он выбирал песни для концерта, он был беспечен и не обращал внимания на уже привычные слова. А сейчас они обретали плоть и кровь. Кто-то когда-то сказал Полю, что написанное нужно прочувствовать. Но никто не говорил, что необходимо пережить. Поль кинул напряжённый взгляд на Ульрике. Солистка выглядела измождённой. Было заметно, что она с силой стискивает стойку микрофона. Вновь заигравшая плачущая мелодия теперь подчёркивала происходящее. Она уходила от родного берега? Значит, он оставался и смотрел ей вслед, пытаясь запомнить каждую мелочь растворяющегося в тумане родного силуэта. Так рисовало их судьбы воображение, гонимое чуть подрагивающим, но мощным низким голосом.Und der Abschied fällt so schwer Und meine Seele ist so leer, ohne dich Ich spüre wie mein Herz langsam zerbricht Warum musst du jetzt gehen? Und wo soll ich hin ohne dich? И так тяжело прощание, И душа моя опустела без тебя, Я чувствую, как моё сердце медленно разбивается. Почему ты должна уйти сейчас? И куда я отправлюсь без тебя?
– И все-таки, куда попадают души после смерти? – взгляд у Ули стеклянный и безмятежный. Её развезло от пары бокалов вина. Крис лениво поворачивает голову в её сторону. Он тоже чувствует себя спокойно и умиротворённо из-за выпитого. Впервые за несколько месяцев. Остаётся всего одна ночь до выступления, но ни Поль, ни Ульрике не сомневаются, что она переживёт её. Это знание на уровне интуиции. Они оба валяются на просторном раскладном диване под горой одеял и смотрят в огромное окно, за которым раскинулся Лейпциг: Крис решил шикануть и сделать Ульрике последний подарок, сняв пентхаус в лучшей гостинице города. Ночью Лейпциг так же строг, как и днём. Только вены освещённых дорог вырывают его из темноты, да кое-где уходят в небо столпы света от прожекторов, поливая своим сиянием старинные дома. Даже искрящийся снег, скудно присыпавший крыши зданий, не меняет притягательно-мрачной картины. Крис слишком давно играет в вампира, поэтому ему открывающийся пейзаж нравится. – А что? – Если рай и ад существуют, то нас ждёт дьявол, – с отчуждённым сожалением говорит Ульрике. – Не ждёт. Может, там и есть что, то там точно лучше. – Почему ты в этом уверен? – Ты хочешь, чтобы там тебе было ещё хуже? – прямо спрашивает Крис. – Мне и здесь не особо плохо, – сознаётся Ульрике. – Мне не больно. Врачи говорят, что больно не будет и тогда, когда буду умирать. Если не заболею чем-нибудь, то просто «выключусь» в один момент, усну… Не самая страшная смерть… Но что дальше? – Другой мир. Лучший. Темы для разговоров тяжёлые, но необходимые и вынужденные. Многие вопросы никогда больше не будут заданы, и не все ответы будут получены. Они не боятся озвучивать их. Внутри обоих всё замерло, словно Крис и Ули сделали глубокий вдох перед прыжком. Эмоции и чувства притаились где-то, боясь показаться. – Ты уже ищешь замену? – нарушает Гольдманн тишину. – Нет, – нехотя отвечает Поль. – Крис, я говорила, не питай ложных иллюзий. Нужна новая вокалистка, – укоряет его Ули. – Даже то, что произойдёт завтра, сложно предугадать. – Ты точно справишься? Этот вопрос давно тревожит Криса, но он не решается его задать. Он прекрасно знает, что ответит Ульрике. – Точно, – тихо говорит она, – а ты? Вопрос загоняет Поля в угол. Он не может ответить на него с полной уверенностью. Почему? У него на размышления больше времени, чем у неё. Целая жизнь. Множество лет, чтобы справиться. Данный факт угнетает и почему-то заставляет Криса стыдиться, прогоняя многодневные усталость и раздражение. – У меня есть для тебя подарок, – внезапно вспоминает Ули, улыбаясь. Она выбирается из-под одеял и неуверенной походкой идёт в свою комнату. Крис выжидающе вслушивается, как она чем-то шелестит. Гольдманн выходит, держа руки за спиной. – Не воспринимай его всерьёз, – немного смущённо говорит она и протягивает ему небольшую чёрную коробочку. Внутри, на тёмном бархате, сидят два серебряных паучка-запонки. Притаившиеся эмоции чувства оживают и оглушают неконтролируемой лавиной. Крис не знает, что сказать, и просто обнимает удивлённую Ули. Когда-то, в одном интервью, он простодушно бросил, что у него нет друзей. Тогда Гольдманн только-только приживалась в группе. В те времена, возможно, это было и правдой, но не сейчас. – Мы справимся, – бубнит Поль настойчиво, стараясь себя контролировать и не задушить Ульрике. – Конечно, справимся! – воркует Ули и ободряюще хлопает его по широкой спине, сдерживая слёзы. Крис может найти другую солистку, смириться с чужим голосом, однако где он обретёт такого же друга… Последние слова давались тяжело. Они затухали вместе с музыкой. Зрители почему-то поднялись со своих мест, аплодируя. Никогда Поль не отдавал песням столько сил. И если он чувствовал себя выжатым, то каково было Ульрике, державшейся на своём слове. Две песни. Оставалось всего две песни, смысл которых был так понятен сейчас.