Все началось с шалости

Альвин учился хорошо. И пусть он был немного ленив, немного несобран, да и умножать научился не сразу, одно он усвоил четко: мальчики не должны целовать мальчиков. Это ненормально. В столице отношение к гомосексуализму было терпимое, но потомственные аристократы, к коим принадлежали и родители Альвина, этого не одобряли. Консервативные до мозга костей, на званных ужинах они часто говорили о том, как было бы здорово карать мужеложество гильотиной, ну или хотя бы сажать извращенцев в тюрьму. «Взрослые всегда врут», — говорил Фрей. Так может, они врут и об этом? В конце концов, поцелуй вовсе не был отвратительным, скорее даже приятным. И небо в этот момент вовсе не разразилось громом, как утверждал учитель хороших манер. Любовь — странная штука. Что это вообще значит — любить кого-то? Быть привязанным? Не мочь прожить без? Понимать друг друга с полуслова? По всем вышеперечисленным пунктам выходило, что больше всего не свете Альвин любит именно Фрея. Ал скучал. Без звонкого смеха, без смешных до грубости и грубых до смеха шуток, без запаха сена напополам с каштанами. И Альвин решился: он сейчас же признается Фрею в ответных чувствах и они будут жить вместе долго и счастливо, пока смерть не разлучит их. Имеем — не ценим, потерявши — плачем. Так случилось и с Альвином. Уроки танцев и французского, званые ужины и прогулки по парку — все было ему не мило, когда рядом не было Фрея. А Фрея и правда не было. Нигде: ни в комнате у толстой кухарки, ни в кузнице, ни в их тайном убежище — домике на дереве, который они собственноручно возвели прошлым летом. Как в воду канул. «Ушел», — сказала его мать. Куда ушел, зачем, вернется ли? Ожидание было невыносимым. Каждый день Альвин просыпался с мыслью, что именно сегодня Фрей вернется, и плакал в подушку, засыпая, потому что Фрей не возвращался. Ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Альвин и сам не заметил, как воспоминание об их поцелуе стало самым волнующим в его жизни, а надежда встретить Фрея снова — навязчивой идеей. Фрей был частью его жизни, совершенно незаменимой. И потерять его было так же тяжело, как потерять, скажем, конечность. Когда-то Альвин зарекся пользоваться часами только для исполнения самых заветных мечт. На что же может быть важнее возможности увидеть Фрея вновь? Вновь услышать его голос, вновь почувствовать прикосновение? Вновь поцеловать? Он сидел у себя в комнате, рядом лежало только что снятое вечернее платье, рука Фрея лежала у него на плече. Фрей был рядом! Альвин никогда еще не был так счастлив. Фрей был рядом! Ал смотрел на друга полными слез глазами и смеялся, смеялся от радости. Фрей был рядом! — Чего это с тобой? — вытаращился мальчишка на юного господина. — Я соскучился, — честно ответил тот. — Странный ты сегодня. Впрочем, это даже хорошо. Я как раз хотел попробовать кое-что странное… — Я знаю, — улыбаясь еще шире ответил Альвин. А потом поднялся, подошел вплотную и обнял что было силы, как будто хотел слиться с Фреем воедино. — Я тоже люблю тебя, — прошептал, — больше всего на свете люблю. Поцелуй вышел неуклюжим и мокрым, совсем неумелым, но от этого не менее приятным. Они тыкались друг в друга губами как слепые котята, ощупывали друг друга несмело, будто знакомились заново. И было все это так здорово, так приятно, так правильно, что… — Не-до-пу-сти-мо! Их идиллия была разрушена вдруг, ни с того ни с сего. Сварливый голос старой служанки ворвался в их маленький наспех созданный мирок и разбил его вдребезги. Все, что было потом, было для Альвина будто в тумане. Перекошенное от ярости лицо отца, истерический выкрик матери: «Ты мне больше не сын!», осуждающие взгляды слуг и презрительные — учителей… Так Альвин оказался на улице, один-одинешенек, лишенный семьи, друзей и крыши над головой. Но все это было не важно, потому что Фрей пропал. Просто растворился в водухе, и поминай как звали.

***

Нижний город встретил Альвина недружелюбно. Ощетинился заборами, вытаращился глазницами окон, ударил в нос запахом помоев. Так вот оно как: быть никем, безымянным мальчишкой беспризорником, которому даже ночевать негде. Кто бы мог подумать, что его пьедестал потомственного аристократа, гарантировавший ему беспечность до самой смерти окажется настолько хрупким? До этого злополучного поцелуя Ал никогда и ни в чем не знал нужды:, накрытый яставами на любой вкус, был его повседневной трапезой; золотом и серебром была расшита даже ночная сорочка; огромная библиотека особняка могла дать ответ на любой вопрос, что возникал в юной пытливой голове мальчика; но самое главное, раньше перед ним открывался путь, путь безопасный, пусть прямой, путь, расписанный до мельчайших подробностей: с кем общаться, кому предлагать руку и сердце, куда инвестировать средства, какой точки зрения придерживаться в разговорах с влиятельными людьми. Что теперь? Куда идти, что делать? Не стоит ли повернуть время вспять и вновь оказаться в Верхнем городе, в уюте, тепле и роскоши, а Фрее, об этой странной и порочной блажи, забыть на совсем? Нет. Альвин знал одно: без Фрея он прожить не мог. Дни, проведенные без Фрея, были самыми скучными, самыми серыми и пустыми в его жизни. Фрей был для него светом, был радостью и весельем, а теперь стал еще и целью. Альвин решил твердо: он найдёт Фрея. Найдет сам, без фокусов и волшебства. Земля круглая, а значит, они еще встретятся. Но для начала надо было выжить. Альвин устроился грузчиком в порт. Работа была тяжелой и абсолютно тупой, зато денег хватало на вполне сносную еду и место в ночлежке. Но важнее всего было другое: информация. Слухи рождались именно здесь, в порту. Каждый день прибывали и отплывали десятки кораблей, сходили на берег сотни людей: матросы, купцы, путешественники… И Альвин слушал. Слушал, перетаскивая бочки с китовым жиром или тюки дорогих тканей; слушал, уставившись в тарелку с похлебкой в портовой таверне, слушал, засыпая, разговоры соседей в ночлежке. За два года тяжелого физического труда из хрупкого сопливого мальчишки Альвин превратился в крепкого и — чего уж — привлекательно юношу. Он вырос, раздался в плечах; солнце подрумянило его некогда аристократически бледную кожу, придав ей золотистый оттенок. Все чаще и чаще на него — простого портового грузчика — стали засматриваться знатные дамы и, иногда, кавалеры. Альвин не гнушался этим пользоваться, правда, предпочитал вторых первым. Но все его связи носили исключительно поверхностный характер; он помнил: главное — найти Фрея. — И как только тебе это удается? — спросил его однажды мистер Брайен, капитан одного из торговых судов, остановившихся в порту, — будучи простым грузчиком, ты не только не обделен хорошими манерами, но и можешь поддержать разговор на самые разнообразные темы. — А еще я танцевать умею, — усмехнулся Ал, поправляя подушку. В капитанской каюте была куда удобнее, чем в его ночлежке. — Иногда мне кажется, что ты образован лучше, чем я сам. Брайен был из семьи потомственных купцов. И хотя купцов и обучали точным и естественным наукам, кругозор потомственного аристократа был гораздо шире купеческого. Задумавшись об этом, Альвин ляпнул: — Вполне возможно. Брайен вовсе не разозлился, наоборот, он рассмеялся. Он вообще был довольно мягким и доброжелательным человеком, даром, что капитан. Наверное, именно этим Брайен и нравился Алу: он не был заносчив и горделив, его не злила мысль, что человек из низших слоёв может оказаться не просто хорошим партнёром для постельных утех, но и приятным собеседником. И, наверное, именно поэтому Альвин сказал: — Если хотите, я могу рассказать вам свою историю. А верить мне, или нет — ваше дело. И Альвин рассказал. Не про волшебные часы, конечно, а про порочную связь с мальчишкой-слугой, из-за которой он лишился всего, что имел. Почти всего. Брайен слушал внимательно, потом ответил: — Да уж… Если про меня узнают, не бывать мне больше капитаном. Знаешь, а ведь за морем люди менее консервативны. Там есть один парень, он руководит движением, отстаивающим права гомосексуалистов. Молодой совсем, ну вот как ты. Я его видел однажды… Красивый, как ангел: волосы золотые, черты лица точёные, сам стройный, как кипарис. — Имя! — прохрипел Альвин, дико вытаращившись на Брайена. Сердце юноши забилось с бешеной силой, почуяв надежду. — Фрей, кажется…