Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

*** Наши поверхностные желания так просты и незатейливы, а, вместе с тем, именно их мы заковываем в броню долга, чести, законов и житейских условностей, подчиняем общему благу. Ведь оно – точка равновесия человеческого бытия, гарантия гармонии и поголовного процветания. Подчинение, скручивание, опутывание душ многих и многих поколений во имя его принесло свои плоды, и вот уже все меньше и меньше наше бытие полнится внезапностями, которые, вопреки желанию коллективного разума облагодетельствовать всех, все же притягиваются, как намагниченные, к тем из нас, кто не просто смиренно и безропотно шел и готов идти далее по изъезженной и протоптанной другими колее жизни, а хотя бы раз пытался противостоять им, брыкаться. Эти самые внезапности начинают вплетаться в судьбы, создавая особый неповторимый узор из невероятных происшествий, понять и справиться с которыми возможно только в том случае, если всё вокруг складывается в почти необъяснимую, уникальную случайность, где оказаться до главного часа мнилось невозможным. И всё меняется за первым же неизвестным поворотом. Там, благодаря наивности и горячности, в окружении светлых изумительных настроений, в чьей воле свести две противоположных судьбы, рождается и остаётся тайной подлинность жизни, власть которой беспредельна. И пусть правильные умы, вычислив с максимальной точностью невозможность этого союза, злобно потирают руки, они идут навстречу друг другу с неизбежной настойчивостью, получая за бесстрашие самые невероятные бонусы. В старых пыльных декорациях разыгрывается другая история, пока ещё с неясной концовкой, но её герои – уже на сцене и вошли в яркий круг софитов. *** – Прошу вас, мисс Лавгуд, задержитесь на пару минут. После совещания порядком утомленные волшебники спешили покинуть душный кабинет Кингсли. Тихо шушукаясь, пёстрая толпа различных заместителей Министра и их помощников подходила к двери, чтобы поскорее убраться восвояси и, наконец, отправиться на обед, так как отчёт Перси Уизли растянулся на сорок минут вместо положенных пятнадцати. – Да, конечно, – Луна подошла к столу министра, держа около груди приличную стопку новых дел. – Надеюсь, что я не задержу вас надолго, – Кингсли посмотрел на дверь, за которой скрылся последний его непосредственный подчиненный и, как-то уж слишком мягко улыбнувшись, словно для чего-то пытаясь расположить к себе юную сотрудницу Министерства, развернулся к девушке и чуть подался вперёд. – Дело в том, что ко мне поступили ещё два сигнала, связанные с вашим подразделением. – Неужели опять жалобы? – спокойно поинтересовалась Луна и поправила тяжёлые папки, которые было уже весьма трудно удерживать в руках. – Нет, нет, мисс Лавгуд, никаких жалоб, – Кингсли откашлялся и потёр переносицу, как это делают люди, которые долго носят очки. – Всё не так просто, поскольку они касаются бывших Пожирателей и их… хм… неправедных деяний. – Как же так? Я думала, что все маленькие маги уже зарегистрированы. У нас на это ушло почти три года, не может быть, чтобы мы кого-то пропустили… – Ну, вы же понимаете, что узнать о рождении волшебника маггловская семья может либо после выброса ребенком стихийной магии, либо, вообще, только тогда, когда ему исполнится одиннадцать, но этими вопросами занимается исключительно директор Хогвартса и, естественно, полных списков у нас нет. Волшебное перо и зачарованный пергамент школы не доступны нам, и, значит, вся нужная информация – тоже. – Но почему вы подозвали меня одну? – Луна удивлённо приподняла бровь. – Всеми вновь обнаруженными малышами занимается мой заместитель – мисс Кейтч. – Я не могу доверить эту информацию мисс Кейтч. – Почему? – Ну, во-первых, мисс Кейтч проводит больше времени на предприятии своего деда, чем в кабинете с вами, а во-вторых… – министр опять странно огляделся и склонился к Луне ещё ближе, – …это касается Малфоев. – Разве мистер Малфой, как бывший Пожиратель, пусть и оправданный, имеет какие-то привилегии в этом деле? – опять совершенно спокойно парировала Луна, ничуть не изменившись в лице. – Мисс Лавгуд, вы очень умная и способная сотрудница, я дорожу вами, поэтому буду говорить начистоту. – Я надеюсь на это, господин министр. – Вы же прекрасно знаете, какие деньги Люциус Малфой вложил в восстановление Хогвартса, да и в ремонт Министерства… – Простите, министр, – Луна, не повышая голоса, тихо прервала хорошо отрепетированную, судя по всему, речь Кингсли, – но если какой-то малыш действительно имеет к мистеру Малфою прямое отношение, то я не собираюсь предпринимать в этом деле ничего особенного. Если доказательств, собранных мной, будет достаточно, мистеру Люциусу, так или иначе, придется выплачивать ему деньги до совершеннолетия на содержание и проживание в Хогвартсе. – Полумна, я не прошу от вас какого-то чересчур особенного внимания, я лишь хочу, чтобы вы сумели обработать Люциуса так, чтобы он сам признал малыша. – Но министр, как я это сделаю? Мистер Люциус женат, у него есть законный наследник – Драко Малфой, и я очень сомневаюсь, что ему добровольно будут нужны эти проблемы с незаконнорожденным. – Поймите, мисс Лавгуд, он на особом положении сейчас. Практически все его дружки сидят в Азкабане и не собираются раскаиваться в своих преступлениях, не говоря о том, чтобы признать своих детей, а тут… – Кингсли попытался подвести разговор к концу, – в общем, Люциус мог бы окончательно обелить себя таким поступком. Международная Конфедерация магов и так уже вовсю наседает на меня за то, что толком ни одно дело с Пожирателями не закончилось оправданием. – А Малфой? – Вот именно, – министр грустно вздохнул, – только Малфой. Из почти сотни дел, связанных с военными преступлениями, всего лишь одно имеет оправдательный вердикт. Мы, как Конфедерации показалось, оказались слишком жёсткими и принципиальными в этой ситуации. Она обещала потребовать от нас полный отчёт по каждому делу. Вы представляете, что начнётся, если это произойдет? Да они замордуют нас своими проверками. – И вы хотите сказать, что если мистер Малфой признает ребёнка, то Конфедерация от нас отстанет? – Возможно, отстанет, возможно, и нет, но это придаст особости всему происходящему, может быть, смягчит председателя, да и всю комиссию. Представьте себе: бывший Пожиратель признаёт свои грехи и забирает малыша к себе, вводит в род, даёт свою фамилию. Вы же знаете, что у Конфедерации особое отношение к магглам, ведь они из-за этой войны пострадали не меньше, чем маги, если не больше. По сути, они даже толком не понимали, что происходит. Сколько было изнасиловано и убито женщин приспешниками Лорда – до сих пор неизвестно. – А от меня вы чего ждёте? – Луна положила папки на стол и выдохнула. – Я же не могу под Империо заставить его признать этого несчастного малыша. – Конечно, я понимаю, но больше в этом щекотливом деле я довериться никому не могу. Ваше подразделение было создано специально для решения вот таких… деликатных вопросов, так что думайте. – А где дело на этого ребёнка? – У меня. Кингсли порылся в своём столе и, наконец, вытащил тёмно-синюю папку с блестящим серебряным ободком. – Здесь все сведения о матери, о родных, ну и так далее… – министр протянул папку мисс Лавгуд. – Хорошо, – Луна взяла папку в руки, – а второй сигнал? – Это касается Трэверса… Услышав знакомую и такую ненавистную фамилию, Луна резко, что было совершенно несвойственно этой милой и уравновешенной девушке, вскинула взгляд на министра. Папка в её руках затряслась, и она положила её на стол к остальным, чтобы справиться с волнением. – Трэверса? А он-то тут причём? – По-вашему, откуда я точно могу знать о том, что отец этого малыша –Малфой? Трэверс на очередном допросе сдал Люциуса, но… не за просто так. – С каких это пор вы идёте на сговор с преступниками? – Полумна, я понимаю ваше возмущение. Трэверс пытал Ксенофилиуса и, можно сказать, довёл до сумасшествия, но то, что предлагает этот негодяй, глубоко тронуло меня. Уж не знаю, от сердца он это делает или просто рисуется, но поступок его я считаю, по крайней мере, благородным. – Разве такие, как Трэверс, способны на благородные поступки, министр? – Вот в этой папке, – Кингсли, как будто игнорируя её вопрос, выложил на стол пред Луной обычную серую папку и пододвинул её поближе к девушке, – всё о тех самых малышках, которые были рождены от Трэверса. У него родились девочки-близняшки от магглы, которая подвернулась им в Лондоне, и которую они затащили в Малфой-мэнор. Женщина умерла два месяца назад, оставив девочек своей сестре. – Вы узнали о малышках по выбросу стихийной магии? – Нет, если бы, – министр приподнял брови, – Трэверс сам признал своё отцовство и, более того, он уже переписал свой мэнор на них. – И что? – Луна пока не очень понимала, к чему клонит Кингсли. – Он требует, чтобы мы нашли его девочкам хороших родителей, достойных воспитывать его дочерей. Это единственные его дети, и сейчас Трэверса не волнует, что они – незаконнорожденные и, вдобавок, полукровки. – Пока не могу уловить никакой связи с Малфоем. – Если мы пристроим его близняшек в достойную семью, то он подскажет нам, где взять настоящие доказательства отцовства Люциуса, то есть те самые рычаги давления на нашего аристократа, которых у нас пока нет. Все претензии к нему пока голословны. – Понимаю, министр… но, как я смогу справиться с этими двумя делами, да ещё и так, чтобы сохранить их пока в секретности? – Луна, – Кингсли понизил голос, как-то неожиданно перейдя на более доверительный, неофициальный тон, – у меня на тебя одна надежда. Пора покончить с этим сумасшествием. В конце концов, все эти малыши ни в чём не виноваты и заслуживают достойной жизни. Ты уж постарайся во всём этом разобраться. – Но у меня так мало помощников, времени ни на что не хватает. Министр поднялся. Это означало, что разговор окончен, и спорить с ним бесполезно. – Мисс Лавгуд, я очень надеюсь, что вы немедленно приступите к этому делу и во всём разберётесь. Луне ничего не оставалось делать, как забрать папки с делами на малышей и отправляться на свой уровень, в маленький душный кабинет. Вновь придётся сидеть до самого вечера, зарывшись в бумаги, значит, стоит уже сейчас отправить патронуса Рольфу и предупредить его, что она задержится до самого вечера. *** После войны Луна училась в Хогвартсе ещё два года. На восстановление старого замка – самого дорогого сердцу каждого волшебника места – было потрачено целое лето и много-много сил. Практически все студенты старших курсов изъявили желание остаться в родных стенах и немедленно начать ремонт, чтобы к сентябрю юные студенты, которые должны были поступить на первый курс, приехав сюда, уже не застали страшную разруху и хаос, царившие здесь после финальной битвы. С того момента, когда Гарри Поттеру, наконец, удалось отправить к праотцам ненавистного чокнутого Вольдеморта, прошло почти шесть лет, но до сих пор для большинства волшебников война всё ещё не была закончена. Боль потерь не притупилась, страх не сгинул вместе с Лордом, и тревога одолевала людей постоянно, хотя поводов для неё уже вроде бы и не было. Последователи Вольдеморта были заключены в Азкабан, кто-то успел скрыться за границей, и только Люциусу Малфою удалось выскользнуть из цепких лап правосудия, убедив Визенгамот в своей невиновности. Тут, конечно, главным козырем оказалась довольно смелая ложь Нарциссы Малфой; именно она помогла Поттеру спастись и сказала Темному Лорду, что Гарри мёртв. Да и сам Малфой, этого отрицать нельзя, действительно, не принимал никакого участия в битве за Хогвартс. Люциусу было важно только одно – спасти Драко, вытащить его из этой мясорубки, а исход сражения, похоже, не имел для него особого значения. Через два года, когда почти все дела, связанные с Пожирателями, были рассмотрены, и пойманные преступники понесли наказание, когда хотелось спокойно вздохнуть и начать, наконец, нормально жить, началось самое неожиданное. Министру из Аврората поступил отчёт под грифом «секретно». Когда Шеклболт с ним ознакомился, его досаде и изумлению не было границ. Кингсли не спал две ночи, пытаясь придумать выход из этой ситуации, не подключая Визенгамот, но, увы… Ему пришлось окончательно сдаться, так как министр прекрасно понимал, что в одиночку ему с этой проблемой не справиться. А проблема оказалась, в высшей степени, серьёзной и, похоже, почти неразрешимой. Во время войны Пожиратели и их приспешники, которых было немало, желая щегольнуть перед волшебным миром своей безнаказанностью и вседозволенностью, весьма часто прибегали к насилию и издевательствам по отношению к магглорождённым и магглам. И если магглорождённые волшебники и волшебницы представляли, что происходило в магическом мире, и с кем они имели дело, то обычные магглы, в основном это касалось женщин, естественно, ничего знать не могли, и, к сожалению, как часто бывает, им доставалось больше всех. Почти во всех мэнорах, принадлежащих Пожирателям, устраивались «развесёлые» вечеринки, куда доставлялись несчастные женщины, вся вина которых заключалась лишь в одном – они являлись простыми магглами, недостойными даже просто существовать рядом с чистокровными волшебниками. Последователи Вольдеморта были уверены в его победе и уже готовились к завоеванию и подчинению маггловского мира, в котором всё будет так, как посчитает Тёмный Лорд. Естественно, такого рода события не могли пройти без печальных последствий. Примерно через полтора года после победы то из Лондона, то с его окрестностей, а то даже из других графств, начали поступать сведения о появлении на свет малышей-магов, рождённых магглами. Многие женщины отказывались от детей, отдавали их в приюты, кто-то после родов, не вынеся позора насилия, сводил счёты с жизнью. Понимая всю сложность сложившейся ситуации, министр принял единственно правильное решение – создать небольшой приют при Хогвартсе для таких вот крох, лишившихся матерей и не имевших других близких родственников. Заседание Визенгамота по этому вопросу длилось до самого утра. Высокопоставленные маги спорили до хрипоты, препирались и дебатировали до посинения, но решение всё-таки было принято единогласно: чтобы уберечь волшебный мир от появления ещё одного Вольдеморта, который ребёнком воспитывался в обычном маггловском приюте, тихо обозлившись на весь мир, живя лишь желанием мстить, завоевывать, подчинять, убивать, нужно было обеспечить особый контроль над такими детьми, да и просто над малышами-магами, рождёнными от магглов, и оставшимися без попечения родителей. При министерстве было создано особое подразделение, подчиняющееся напрямую исключительно только самому министру и сотрудничавшее с Авроратом по самым трудным вопросам. Сначала возглавить его было предложено Гермионе Грейнджер, но она поспешила отказаться, сославшись на успешное продвижение по службе в Отделе магического правопорядка, где, как полагала Героиня войны, она могла бы принести магглорожденным волшебникам и полукровкам гораздо больше пользы. Затем место начальника этого подразделения было рекомендовано Дафне Гринграсс: Министерство решило проявить известную корректность по отношению к тем слизеринцам, кто не запятнал себя преступлениями и поддержкой политики Темного Лорда. Мисс Гринграсс не оценила подобную любезность и тоже вежливо уклонилась от этой должности, сославшись на скорое замужество и переезд с мужем на континент. После эта довольно-таки хорошо оплачиваемая должность предлагалась ещё нескольким молодым особам, но ни одна из них не соглашалась на эту работу. Министр был в бешенстве. Никто из волшебниц не желал надевать такой хомут на шею, а уж про мужчин и говорить не стоило; возня с младенцами явно не входила в их планы. Наконец, обсудив эту ситуацию с Гарри Поттером, министр пришёл к выводу, что необходимо назначить на это место человека с особым складом ума, а еще – неконфликтного, спокойного, лёгкого на подъём и, главное, не считающего вверенное ему дело пустым и скучным. Лучшей кандидатуры, чем Полумна Лавгуд, нельзя было и представить. Поттер сам предложил её министру, пообещав «уговорить» девушку поработать для начала хотя бы год. Луна без каких-либо проблем сразу же согласилась, хотя прекрасно понимала, что Рольф Скамандер, её жених, будет не в восторге. После назначения она сразу же приступила к исполнению своих обязанностей, собрав небольшую команду из пяти человек. Её «правой рукой» и заместителем считалась мисс Эмили Кейтч. На деле Полумна не могла доверить этой ветреной девице никаких серьёзных поручений по той простой причине, что та пребывала на работе всего по два-три часа в день. В основном, Эмили пропадала на предприятии своего деда – изобретателя и создателя метел «Комета 140», «Комета 180» и «Комета 290», постоянно конкурирующего с компанией «Чистомет». Мисс Кейтч больше волновало качество древков новых моделей метел, чем вновь поступившие в пансион малыши. Впоследствие Луна сильно пожалела, что связалась с ней, но контракт был подписан, так что приходилось терпеть её. Гораздо более расторопной помощницей мисс Лавгуд и её личным секретарём была Элоиза Миджен, но и у неё, как у любой молодой незамужней женщины были свои проблемы и неудачи в жизни, особенно – в личной. Остальные девушки были простыми переписчицами и секретной информацией не владели, занимаясь только сведением цифр в отчётах. Луна часто вспоминала первых ребят, поступивших под её крылышко, тех, кого она должна была определить в только что открытое после ремонта небольшое помещение, пристроенное к классной комнате номер одиннадцать. В ней когда-то преподавал профессор прорицания кентавр Флоренц. Здесь были спальная и игровая комнаты, а также – небольшая столовая. Всё это было обустроено на деньги Люциуса Малфоя, который после оправдательного приговора вновь восстановился в должности председателя Попечительского совета. Ей довольно часто приходилось встречаться с этим заносчивым высокомерным человеком, правда, Луна не могла не признать, что он, как будто, в самом деле, не оставался равнодушным и старался устроить малышей как можно лучше. Двое магглорождённых мальчиков поступили сюда первыми. У Дина Холмса родители погибли в автокатастрофе, а так как близких родственников у него не было, то трёхлетнего мальчика служба опеки сразу же определила в детский приют, откуда его и вытащила Луна. Второй мальчик – Лари Хейг – остался без попечения родственников после страшного пожара. Вся его семья, включая мать, отца, бабушку и старшую сестру, погибла в огне. Лари в это время был на прогулке с соседским мальчиком и его мамой. Трагедия произошла на глазах у малыша. Дом загорелся быстро, пламя мгновенно распространилось по всему дому, не дав несчастным никакого шанса спастись. Мама Лари как раз в это время отправилась домой за телефоном, оставив мальчика всего на пару минут с соседкой. Когда Луна привезла малышей в приют, они не плакали, только просили поскорее привести к ним мам. После этого юная мисс Лавгуд поняла, почему все волшебницы, кому было предложено это место, находили тысячу причин для отказа. Ни одно нормально устроенное неравнодушное женское сердце долго такого вынести не смогло бы. Луна провела с детьми весь день и вечер, сама накормила малышей, поиграла и погуляла с ними, хотя это в её обязанности и не входило. После того, как мисс Лавгуд уложила мальчиков спать, она дала себе слово, что каждого из этих несчастных постарается пристроить в хорошую магическую семью. За сиротами также приглядывали две женщины из Святого Мунго. Для них пришлось создать ещё два рабочих места, которые оплачивались опять же не из казны, а лично мистером Малфоем. Полумна не знала, что и думать по этому поводу. Она была довольно бесхитростной особой, умеющей, а главное, желающей, понять и принять любую ситуацию. Луна решила для себя, что такой поступок Малфоя-старшего весьма великодушен и заслуживает достойной похвалы, хотя в прежние времена она и представить себе не могла, чтобы этот гордец способен был просто взглянуть в сторону бедных маленьких «грязнокровок». Что им двигало?.. Хотя… в этом деянии могло таиться нечто, что-то очень важное для него, о чём никто из всего магического мира никогда не должен дознаться. Предположения почти всех волшебников на этот счёт были схожи – Малфой желает таким манером откупиться от прошлого, и, похоже, такое объяснение вполне устраивало самого Люциуса, лишь бы никто не догадался, не прознал истиной причины его поведения. Может быть, он замаливал грех, совершенный им в отношении той женщины, от которой у него появился малыш? Ведь сама Луна прекрасно помнила, что творилось в мэноре, когда она сидела с мастером Оливандером в подвале в заложниках. Крики и стоны несчастных жертв до сих пор стояли у неё в ушах. Она часто просыпалась по ночам в холодном поту, когда ей снились эти кошмары. В них истерзанных Круциатусами и насилием женщин и девушек приволакивали в подземелье без сознания и, точно мешки с картошкой, кидали на грязный склизкий холодный пол, а она, глотая слезы, смотрела сквозь решетку, как сумасшедшая Беллатриса Лестрейндж на правах родственницы хозяина замка, брезгливо прикрывая платочком нос и подсвечивая вокруг Люмосом, указывала шестеркам, вроде Петтигрю, куда положить бедняжек. Теперь она была обязана встречаться с зятем этой потерявшей рассудок, к счастью, ныне покойной Пожирательницы несколько раз в месяц, чтобы обсуждать все насущные проблемы с приютом. Однажды ей пришлось задержаться у Люциуса допоздна, они обсуждали какую-то очередную финансовую смету. Видно, что-то ему не понравилось в расчетах, и он резко, даже грубо, ответил ей отказом. Луна спокойно зачеркнула строку и продолжила комментировать следующую. Малфой остановил её, положив свою руку на документ, и поднял на девушку взгляд. Он не выражал ничего особенного, но она почему-то запомнила эти холодные, чуть прищуренные глаза, сверлящие её. В этом взгляде притаилось непонятное, но, в то же время, завораживающее до головокружения, а если учесть, что перед ней – Люциус Малфой, то ещё и странное,до абсурда, очарование, скрытое маской то ли снисхождения, то ли простой усталости. Луна была уверена, что сейчас он вспылит, как произошло несколько минут назад, когда Малфой разъярился на своего домовика за слишком горячий кофе и запустил в него бронзовой чернильницей. Если бы Люциус в отношении её выкинул подобный номер, она бы точно отказалась иметь с ним дело лично и отправляла бы к нему с отчётами свою непутёвую заместительницу, но Малфой даже слова не сказал. Он ещё какое-то время смотрел на неё, потом чуть опустил глаза на её губы и подбородок, потом ещё ниже и, в конце концов, выпрямившись во весь свой приличный рост, сгреб со стола бумаги, скомкал их и бросил в огонь камина. Луна продолжала наблюдать за ним, стоя около стола, пытаясь разгадать смысл его выходки. Малфой подошёл к своему секретеру, открыл его, вытащил оттуда кошелёк, почти полностью набитый золотыми галеонами, и молча передал его в руки Луне, при этом даже не глядя на неё. – А отчёт? – спросила она, крепко прижимая мешочек с золотыми к себе. – Завтра… Он отвернулся и направился вон из кабинета, даже не удосужившись, как он делал это всегда, коротко процедить свое коронное: «До свидания, мисс Лавгуд». Она осталась одна. Постояв ещё несколько секунд, Луна тихо подошла к двери, открыла её и уже переступила порог, как услышала за спиной знакомый голос: – Мисс Лавгуд, с отчётом можете не торопиться. Луна кивнула, чуть повернув голову, чтобы удостовериться, что это была не слуховая галлюцинация. – И ещё, лучше отправьте с ним кого-нибудь другого, а то мы опять задержимся тут допоздна, а это не входит в мои планы. Она снова кивнула и прикрыла за собой дверь. Через два дня Луна отправила к нему с отчётом, над которым трудилась целую ночь, Эмили Кейтч, но той пришлось вернуться в отдел не солоно хлебавши. Как пояснила заместительница мисс Лавгуд, мистер Малфой обозвал её тупицей (похоже, саму мисс Кейтч это совершенно не расстроило) и потребовал, чтобы завтра к нему явилась сама Луна. Ей не очень-то хотелось опять просиживать целый вечер в угнетающей тишине кабинета председателя Попечительского совета, но выбора у неё не было. Мало ей было переживаний из-за малышей, так ещё опять придётся все раскладывать по полочкам, растолковывать каждую строку расхода. Она не понимала, зачем Малфою это надо, ведь он, как часто бывало, почти не слушал её, просто сидел в своём кресле с закрытыми глазами, откинувшись на высокую спинку. Когда пояснения Луны заканчивались, он просто подписывал документ, выдавал нужную сумму и аппарировал из кабинета, оставляя девушку совершенно одну. Примерно через пару месяцев после поступления в магический приют первых малышей, к ней на стол легли дела о детях Пожирателей. Ещё два мальчика поступили в пансион при Хогвартсе после того, как их матери умерли. Ни та, ни другая не могли рассказать, что с ними произошло, потому что Пожиратели успели на них наложить Обливиэйт и выкинуть где-то на окраине города. Их подобрали добрые люди и вызвали неотложку. Обе женщины долгое время провели в госпиталях, а когда узнали, что беременны, естественно, не были в силах вспомнить, как такое, вообще, оказалось возможным. Полиция приличное время занималась этими преступлениями: ведь следы изнасилования и побои были очевидны, но толком в этих делах с мёртвой точки так ничего и не сдвинулось. Одна женщина – молодая симпатичная дама лет тридцати пяти – решила оставить ребёнка, искренне предполагая, что с ней произошло немыслимое чудо, и что этот младенец – дар небес. Врачи же констатировали серьёзное помутнение рассудка и посоветовали ей избавиться от плода. Она сбежала из больницы на следующий день, добралась кое-как до своих родителей, проживавших в Кентербери, где благополучно родила мальчика. Она очень боялась, что ее ребенка надумает кто-то отнять, поэтому растила малыша, закрывшись в доме, почти не выходя на улицу, причитая и молясь. Бедняжка постепенно утратила последние крохи рассудка, и её родителям пришлось определить дочь в специальный госпиталь, где она получала довольно хороший уход и соответствующее лечение. Просидев в «психушке» три месяца, она решилась бежать к ребёнку. Никто не мог понять, как ей удалось обмануть персонал и вырваться из палаты. Далеко эта несчастная, конечно, не убежала, сумела лишь забраться на крышу лечебницы. Два часа её пытались утихомирить, обещали привести сына, но она не поддавалась на уговоры и, в конце концов, спрыгнула вниз. Её родители, боясь дурной наследственности, отделались от внука и сдали его в детский дом. Вторая девушка сразу же решила избавиться от ребёнка. Она была так серьёзно на это настроена, что каждый день интересовалась у врачей о дате операции. Когда же этот момент наступил, то врачам уже пришлось бороться за её жизнь. Прямо на гинекологическом кресле, когда врачи были готовы произвести эту вполне простую манипуляцию, она вдруг потеряла сознание и впала в кому. Никто из специалистов не мог понять, что произошло, а главное, почему: ведь никаких симптомов, предшествующих такому развитию событий, перед абортом не наблюдалось. Пока она два месяца лежала в реанимационном отделении, плод развивался в ней без каких либо патологий. Медики не представляли, просто не знали, что делать в такой ситуации: ведь если она не придёт в сознание, им придётся принимать решение относительно малыша самим, так как родственников девушки полиция не нашла. Похоже, коматозница была не из столицы. Её фото были заброшены в Интернет, несчастную показали по телевидению. Только, когда прошло еще полмесяца, и сотрудники госпиталя уже отчаялись узнать о ней хоть что-то, появилась женщина, утверждавшая, что эта девушка – её сестра. Когда женщина узнала, что Лора, а именно так она назвала счастливо обретенную сестру, беременна, то тут же подписала документ об отказе от операции по прерыванию. Она, если такая уникальная беременность закончится хорошо, захотела взять ребёнка к себе, ведь у неё никого из родных больше не было. Так, все семь месяцев не приходя в сознание, Лора, на удивление врачей, которые поддерживали жизнь малыша при помощи различной новейшей аппаратуры и медикаментов, выносила ребенка и родила в срок. Мальчик появился на свет при помощи кесарева сечения. Через три часа после его рождения Лора умерла. Тётка, оформив все документы в полиции и в службе опеки, за три дня справившись с похоронами сестры, забрала новорожденного и вернулась к себе в город, в графстве Норфолк. Она души не чаяла в племяннике, растила его, как собственного сына, но, похоже, беды и несчастья не желали выпускать из своих тяжёлых объятий этого ни в чём неповинного малыша. Примерно через год женщина узнала, что смертельно больна. Она пыталась за это время найти подходящую семью, но ей никто не нравился: то слишком мал дом, то доходы ни те, то семья слишком большая, и приемные родители не смогли бы уделять малышу достойного внимания, в общем, она находила во всем, что касалось усыновления племянника, кучу недостатков. Мальчик остался круглым сиротой в два годика и попал в один из приютов Нориджа, откуда его и забрала Полумна Лавгуд. Каждый раз, знакомясь с делом очередного сироты, Луна не могла сдержать слёз. Истории этих малышей, ещё толком не успевших пожить на белом свете, были трагичны, ужасны, полны отчаяния, и Луна никак не могла взять в толк, кто и за что так наказывает этих детей, чьим маленьким сердечкам уже пришлось пережить немало боли. Она часто задумывалась над тем, что же она будет делать, когда у неё самой появятся дети. Сможет ли она воспитать их, дать всё необходимое, защитить? Сможет ли она подарить им столько любви, чтобы они никогда не чувствовали себя забытыми или несчастными? Рольф просил её написать заявление, требовал, чтобы она уволилась, но Луна не желала ничего об этом слышать. Она часто тихо и спокойно разговаривала с женихом на эту тему, обещая, что будет стараться держать свои эмоции при себе и не станет больше принимать всё так близко к сердцу. Но одно дело обещать, а другое – суметь выполнить. *** Луна явилась домой уже за полночь. Рольф, как всегда, не дождавшись её, уснул, обняв подушку и отвернувшись к стене. Она быстренько сняла мантию, стянула платье, положила свою палочку – подарок Оливандера – на тумбочку и, прижавшись к спине любимого, тут же уснула. Ей снился странный, красочный и, в тоже время, очень неприятный и слишком реалистичный сон. Она видела яркий ослепительный луч света, который проникал в толщу вод какого-то океана или, возможно, моря, а потом эти воды внезапно начинали бурлить и медленно закручивались, превращаясь в воронку, куда и затягивало с неимоверной силой, откуда ни возьмись, оказавшуюся в её центре Луну. Она пыталась выплыть, кричала, но все бесполезно. Враждебная темнота засасывала её в никуда и с головой накрывала холодной тяжестью. – Луна, проснись, – Рольф тряс её за плечо, – ты опять стонешь. Девушка всхлипнула, открыла глаза и тут же прикрыла их, еле заметно улыбнувшись. – Прости, милый, просто сон страшный приснился… Она прижалась к его груди, спрятавшись с головой под одеялом, и выдохнула, чуть коснувшись губами теплой солоноватой от пота кожи молодого мужчины. – Тебе бы к колдомедику, может, что посоветует, успокаивающее зелье какое-нибудь… – Рольф обнял её, перебирая длинные светлые локоны, и прижал к себе, – ты же изведёшь себя на этой работе. – Это просто сон… – Слишком часто тебе стали сниться такие сны. – Не переживай, Рольф, я просто очень устала. Давай спать, дорогой. Луна больше не хотела разговаривать. Ей уже было хорошо, и все дурные видения напрочь забылись в объятиях любимого. С Рольфом она чувствовала себя легко и уверенно. Рядом с ним она возвращалась к гармонии и умиротворению, сердце успокаивалось, и ей, привыкшей к этим сильным и нежным мужским рукам, становилось безмятежно и очень спокойно. Юный Скамандер был её защитой, её спасением. Когда отец Луны, Ксенофилиус Лавгуд, после нескольких месяцев лечения в Мунго, скончался, так и не справившись со своим тихим помешательством, то именно Рольф оказался рядом с Полумной и стал ей настоящей опорой, оберегая свою милую «полоумную» от всех невзгод и проблем. Она даже не могла вспомнить того момента, когда он вдруг нечаянно появился в её жизни и почему-то никуда не исчез. Да, её друзья по Ордену были рядом и, как могли, помогали девушке, но верный и всегда спокойный Рольф, казалось, все двадцать четыре часа в сутки находился рядом с нею и ненавязчиво, не ведая усталости, поддерживал в эти трудные дни. Она засыпала на диванчике в маленькой уютной гостиной – он просто садился рядом. Она просыпалась – Рольф так же сидел рядом и улыбался ей, как будто прошло всего минут пятнадцать, а не пять-шесть часов. Луна уже не могла без него обходиться, да и не хотела. Если бы он исчез из её жизни, наверное, ей бы пришлось совсем плохо, особенно теперь, когда война закончилась, и начиналось новое время рядом с родными и настоящими, проверенными невзгодами друзьями. Правда, все они почти всегда были очень заняты, потом принялись создавать семьи, начинали жить отдельно от родителей. В ту пору, когда жизнь должна была бы обрести смысл и новые краски, как это происходило у других, Полумна осталась по воле судьбы одна, без родных. Не в её стиле было навязывать, кому бы то ни было, своё общество. Луна находила прелести и в уединении, но, всё же, стараясь быть честной с самой собой, понимала, что без Рольфа смысл её существования потерялся бы, растворился в макрокосмосе, как кристаллик сахара в чистой воде. – Я так соскучился по тебе, Луна, – парень нежно провёл пальцем по её плечу и, не удержавшись, поцеловал в шею, туда, где за копной густых пепельных волос спряталась под белой кожей в ямочке у ключицы тонкая голубая венка. – Рольф, поиграем в эти игры завтра, обещаю, – она улыбнулась и ещё сильнее прижалась к нему, устало прикрыв припухшими веками глаза, чуть покрасневшие от недосыпания. Засыпая, Полумна Лавгуд уже точно знала, с чего завтра начнётся её рабочий день. С Трэверсом, человеком, лишившим её отца, Луне хотелось встречаться меньше всего, но начинать распутывать это дело стоило именно с него. Она никак не могла взять в толк, почему он решил сдать Малфоя? Неужели его просто снедала обида за то, что Люциус – такой же Пожиратель смерти, как и все, угодившие в Азкабан – единственный из них сумел выкрутиться из столь незавидного положения. И не просто выкрутиться, а довольно комфортно устроиться при новой власти, вернув себе и имя, и связи, и положение.