Алиса просыпалась с тяжелой головой, закутанная в ворох тёплых одеял и одной пары рук, покоившихся на ее талии, и сжимавших несколько сильнее чем нужно. Руки она распознала не сразу, как и комнату в которой оказалась. Та была слишком светлой для комнаты в замке Вивальди, и не имела столь экстравагантных украшений, которые есть в замке, а также она слишком богата для ее комнаты в часовой башне. Повертев головой и припомнив то что было днем, Алиса тяжело вздохнула, и зарывшись носом в подушку, простонала что— то не вполне понятное и внятное. Блад был слишком горячим, и казалось Алисе что она спит не в руках его, а в парильной, в теплой шубе.
Блад же казалось Алисе даже не просыпался, правда тот в свою очередь все же следил за Чужестранкой, и лишь несколько печальный взгляд туманил его глаза. Алиса не узнает об этом, она никогда не узнает тяжбы, что покоится на душе Дюпре, безжалостного убийцы… Безмерно влюбленного, безмерно.
— Вы проснулись? — глухим и несколько хриплым со сна голосом произнес Блад, в волосы Алисы обдав жаром шею, по коже девушки толпами пробежали мурашки. Алиса дрогнула, так же, как и ее не особо крепкое сердце, во рту ее сразу стало сухо.
— Проснулась, — подтвердила Лидделл, краснея, жар распространялся удивительно быстро, и от этого, Алисе было еще жарче, она была уверена, что краснота охватила не только ее лицо, но и шею. В принципе она могла бы и правда подтвердить свою красноту жарой, и слишком большим количеством одеял. — Блад давай вставать?
— А утрений поцелуй? — насмешливый голос за спиной, и само предложение, вырвавшееся с губ Дюпре несколько, озадачило чужестранку. Она и не могла видеть, как глаза Блада становятся черными непроницаемыми дырами, как в его взгляде скользит боль, и отрешённость, но маска, намертво приклеенная к нему все же, не сходила с лица. Она не могла видеть эти страдания, она и не должна. Она должна быть там, где свет, а он только испортит ее, испортит ее чистую душу, загадит. Блад криво улыбнулся, и подавил острую боль кольнувшую его сердце тысячей игл.
— У тебя нет совести, и морали, — голос Алисы глух, и несколько напряжен. Блад не пытается делать какие-либо движения, не двигается даже. Лидделл от этого не по себе, и она само изворачивается и оказывается лицом к лицу Блада. На его лице играет улыбка, но Алиса не замечает, что она несколько натянута, и несколько грустна.
Целует. Сама. Без подсказок, без излишней волокиты, без слов. Прикасается дарит свой жар, и кажется и свою жизнь тоже дарит, Дюпре прикрывает глаза, и углубляет трепетное прикосновения. Это кажется не правильным, чертовски глупым, до одури…
Бладу этого не хватает, он пьет ее. Как сладкий нектар, как будто, как самое дорогое вино, как нечто невообразимо прекрасное, она кажется ему воздухом, который заполняет его легкие. Он не может надышаться ей, его эгоистичное желание столько жаркое, что и душа в огне горит...
Но в конечном счете все имеет свойство заканчиваться, ломаться…
— Ты доволен?
— Очень.
***
***
Алиса поспала не столь долго как ей думалось. Прошло всего около двух часов, или около того, но она чувствовала, прилив сил, и радость. Правда признаться себе, что это от поцелуя не смела. Она краснела, вдыхала запах цветов, и пожухлой листвы, и кривилась. Не понимала ни себя, ни Блада в частности. Не знаю куда лучше пойти Алиса выбрала первоначальное направление, и отправилась в замок Сердец к Королеве Вивальди, и ее многообразию мягких игрушек. Она была уверена, что Вивальди поможет, хоть немного, чуточку, но поможет разобраться с чувствами что сковали ее.
Путь занял не так много времени. И Алиса предстала пред ней, устрашающей королевой Страны сердец. Правда устрашающей она была исключительно при посторонних безликих картах.
— Привет Алиса, мы рады что ты решила нас навестить, — рядом никого не было так что голос Вивальди был мягок и даже несколько нежен. Вивальди, как и всегда была величественена, и казалось, что смотрит она несколько с высока задрав голову, как на букашек.
— Привет, Вивальди, мне нужна твоя помощь, — Алиса покраснела, и замялась на пару секунд, вспоминания собственно причину своего прибытия. Не то что бы Лидделл была подвержена воздействию из вне, но казалось ей, что что-то идет не так как нужно.
— Мы с превеликим удовольствием поможем тебе, Алиса.
Алиса не знала с чего начать разговор, и как объяснить, то что ее гложет и не дает спать. То, что убивает медленно изысканно, не марая руки, будто так и нужно.
Она все же начала свой рассказ. Сначала, где разноцветными кляксами чувства в душе кружились, билась, делали больно, вырывались наружу, и ранили и других дорогих людей, где сердце от одного упоминания имени Блада, вызывало трепет и неистовую боль, и о том, что происходи сейчас. Сейчас, безмолвие, резкость. От того что она умирает не понимая, почему это происходит. Алиса тосковала, Алиса плакала, и молила о помощи.
— Ты не должна так страдать, — Вивальди мягко потрепала ее по плечу, успокаивая собственными словами, и протянула красный платочек.
— Я не знаю, что делать, — Алиса понурила голову, вспоминая собственную боль, но сейчас на ее месте пустота и слезы.
— Алиса, мы все проходим испытания, ты недолжна отчаиваться, скоро все образумится и все ты поймешь. Мы тебе обещаем, — Вивальди тяжело вздохнула и приказала принести чаю, и что —нибудь перекусить.
— Спасибо, — голос чужестранки был несколько глухим, и осипшим, слезы вытравили ее боль, слезы не дали ответа.
— Приходи еще, мы всегда поможет тебе Алиса. Мы твоя семья помни об этом, хорошо?
— Конечно, — Алиса улыбнулась. Её боль… Её жизнь, все были черти как.
***
Путь Алис, он витиеват.
Путь ее Жизнь, не понимание.
Алиса задыхалась, задыхалась тут.
