Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

Глава 13 Луна подняла взгляд на часы. Осталось пятнадцать минут. Девушка присела на диванчик и глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Прикрыв глаза, она попыталась сосредоточиться на предстоящем нелёгком разговоре с Малфоем, хотя для себя она уже окончательно решила, что расскажет ему всё, что знает. Ведь то, что задумал Кингсли, было слишком подозрительно и непонятно, да и его сообщник-маггл вызывал нешуточные опасения. Грандиозные планы, строившиеся этими двумя, она, при всем желании, не могла бы раскусить, но интуиция подсказывала ей, что если министр сознательно не желал никаких неприятностей магическому миру, то, значит, был введен корыстным и опасным миллиардером Стоуксом в серьезное заблуждение. «Не может быть, – думала Луна, судорожно потирая друг о дружку вспотевшие от волнения ладони, – ну, не наивный же он ребенок… Столько лет был Мракоборцем. Прожженный тип, тот еще фрукт». Сердце девушки сильнее забилось в груди; все её нервы были натянуты до предела. Она не видела Люциуса Малфоя две недели с того самого момента, как они расстались здесь, в этом самом домике-цилиндре. Малфой отказался от прямого взаимодействия с нею то ли из чувства оскорбленной гордости, то ли раздосадованный отказом своей подчиненной рассказать ему все, что было ей известно. Четырнадцать дней без возможности видеть Люциуса, слышать его голос, говорить с ним, длились для Луны, казалось, дольше двух лет. Не было часа, чтобы она не думала об этом человеке. Как только она, измученная дневными праведными трудами, ложилась спать, и ее глаза закрывались, перед мысленным взором вновь и вновь представал этот удивительный и, вместе с тем, такой невыносимый мужчина: его безупречные благородные черты, большие серые глаза, длинные светлые волосы, широкая молочная спина с очаровательной родинкой под лопаткой, длинные мускулистые ноги. Все эти детали всплывали по очереди, постепенно складываясь в конкретный завершенный образ. На работе марево, сотканное из малфоевских флюидов, мучило Луну ежеминутно: ей всюду чудился его запах, и, как наяву, девушку преследовало ощущение жара тела Люциуса, гладкости его кожи, щекочущие спину частые взмахи длинных шелковистых белых ресниц в тот момент, когда он, истерзанный лихорадкой, прижимался к ней. Все эти врезавшееся в чувственную память вещи не давали ей покоя, и Полумне Лавгуд с грустью оставалось констатировать, что она очарована им, затянута в омут чар и мужского обаяния самого вредного сноба всего магического мира. А ведь пока он, больной и беспомощный, был без сознания, зависел от нее целиком, Луне казалось, что в ее объятиях просто беспомощный ребенок, настолько Люциус выглядел… настоящим, неподдельным в своей растерянности и слабости, охвативших его в первую секунду после возвращения сознания. Девушка не могла не признаться самой себе, что вот таким – милым, притягательным… родным, что ли, Малфой ей безумно нравился, и что она скоро будет не в состоянии не видеть его дольше. «Ты меня не поймешь, подруга, пока сама в такой же ситуации не окажешься, – голос Гермионы Уизли, внезапно раздавшийся в голове Полумны, вывел мисс Лавгуд из оцепенения. Да, уж… Не прошло и месяца со дня отъезда Рольфа, а она вспоминала о нем лишь урывками; в последние недели жених полностью вылетел у нее из головы, а его место занял тот, кто всегда в представлении девушки был негодяем и скользким типом. – Вот и попалась ты, Луна, в ловушку, хитроумно расставленную разумом для сердца и тела. Ой, Гермиона, Гермиона… Ты как в воду глядела». Луну охватывал то жар, то холод. Она не замечала, как потихоньку начали дрожать руки, потом все тело. Вскоре у нее тряслись даже колени. Как Полумна не пыталась, она не могла избавиться от трепета, завладевшего всем ее существом в предвкушении встречи с мужчиной, о котором она не переставала думать все эти дни. Как рассказать ему о наступающей угрозе? Она ведь и сама до сих пор многого не могла понять, например, какая связь существует между министром и этим Стоуксом? Что они задумали против Малфоя и какую роль во всей этой авантюре уготовили ей? Резкий, словно простуженный лай, звук заставил девушку подскочить. Это начали бить старенькие обшарпанные каминные часы, прогнувшиеся стрелки которых показывали десять. Ровно с последним ударом в комнате появился Люциус. Полумна резко поднялась и уставилась своими огромными глазами на мужчину, пытаясь справиться с дрожью. Рассеянный приглушенный свет ночника утопил в своем полумраке благородную бледность аристократа, четко очерчивая лишь красивый прямой нос и скулы мужчины. Малфой был одет в черную накидку-плащ, чёрные брюки и начищенные до зеркального блеска ботинки. Длинные платиновые волосы не были убраны в хвост, а свободно рассыпались по плечам. В руках он держал свою любимую трость с набалдашником в виде головы змеи. – Мистер Малфой, – выдохнула Луна и, порывисто вскочив с дивана, немного робко приблизилась к мужчине, – спасибо вам. Вы всё-таки откликнулись на мою просьбу. – Я же обещал, мисс Лавгуд. Надеюсь, что вы не просто так заставили меня вновь оказаться в этой…хм, глуши, – Люциус посмотрел прямо в глаза Луне, отмечая про себя, что она как будто успела за эти пару недель чуть измениться. Девушка выглядела бледной и осунувшейся, а под глазами у нее залегли темные тени. Длинные светлые волосы были распущены и спутанным облаком окружали ее милое, обеспокоенное личико. Всем своим видом она напоминала вытащенную на берег рыбаками морскую русалку – обитательницу недоступных человеческой сущности глубин, только без рыбьего хвоста. Те русалки, что жили в Черном озере рядом с Хогвартсом, были уродливы и ужасны. – Мистер Малфой, поверьте, если бы дело не стоило того, я не посмела б вас потревожить, но, как мне кажется, всё зашло слишком далеко, – девушка говорила тихим и спокойным голосом, держа в руках свою волшебную палочку. – Так что же случилось? – Малфой чуть наклонил голову вперёд, и прищурился. – Я даже не знаю с чего начать, но знаю только одно: вам грозит большая беда… Серьезные неприятности, словом… – От кого? Что случилось? – Давайте присядем, – Луна отвернулась от него и подошла к смешному кособокому диванчику, который пару недель назад послужил Люциусу, лежавшему в горячке, ложем. Когда они опустились на диван, девушке стало совсем невмоготу. Близость этого мужчины словно парализовала её. Она старалась не думать об этом, пыталась полностью сосредоточиться только на разговоре, от которого зависело многое, но справиться со своими эмоциями у Полумны получалось с трудом. Дивный аромат волшебного парфюма, изящные небрежные движения больших красивых рук, поворот его головы, мужское дыхание, костяшки пальцев, на которые она смотрела, не отрываясь – всё отвлекало её, плавило мозги, растворяя в этом жаре последние крохи разума. – Так что случилось? – повторил он, усевшись вполоборота и закидывая ногу на ногу. – Министр… понимаете, он мне дал задание… – начала Луна. – Уж не связано ли это задание с тем младенцем, которого вы пытались мне навязать, как моего сына? – Именно, – Полумна на секунду опустила глаза, но тут же вскинула их вновь. – Я ведь была уверена, что это действительно ваш сын, мистер Малфой. – А теперь не уверены? – Теперь нет, но дело даже не в этом, – Луна поспешила перевести разговор в другое русло. – Надеюсь. И в чем же дело? – Понимаете, когда я просматривала в министерском думосбросе воспоминания Трэверса, в которых он подкинул воспоминания о вас, как том самом насильнике, что надругался над Клаудией Стокс, то случайно… совсем случайно, ненароком, можно сказать, увидела то, что видеть мне было категорически противопоказано. – Вот как? И что же это? – Я, понимаете… – Луна, смущаясь, теребила крохотную белую пуговку у себя на рубашке, – …неуклюжая очень. Когда я доставала флакон с воспоминаниями Трэверса, то уронила его. Он подкатился к тумбе, где находилось деревце со склянками… – Деревце? – Ну, да… Такое красивое, хрустальное, а склянки на веточках висят, как плоды. – Ну и затейник этот Шеклболт! И что дальше? – Я пыталась поднять свою бутылочку, а вместо этого толкнула деревце, и несколько склянок свалились вниз. Я подобрала все, постаралась развесить все, как было, только перепутала одну из них в полумраке и вылила в думосброс по ошибке. Так вот, это воспоминание принадлежало лично Кингсли и… – Кингсли? Это интересно. – Да, он сидел в своём кабинете, в Министерстве, с неким Саймоном Стоуксом, и парочка эта вела очень непонятный, если не сказать, странный разговор. Из их разговора я поняла, что Стоукс – маггл. Вы себе представляете такое, мистер Малфой?! Маггл в святая святых магического мира, в кабинете самого министра! В маггловском мире этот Стоукс принадлежит к элите, он миллиардер, один из богатейших людей Англии. Вот, это я распечатала в Интернет-кафе сегодня, – Луна, трясущимися руками вытащила из кармана листок бумаги, сложенный вчетверо, который до конца рабочего дня прятала в своём кабинете, в папке с делом сироты Дина Холмса. Люциус взял листок в руки, быстро пробежался глазами по строчкам и поднял на Полумну взгляд. – И что? – Они говорили о вас, но как-то вскользь. А потом министр Шеклболт был недоволен малыми суммами, которые этот Стоукс отстегивал ему на что-то. У них, похоже, какая-то договорённость. – Какая? – перебил её Люциус. В его голосе прозвучало если не волнение, то явная настороженность. – Я пока не знаю, мистер Малфой, но они говорили о каком-то «Клубе Трёхсот» и о Биль… Бильберденском… нет Бильбедренском… не помню точно, в общем, каком-то там клубе. Похоже, этот Стоукс мечтает оказаться в рядах этих избранных. Какая связь между этими клубами и нашим министром, я не понимаю, но и это не самое страшное. – Что ещё? – Люциус придвинулся к Луне ближе. – Понимаете, мистер Малфой, я, конечно же, та еще растяпа… Словом, скляночки министра я развесила по местам, но одна из них, та самая… Она оказалась не на своей веточке. Министр догадался, понял, что кто-то похозяйничал у него в просмотровой. Он вызвал меня к себе и долго допрашивал по этому поводу, а потом пригрозил легиллименцией и Обливиэйтом. Мне ничего не оставалось, как ляпнуть ему о своей возможной беременности. – Вы беременны? – Люциус приподнял брови. В его взгляде, как почудилось Полумне, промелькнула какая-то непонятная злость. – Нет, разумеется, просто это была единственная возможность оттянуть эту ужасную процедуру. Вам, наверное, известен закон о том, что к несовершеннолетним и беременным Веритасерум, легиллименция и Обливиэйт применяться не могут, и без заключения из Святого Мунго о моей беременности или отсутствии ее министр не посмел бы ничего со мной сделать, – Луна чуть отвернулась от мужчины, и Люциусу показалось, что в её глазах сверкнули слёзы. – Я должна была схватиться за любую возможность оттянуть процедуру копания в моих мозгах и успеть сообщить вам обо всем, что знаю. Если Кингсли применит ко мне легиллименцию, то, естественно, увидит, что я просматривала его воспоминания, а заодно и всё остальное. Он увидит и вас здесь, в моем доме, на этом самом диване, – Луна почти плакала, её губы дрожали, да и саму её довольно-таки сильно потряхивало. – Мерлин! – зло произнес Малфой, пытаясь сообразить, с чего стоит начать исправлять такое положение дел. То, что девчонка ему все откровенно рассказала, было неслыханным везением. Неужели она решила встать на его сторону? Куда же подевалась её лояльность министерству и новой власти? – Так, успокойтесь мисс Лавгуд, эта проблема вполне разрешима. Я прекрасно умею ставить блоки на любые воспоминания, этим магическим искусством прекрасно владели мои предки. Не хватало ещё, чтобы он опустошил половину вашей памяти от страха. – От страха? – Конечно. Он очень боится потерять тепленькое местечко и, вместе с тем, судя по вашим наблюдениям, жаждет заполучить что-то гораздо более существенное. – Он уволит меня, как только произведёт эту процедуру. Я, – Луна чуть вытянулась, поблёскивая стоящими в глазах слезами, и придвинулась к сидящему рядом Люциусу на опасно близкое расстояние, – я не хочу терять свою работу, и… ничего не хочу забывать, но если министр увидит в моих воспоминаниях вас в моем доме, то он подумает, что я с вами заодно. – А это разве не так? – пытаясь усмехнуться, произнес Люциус. – Мистер Малфой, я рассказала вам об этом, прекрасно понимая о надвигающихся проблемах, которые грозят не только вам, но и всему магическому миру. Министр явно что-то задумал, и этот маггл тоже не так прост. Один – волшебник, второй – миллиардер у которого, кстати, есть дочь волшебница. Вы представляете, какую кашу можно заварить при помощи магии и денег? – Луна бросила взгляд на мужчину. – Вы это представляете. Я вижу. Они молчали, продолжая смотреть друг другу в глаза. Казалось, что время остановилось, но беспокойная нетерпеливость, врезающаяся по спирали внутрь, в самое сердце, вдруг резко разбередила все притихшие на миг чувства и разбудила-таки те эмоции, страхи и волнения, которые, казалось, ещё пару минут назад были лишь условны. – Мисс Лавгуд, я хотел бы знать ответ всего лишь на один мой вопрос. Ответьте, только честно, почему вы мне всё это сказали? – спросил Малфой, не отрывая своего холодного взгляда от глаз Луны. – Потому что только так и будет правильно. Потому что вы не виноваты, и вы сможете мне помочь. Я это знаю, то есть, я это чувствую, – Луна перешла почти на шепот и отвечала мужчине, отведя в сторону взгляд, так как не могла сейчас выдержать его невероятного магнетического напора, теснящего её со всех сторон. – «Волчицей дикой обернется, ветром, снегом, и колыбель качает, и мечтает, и точно знает, что на этом свете она умеет чувствовать… и этим лишь спасает…» – Люциус едва заметно улыбнулся. – Вы находите эту ситуацию забавной? – Луна слегка смутилась. – Цитируете Габриэля Леви, с чего бы это? – Потому что он величайший поэт волшебного мира, и о нем не знают магглы. Магглы вообще мало что понимают в природе, особенно в природе женщины. Вы сказали, что чувствуете и верите в мою невиновность, этого мне вполне достаточно, чтобы поверить вам. Кстати, а почему вдруг вы решили, что я не имею к тому младенцу никакого отношения? Что было в воспоминаниях Трэверса? – Там были вы… Только это были не вы, а кто-то под Оборотным зельем. – Почему вы так решили, мисс Лавгуд? – Потому что он вел себя совсем не так, как вы. Он шел по-другому, озирался по сторонам с совершенно идиотским выражением лица, да и жесты его выдавали с головой. – Понятно, – Люциус помолчал секунду. – Надеюсь, вы доверитесь мне? Луна молчала. По её спине прокатилась волна мурашек. Люциус был так близок, и эта близость словно опутывала девушку нитями прекрасных, невообразимо уютных, теплых ощущений, которые убаюкивали, успокаивали, и, сливаясь воедино в надежный непробиваемый защитный кокон, легко убеждали девушку в правоте слов, сказанных им. Малфой между тем отложил свою трость на столик и протянул Луне руку. – Что я должна делать, мистер Малфой? – произнесла Полумна, когда они поднялись. – Постарайтесь сначала сконцентрироваться, а потом, как только почувствуете, что я приближаюсь к какому-то важному воспоминанию, немедленно расслабьтесь. Только так я смогу заблокировать его. – Расслабиться? – лунины пальцы, казалось, горели в руках Люциуса. – Как вы себе это представляете? – Постарайтесь. Это главное условие, – Малфой попытался улыбнуться, чтобы расположить девушку к себе хотя бы на время, но вышло это у него как-то кисло, совсем никудышно. Похоже, он не делал этого уже давным-давно, а искренне и непритворно, наверное, вообще никогда. Хотя… нет, ещё вчера, когда он вспоминал о ней, сидя в своём кабинете, улыбка сама собой возникла на его лице, и получилась столь замечательно, что даже домовики это заметили. – Прошу вас мисс Лавгуд, доверьтесь. Вы – моя спасительница. Вот уже два раза вы оказываете мне бесценные услуги. Без вас я замерз бы в этой… деревушке насмерть, да и неприятностей, что нависли надо мной, я постараюсь избежать только благодаря вам. Что бы обо мне не говорили, я умею ценить доброе отношение. К тому же… – Что? – прошептала Луна. – Нет, ничего. Давайте, не будем терять времени. Луна кивнула и глубоко вздохнула. Люциус встал перед ней с палочкой и долгим внимательным взглядом изучал ее лицо, словно надеялся разгадать загадку, таившуюся в ней, прочитать тайнопись её души. «Это я не хочу, чтобы ты, девочка, забыла хоть мгновение, связанное со мной», – подумал он, прищуривая взгляд и поднимая палочку к лицу Полумны. *** Они возились с одним несчастным блоком около получаса, но у Полумны ничего не получалось. Как только Люциус приближался к нужному воспоминанию, Луна начинала паниковать. Из-за этого действие магии резко прерывалось, и они фактически отлетали друг от друга в разные стороны. – Я больше не могу, – Луна в очередной раз больно ударилась о стену. – Так я только разобью себе голову. – Мисс Лавгуд, вы просто невыносимы. Неужели трудно просто впустить меня в ваше сознание? Я же не с легиллименцией к вам, – Малфой поднялся, скинул плащ с плеч, аккуратно сложил на диване и подошёл к Луне, протянув руку. – Спасибо, – девушка вложила свою ладошку и легко поднялась. – Простите, но я ничего не могу поделать, это происходит автоматически. – У нас нет выбора, если мы не поставим эти блоки… – начал Люциус. – Мистер Малфой, если это случится ещё раз, то я просто лишусь сознания. У меня в голове всё гудит и в висках пульсирует. Нет, это бесполезно, – Луна отошла от мужчины в сторону и скрестила руки на груди. Она стояла в тени, поджав губы, чтобы не расплакаться. – Прекратите, – сказал тихо Люциус и подошёл к ней сзади, несмело положив свои руки ей на плечи. – У нас ещё есть время, всё обязательно получится. На сколько дней уехал Кингсли? – Дней на пять, может, чуть меньше… – Вот видите, это уже отлично! За пять дней мы обязательно должны справиться, – он усмехнулся. На его лбу застыли малюсенькие капельки пота, а губы, почти белые и такие выразительные, несмело дернулись в стороны, создавая на лице некое подобие улыбки. – Да, вы правы, давайте попробуем ещё, – Луна развернулась к нему лицом и подняла взгляд. В свете свечей её глаза были похожи на два огромных сверкающих всеми гранями аквамарина, а кожа отливала теплом и выглядела просто безупречно. Люциус еле справился с нахлынувшим вдруг желанием прикоснуться к её щеке, а потом прижаться губами к её губам. «Ну, не мальчишка же я озабоченный», – настраивал себя Люциус, резко отстраняясь от Луны в сторону, чтобы она не заметила его волнения, которое довольно быстро перерастало в откровенное возбуждение. «Так и есть… Я ему совсем не нравлюсь. Он даже не прикоснулся ко мне», – подумала Полумна, наблюдая за Малфоем, после чего опустила взгляд в пол и прикусила губу. Её женское самолюбие было уязвлено, но она попыталась не показать этого, не выдать своего разочарования, поэтому спокойно отошла в угол, чтобы приготовиться к очередной попытке поставить блок. – Может быть, стоит положить одеяло в угол? – вслух произнес Малфой. – Если вы опять упадёте, то хотя бы не расшибете локти. – Ерунда, – устало выдохнула Полумна. – Неизвестно, как я приземлюсь, возможно, опять головой. Пустое это… – она улыбнулась и, попытавшись расслабиться, передёрнула плечами. – Вы готовы? – Люциус вытянул руку с палочкой. – Да, – Луна зажмурилась. Малфой взмахнул палочкой, произнеся фамильное заклинание, но не успел даже проникнуть в сознание девушки. Внутренний блок, поставленный самой Луной, сработал молниеносно, и она, закатив глаза, повалилась на пол без чувств. – Мисс Лавгуд! – Люциус подбежал к ней и рухнул на колени, не заботясь о чистоте своих безупречных штанов. – Мисс Лавгуд! Полумна! Он слегка похлопал её по щекам, расстегнул ворот на рубашке, но это не помогло. – Вот только этого мне не хватало?! Мерлин меня раздери! – Малфой подхватил Полумну, как пушинку, на руки и почти бегом понесся в её спальню вверх по лестнице. Уложив девушку на кровать, он распахнул настежь окно и снова подбежал к почти бездыханной Луне. – Полумна, Полумна… Да что же это с вами такое?! Не на шутку перепугавшись, он вытащил из кармана брюк кипельно-белый носовой платок и произнес заклинание: – Агуаменти… Смочив прозрачный батист, он тут же принялся протирать кожу на лице, шее и груди девушки прохладной влажной тканью. Если бы Луна упала в обморок просто так, то он без проблем применил бы Энервейт, но поскольку здесь не обошлось без сильной родовой малфоевской магии, то и заклинание это вряд ли сумело бы помочь. – Полумна, – Люциус опустил руку с платком чуть ниже. Маленькая пуговка на её рубашке сама выскользнула из петельки, приоткрыв взору мужчины весьма откровенную девичью прелесть. Утерпеть не было никакой возможности. Теперь уже он, оказавшись на месте своей спасительницы, пытался привести её саму в чувства всеми доступными средствами. Малфой медленно, держа в руке влажный платок, отвёл в сторону ткань, оголив розовый нежный сосок, венчающий мягкий прелестный холмик, и, как бы невзначай, провел по нему пальцами. Было бесполезно каяться в несдержанности перед самим собой. Он вновь намочил платок и опять провёл по груди Луны, попутно расстёгивая пуговки на голубой рубахе мужского покроя. Полумна лежала неподвижно, её грудь еле приподнималась при вздохе, а губы казались совсем белыми. Люциус продолжал не спеша водить по груди девушки мокрым платком, оставляя блестящую сверкающую в свете пары свечей пелену. Ему безумно хотелось притронуться к мягкой маленькой грудке губами, провести языком по соску, чтобы тот, поддавшись страстной ласке, тут же напрягся, превратившись в упругую бусинку. Мужчина жаждал увидеть, как гибкое женское тело выгнется в его объятиях, представлял, как с губ этой маленькой желанной феи сорвется стон наслаждения, прежде чем она откроет глаза и улыбнется ему. Люциус провел влажной тканью дорожку вверх, к шее, губам, смочил виски и вновь опустил руку с платком к её груди. – Полумна, – шепнул он, не отрывая от нее взгляда, – не пугай меня. Девушка медленно приоткрыла глаза, пытаясь понять, где она находится. Луна обвела чуть затуманенным взором знакомую комнату и посмотрела на Малфоя. – Что произошло? – спросила она очень тихо. – Вы упали в обморок, мисс, – Малфой, как мальчишка, провел кончиком языка по пересохшим губам. – Слава Мерлину, наконец-то вы пришли в себя. – Значит, ничего не получилось? – Увы, вы не давали мне никакой возможности. Если бы вы таким же манером ставили блоки при легиллименции, то по поводу Кингсли вам даже слегка поволноваться не пришлось бы. Пока Люциус говорил, Полумна опустила взгляд вниз, на грудь. Не заметить, что она сейчас лежала перед ним полуобнаженной, было трудно, но вскакивать, изображая оскорбленную добродетель, и возмущаться действиями Малфоя, который всего лишь пытался помочь ей прийти в себя, было ещё глупее. Луна подняла руки и, прикрыв ладонями грудь, потянула полочки с пуговками и петельками друг к другу. Люциус разочарованно отвёл в сторону взгляд. – Простите, мисс Лавгуд, – он снова сосредоточенно провёл кончиком языка в уголках губ. – Вы потеряли сознание, я испугался… – Не надо, не извиняйтесь, Люциус, я же понимаю, что вы только хотели помочь мне, – Луна улыбнулась. Она впервые назвала его просто по имени, без всякого официоза. Малфой перевел дыхание, пытаясь сфокусировать зрение на какой-то коробке, стоящей в углу, чтобы не было соблазна вновь повернуться, пока она застёгивала и поправляла рубаху. – Ну, похоже, на сегодня у нас все попытки исчерпаны. Вам надо отдохнуть. – Прошу вас, не уходите, – Луна приподнялась на кровати и, протянув руку, провела пальцами по его плечу. – Я боюсь. –Здесь вам, по крайней мере, пока, ничего не грозит, – Малфой развернулся к ней и посмотрел на её бледное лицо, чуть ниже уровня глаз, стараясь не поднимать взгляда. – Да, конечно, – Луна снова улеглась на подушки. – Вам пора домой. Простите, я не знаю, что на меня нашло, и я… – Я могу остаться с вами ненадолго, чтобы вы смогли успокоиться окончательно. Как голова? – Кружится. – Давайте сделаем так: я посижу рядом, а вы постараетесь заснуть. Луна кивнула. Малфой скинул роскошный сюртук, оставшись в шелковой рубахе, которая была украшена у ворота золотой камеей, стянул ботинки и присел на постель возле Полумны, упершись спиной в невысокую боковину кровати. Девушка положила ему голову на бедра и прикрыла глаза. Положение было довольно щекотливым. Мужчина прекрасно понимал, что ситуация запутывается с невероятной быстротой, и что сама Луна, может, конечно, и неосознанно, но провоцирует его именно, как мужчину. Малфой попытался взять себя в руки и решил изо всех сил постараться хотя бы какое-то время не думать о ней, пока девушка будет спать. Теплые мягкие густые пряди жгли ему кожу через тонкие шерстяные брюки, и Люциус с грустью убедился, что он практически не в состоянии абстрагироваться от присутствия Полумны: она лежала на его ногах и была слишком близко. Каждый ее вздох, каждое почти неуловимое движение головы были так явственны, так очевидны и вызывали неутолимое желание прикоснуться к ней. Не в силах совладать с собой, Люциус провел по её волосам и лбу пальцами, прикрыл глаза и тоже попытался уснуть, но сон никак не шёл к нему. Он вздохнул и перевел взгляд с ее лица в сторону открытого окна. Присущая лишь детям откровенная вольность в поведении его подчинённой, не давала мужчине покоя. Девушка была настолько проста и чиста, что любое, даже самое безобидное, но чуть нескромное действие с его стороны, как он думал, могло бы разрушить эту странную, волнующую связь между ними, возникшую пока лишь только благодаря общей неприятности, связанной с Министерством и этим странным делом с магглом. Спасибо ей за то, что она вообще решилась ему помочь и рассказала всё, что сумела узнать про заговор министра против него. Стоило бы подумать именно об этом, но рядом с этой девочкой он никак не мог сосредоточиться на насущных проблемах, решение которых лежало в плоскости грязных интриг и козней, в кои Шеклболт бесцеремонно вовлек и бедолагу Лавгуд. Он опустил взгляд на Луну. Она чуть пошевелилась и повернулась набок. Ладонь девушки коснулась его колена, волосы мягким покрывалом легли на её спину. Люциус чуть улыбнулся, рассматривая милый, забавный, почти детский профиль своей избавительницы. Не было никакой возможности забыться. Воображение мужчины тут же нарисовало восхитительную картинку, главным действующим лицом которой он, несомненно, желал бы оказаться прямо сейчас. Малфой был человеком рассудительным, здравомыслящим, умеющим отличать реальность от цветистых мечтаний, точно взвешивающим все возможности и невозможности, и он мог с уверенностью сказать, что такое вполне допустимо, так как сердцем чувствовал взявшуюся непонятно откуда, пусть и немного странноватую, неизвестно на чем основанную приязнь к нему со стороны Полумны. Её голос, движения, аромат тела – всё вызывало в нем в данную минуту не грязную животную похоть, а какое-то непреодолимое желание почувствовать ее прикосновение, ласку, схожее с наваждением, мороком. Ему хотелось, чтобы она сейчас приподнялась, несмело провела по его щеке ладонью и припала к его губам, и пусть бы этот поцелуй растворил в себе всю несуразицу теперешнего положения и просто позволил им сделать следующий шаг, чтобы насладиться друг другом. Он – взрослый, прожженный, хитрый, и она – такая невинная, такая чистая. Малфой еле сглотнул, ощущая, как по спине через каждый позвонок прокатывается зыбь удовольствия. Если тело реагировало так на незатейливую фантазию, то на что оно будет способно, если окажется, что плоды его воображения вполне могут претвориться в жизнь? Запутавшись в сладких мечтах, как в паутине, Люциус и сам не заметил, как отключился и заснул, положив руку на плечо Полумны. *** – Мистер Малфой… Люциус поморщился и открыл чуть опухшие от сна глаза. С пробуждением боль принялась атаковать тело, застывшее в неудобной позе. Заныла спина, а затекшие под головой Луны бедра начало неприятно покалывать, точно иголочками. Заснув полусидя, он так ни разу и не двинулся, чтобы не побеспокоить Полумну, а вот теперь это благородство дало о себе знать ломотой в мышцах и суставах. – Мисс Лавгуд, как вы? – Малфой едва справился с желанием зевнуть, зажмурился и, распрямив онемевшие руки, с удовольствием потянулся, чувствуя, как в конечностях кровь начала стремительный бег по самым маленьким сосудикам. – Мы долго спали? – Два часа, – Луна придвинулась и уселась рядом с ним, упершись, как и он в стену спиной. – А который сейчас час? – Половина второго ночи. Люциус медленно повернул голову и взглянул на сонную Лавгуд. Её растрепанные волосы смешно сбились на затылке в презабавное гнездо, рубаха была расстёгнута до середины груди. Он и забыл, как может прелестно выглядеть женщина после сна, какая она – настоящая. Уже много лет назад, ещё до Второй магической войны он и Нарцисса решили, что спать вдвоём в одной постели нет никакой необходимости, и каждый для себя устроил по своему вкусу роскошную спальню. Личные апартаменты супругов находились в разных концах мэнора. Рядом с Луной вдруг всплыли почти забытые воспоминания о собственной семейной жизни времен далекой молодости и привнесли в это пробуждение какую-то горечь, даже отчаяние. Все они показались Люциусу такими нереальными, точно головокружительная страсть, милые шалости, пьянящий восторг и наслаждение, присущие отношениям всех без исключения молодых супругов, поженившихся по любви, случились с ним и его женой в другой жизни. Как же давно это было! Тогда его Цисси была просто милой девушкой, одной из самых красивых женщин магического мира, она любила его, и казалось, была с ним счастлива. Что произошло между ними? Когда всё это превратилось в рутину и протокол? Люциус чуть улыбнулся, припоминая, как каждое утро его молодая красавица жена лично приносила ему завтрак в постель, прогоняя всех домовиков из спальни, присаживалась напротив и смотрела, как он ест, тихо любуясь каждым его движением или улыбкой. Как же так случилось, что все эти прелести совместного времяпрепровождения стали утомлять их, потом раздражать, после он лично предложил ей завтракать отдельно друг от друга, а через какое-то время и сама супруга ошарашила его предложением с отдельными спальнями. Нет, он не переставал по-своему любить её и, тем более, ценить, уважать, гордиться её манерами, красотой и безупречной древней родословной. Почему же нет больше между ними тех волнующих искр, огня, заставляющего кипеть кровь. Что же осталось? Пепелище? Нет, конечно. Слишком многое создавалось ими обоими, и он научился ценить то, что у него есть. Наверное, ничего не изменилось, просто прежний малфоевский антураж подернулся инеем, а обычные человеческие желания, незатейливые мечты обросли толстой коркой льда. – Вы молчите… – вдруг тихо произнесла Луна. – Почему вы молчите? Люциус вздохнул, уселся удобнее на постели, но не проронил ни слова. Девушка повернула голову и взглядом скользнула по точёному профилю, шее, наглухо закрытой шейным платком с камеей, плечам. Она снова отвернулась. – Я хотела бы поблагодарить вас за желание помочь мне. – Не стоит, это и в моих интересах. Поверьте, мне самому не очень-то нужно, чтобы Кингсли увидел меня голым в вашем доме… – Люциус усмехнулся. – Да, это та ещё картина… Они на пару улыбнулись и опять примолкли. – Мне почему-то кажется, что вы не собираетесь уходить, мистер Малфой. Я это чувствую, – вдруг проговорила Луна, прикрыв глаза. Она выпалила эту фразу с таким выражением в голосе, будто все самое ценное, что у нее оставалось в жизни, ставила на кон. – Чувствуете? – он вздрогнул, но не повернул головы. – А что ещё вы чувствуете? – Я чувствую, что вы очень хотите поцеловать меня... – она резко оборвала себя. – Даже так? – Люциус выдохнул и посмотрел на Луну, чуть повернув голову в её сторону. – Ну, мало ли, чего мне хочется… – протянул он уклончиво, боясь сказать что-нибудь неподобающее или оказаться в нелепом положении. – Только ведь вы этого не хотите. – Хочу… Малфой снова вздрогнул, не поверив своим ушам, после чего развернулся к ней всем телом и медленно положил ладонь на её колено. Девушка продолжала спокойно сидеть возле прикроватной боковины, только, почувствовав касание теплой мужской руки, дерзко подняла взгляд и посмотрела в его глаза. Сейчас они были не холодные и равнодушные, какими они казались ещё совсем недавно, а теплые и невероятно красивые. – Вы уверены, что это не последствия от ударов после моей магии? – с наигранной издёвкой прошептал мужчина, с трудом справляясь с подступающим желанием. Его охватила блаженная истома, внизу живота уже разлилась тёплая волна страсти, порождённая её близостью, запахом и горячим свежим дыханием. – Давайте, я помогу вам развязать ваш платок. Он вас душит. Не дождавшись ответа, она принялась отстёгивать камею, после чего медленно потянула за уголок ткани. Шёлковый платок легко скользнул по шее, и через пару секунд Малфой смог свободно вздохнуть. Луна замерла, как под Патрификусом и, почти не дыша, не отрывая от мужчины взгляда, смотрела на его кадык и на две малюсенькие родинки возле него. Когда она раздевала его первый раз, она не обратила на них внимания. Сейчас ее память была готова впитать в себя каждую клеточку его тела. Люциус Малфой в эту минуту показался ей самым невероятным мужчиной, самым красивым и обаятельным, а его гипнотический взгляд и дерзкая ухмылка, за которой он прятал растерянность и едва сдерживаемый юношеский восторг, довершали в воображении девушки образ некоего абсолютного совершенства, к которому она паче всякого чаяния получила возможность прикоснуться. Луна понимала, что его попытки сохранить лицо – всего лишь защитная реакция. Она давно уже поняла, что у человека кроме наружности есть еще и изнанка, особенно, когда стало известно о том, кем и каким был покойный профессор Снейп. Какую бы мину не пытался смастерить в данный момент Люциус, в его серых глазах читалась какая-то грусть и даже оторопь. Что она может означать? Что скрывается за этой идеальной оболочкой? Очередная его прихоть или нечто большее? – Луна, я не могу больше, не дразни меня, я ведь нормальный мужчина… И на многое в такой ситуации способен… – сдавленно процедил Малфой, опустив взгляд на её губы, за которыми сверкнули белые зубки. Похоже, он даже не заметил, как вновь отбросил все условности и назвал ее на «ты». – Я не дразню, – она сама приблизилась к нему и первой дотронулась своими мягкими, точно лепестки орхидей, устами до его чуть суховатых от частого дыхания губ. Это был даже не поцелуй, а лишь легкое касание, но даже оно ошеломило Малфоя, ввергло в оцепенение, перепутало всё в голове. Люциус несмело, дивясь собственной, несвойственной ему робости, проник в её рот языком; своими горячими и пылающими губами он захватил верхнюю губку девушки, сжал ее и, почти сходя с ума от осознания того, что все это происходит с ним наяву, медленно продолжил исследование неведомый ему ранее территории – запретной, таинственной и потому такой желанной. Луна тотчас подхватила его игру: нежно положила ладони на его лицо, затем только подушечкой пальца невесомо провела туда-сюда по его гладкому умному лбу в том месте, где начинается линия роста волос, и принялась отвечать на поцелуй с удивительной страстностью, которой он от неё не ожидал. Люциус представить себе не мог, что сплетение двух языков и соединение губ может напоминать битву… Или хитроумную игру с непредвиденными ловушками и погоней. Полумна оказалась весьма виртуозной, непредсказуемой, капризной и требовательной особой, а главное, и Малфой понял это сразу, она не собиралась ему подчиняться; каждое её движение, взмах ресниц, взгляд – всё говорило только о том, что это именно он сейчас окажется в её власти. И он жаждал этого. Кто бы мог разгадать эту его тайну? Да никто и никогда. Люциус Малфой не производил впечатления бессловесной шестерки. Мало было на свете тех, под кого он мог прогнуться, кому с готовностью подчинился бы. Он всегда чутко улавливал энергетику натур более сильных, чем он, и безошибочно выбирал наиболее подходящую манеру поведения в отношениях с этим человеком. Лорда он боялся до одурения, это правда, чего уж вилять, а уж ради жизни близких людей он был готов на многое, почти на все. Да, пусть кто-то считает его скользким и изворотливым типом, это амплуа не самое недостойное. Гораздо меньше он желал бы прослыть ренегатом, как эти… Уизли, позабывшие о том, что такое наследие предков, подлинное величие чистокровного волшебника и сила рода, путающиеся со всяким отребьем, вроде грязнокровки Грейнджер или, того хуже, с женщиной, в чьих жилах даже не человеческая кровь течет, а существа, «приравненного к разумным». Может, только благодаря своей этой ушлости он остался жив, да еще и свободу сохранил, в придачу. И семью сумел сберечь в целости и сохранности. Нарцисса, конечно, молодец, все правильно сделала, умница. Как чувствовала, что Поттер свое возьмет. Со многими остальными он держал марку твердого, волевого, бескомпромиссного типа, особенно когда дело касалось его карьеры и положения семьи Малфоев в магическом мире. Что было скрыто Люциусом за семью печатями от всех, даже от собственной жены, так это его личные предпочтения в сексе. Нарцисса в силу воспитания была уверена в том, что глава рода должен быть жестким и не допускающим никакой вольности человеком. Она с первого дня их супружества видела своё предназначение в том, чтобы служить ему и семье. Муж с каждым годом все больше приобретал в её глазах репутацию тирана, который, будучи воспитанным таким же тираном, способен только повелевать. Нарцисса даже предположить не могла, что на самом деле всё было с точностью до наоборот. В постели он мечтал подчиняться и покоряться, желал быть податливым и услужливым и, естественно, такие желания супруга были неведомы Нарциссе, видящей только то, что лежало на поверхности, что было привычно и приемлемо. Люциус понимал, что для нее такие вещи недопустимы, и смирился, отступился, вернее, отступил. С Луной обстояло всё иначе, и это просто сводило мужчину с ума. От одной только мысли о том, что эта девочка может приказать, заставить, просто возразить, его пробирал озноб, за которым сразу же накатывала горячая волна удовольствия, рождённая капризами его тела и буйством сексуальной фантазии. Люциус уже смирился с тем, что никогда не сможет реализовать свои незатейливые желания и, чтобы не лишиться рассудка, он продолжал нехитрую игру, больше с самим собою, чем с окружающими, в надменного, высокомерного поганца, какого в принципе и ожидали видеть в нем все, кто его знал. Сейчас же, когда небеса вдруг наградили его возможностью этого неожиданного тайного, просто невероятного сближения с милашкой Лавгуд, в которой, как оказалось, уживались не только наивность и детскость, но и страстность, настойчивость, пылкость, он вдруг решил позволить себе открыться перед нею. С Луной он не боялся быть непонятым, отвергнутым. А ещё ему безумно хотелось ласки. Настоящей ласки и нежности, о которой он мечтал, но не знал, вернее, знал, но почти забыл, что это такое. Только его мама была с ним такой. Прекрасная Нелли Малфой, чьи руки были нежны, а глаза при виде единственного сыночка всегда сияли неподдельной любовью и восхищением, баюкала его, когда он был малышом, ласкала, целовала в макушку и постоянно твердила, что из него получится самый замечательный мужчина на свете. Позже, когда мальчик чуть подрос, его воспитанием занялся отец, довольно-таки жестокий и бессердечный тип. У Абраксаса Малфоя было своё понимание и видение будущего единственного отпрыска. Его потомок должен был уметь многое из того, что принесло славу их роду и фамилии, в первую очередь – откровенное презрение к нечистокровным волшебникам и магглам и второе – умение проявить свою силу и твердость в любой ситуации, даже если речь шла о собственной семье. Прелестная Нарцисса также была уверена в том, что такой мужчина, как Люциус, желает именно повелевать, наслаждаться своей мужской мощью и брать всё и вся именно как завоеватель. Юной миссис Малфой и в голову не могло прийти, что каждый раз, когда муж ложился с нею в постель, он ждал и надеялся на её порыв, её смелость, на то, что она просто поймет его и подхватит эту игру. Разве это такое уж невыполнимое желание? Говорят, что с годами женщина становится более сексуальной, но чем больше проходило лет, тем реже в глазах Нарциссы зажигался огонь желания, а уж после войны он и вообще погас. Люциус не винил жену в этом, прекрасно понимая, что сам стал из-за своей рискованной игры причиной пустого недоверия и отчуждённости. Можно было ещё всё исправить, но ему этого уже не хотелось. Только не с Нарциссой. – О чём ты думаешь? – донесся до него голос Полумны. Она всё ещё держала его лицо в своих мягких ладошках и, чуть прищурившись, смотрела ему прямо в глаза. – Ни о чём… – прошептал Люциус и навис над девушкой, упираясь руками по обе стороны её тела. – Ты хочешь уйти? Даже не думай об этом! Я не отпускаю тебя, – прошелестел голос Полумны над его ухом, и она вновь прикоснулась к его истерзанным губам. – Не отпускай, только не это… – Тогда ложись на постель, – Луна изящно вытянула ножку и перекинула её через торс мужчины. – Я хочу видеть тебя всего. – Но ты же видела меня голым, – попытался отшутиться Люциус, а в груди у него всё обожгло, и казалось, что даже дыхание его стало нестерпимо горячим, точно у дракона. – Это совсем другое, прошу, сделай так, как я хочу, – девушка улыбнулась, провела рукою по его шее и, подцепив пальчиками ворот белоснежной шёлковой рубахи, потянула в сторону, оголяя широкое плечо. Люциус тут же подчинился, перевернулся на спину и улёгся на подушки. От частых глубоких вздохов закружилась голова, грудь, точно кузнечные меха, стала вздыматься выше. Люциусу показалось, что он преодолел на метле Па-де-Кале, борясь с ураганом, или пробежал за час марафонскую дистанцию. – Ты так на меня смотришь… Странно все это как-то... – Почему? – Луна принялась расстёгивать пуговички на его рубахе. – Я просто любуюсь тобою. – Я старше тебя на двадцать семь лет. – Это минус или плюс? – девушка склонилась и притронулась губами к его коже на груди, чуть выше соска. – Ты хочешь сказать, что это нам помешает? – Нет, просто… – он не знал, что говорить дальше, да и не мог. Луна, такая юная, легкая, как перышко, свежая, словно весенняя листва, принялась, едва притрагиваясь губами, целовать его гладкое холеное тело. Он закрыл глаза и вновь глубоко вздохнул. – Ты очень красивый, – откровенно промурлыкала она и провела руками по впалому животу. – А твой Скамандер? Он ведь тоже, говорят, очень красивый. – Он красив по-другому, иначе… – она начала расстёгивать пояс брюк, не переставая целовать его. Губы девушки порхали по телу мужчины, а проворные руки пытались справиться с ремнем. – Луна, – еле выговорил мужчина, пытаясь отвлечься от боли в паху. – Ты ненормальная… «Если она не дотронется до него сейчас же, я просто тронусь». – Я не знала, что хотеть тебя это значит, быть ненормальной, – игриво и, как всегда спокойно ответила девушка, справившись, наконец, с бляхой ремня. – Ты утром пожалеешь об этом, Луна, – еле выдохнул он, когда почувствовал, что её пальчики коснулись головки члена. Больше он не хотел думать ни о чём. На секунду приоткрыв глаза, мужчина увидел самую потрясающую и прекрасную картину: белокожая красавица, с длинными, чуть вьющимися волосами и бездонными, как само небо, глазами, чуть улыбаясь, смотрела на него с нескрываемым восхищением. Сейчас она сделает то, о чем он мечтал, и сделает так, как хотел бы он, как это чувствовал. Люциус просто шалел, осознавая, что сейчас эта невероятная маленькая женщина – невообразимый коктейль, смешанный из невинности, напора, откровенности – будет владеть им, как ей заблагорассудится. Луна стянула с него носки и брюки, бросила одежду на пол и взяла Люциуса за запястья. Скользя жадным, почти безумным от желания и восхищения взглядом по его обнаженному телу, она завела руки за его голову, блокируя движения. На несколько секунд мужчина и девушка выпали из реальности, и только бешеный ритм двух сердец говорил о том, что они еще на грешной земле, а не в раю. – Ну… – Люциус приоткрыл глаза и умоляюще посмотрел на Полумну, чуть краснея от осознания того, что он полностью раздет, а она по-прежнему в рубашке и старенькой выцветшей юбке. – Надеюсь, ты не потребуешь опять опустить его… – он, блаженно вздохнув, скосил глаза вниз и попытался улыбнуться. – Только попробуй это сделать! – непривычно низким грудным голосом произнесла Луна, еще крепче сжимая мужские запястья своими маленькими руками. Конечно же, он смог бы легко вырваться из этого незамысловатого плена, но сейчас он вряд ли преследовал подобную цель. Малфой запрокинул голову, наслаждаясь и умирая под ласками возлюбленной – страстными, жгучими, приправленными ароматом невинности. Тем временем Луна принялась покрывать поцелуями его скулы, губы, подбородок, одновременно проводя по мускулам крепких натренированных рук своими ладонями, которые она опустила вниз, сначала к плечам, а потом ласково провела ими по бокам, выводя замысловатые узоры около тазовых косточек. И его, и её дыхание резко участились, когда Полумна опустилась к узким бедрам мужчины. Он так вздрагивал, так глухо и отрывисто постанывал, что от одного этого можно было двинуться умом от удовольствия. Все происходящее смахивало на абсурд, игру в невозможное, но именно это и заводило их обоих всё сильнее и сильнее. Люциус, томясь в сладком плену напора Луны, то взлетал вверх, туда, где существует только грозящая пустота, скрывающая мириады холодных звезд, то тут же падал вниз, в дымящуюся лаву блаженства, шалея от скорости дикого потока, несущего его сознание к краю бездны. Луна обхватила губами головку и тут же проникла кончиком языка в крохотное отверстие. Люциус весь напрягся и приоткрыл рот. Он пытался сдерживаться, почти не стонал, только выгибался и морщился, хватаясь руками за простыни, резко приподнимал бедра, стараясь проникнуть вглубь ее рта, и тут же опускал их, закрывая ладонями лицо и пылая, словно в Адском пламени. – Ты невероятна, – прошептал он между ударами сердца, которые, казалось, готовы были пробить грудную клетку. – Что это? – вздрогнул он, сквозь шум в ушах расслышав резкий свист, сливавшийся с далекими раскатами. – Это ветер. Будет гроза… Как тогда, – девушка вновь склонилась к его паху и лизнула подергивающийся член, словно леденец. У Люциуса все внизу просто гудело, ныло, казалось, что мужская плоть его вот-вот разорвется на части от напряжения. Ему было безумно больно и сладко одновременно, но Луна не спешила. Окно все еще было открыто. Ветер, не встретив препятствия, легко проник в комнату, задул свечи и подхватил волосы Луны, резвясь, как ребенок: то полностью окутывал ими её лицо, то приподнимал легкие локоны вверх. Это завораживало, как все, что находится за гранью рассудка, вне понимания, заставляло замирать, как можно замереть, созерцая только хрустальную, подлинную красоту. Люциус был не в состоянии прикрыть глаза, перевести дыхание; он оказался в том состоянии, когда исступление и чувственность, схлестнувшись в одной точке, ликуя и празднуя победу, ввергают своего подопытного в неизбежную опасность, грозящую смертному даже после бури. Луна чуть приподнялась на его бедрах, стянула с себя рубаху, юбку и трусики, откинула одежду в сторону, взяла руки Люциуса и положила его тёплые ладони на свои маленькие грудки. Он совсем обезумел от желания при виде ее обнаженного тела. Помешательство было близким, а наслаждение от прикосновения парализующим. Ветер, гуляющий по комнате, холодил кожу, покрывая её мурашками с головы до пят, но внутри у них обоих при этом все пылало, наверное, жарче, чем в преисподней. – Луна, я хочу тебя… Прошу, сделай хоть что-нибудь, – на одном дыхании произнес Люциус, едва справляясь с ролью подчиняющегося. Ещё миг, и он просто перехватит инициативу, подхватит гибкую девичью фигурку на руки, перевернет на спину и погрузится, наконец, в желанную влажную тесноту. Резкие острые точки, пляшущие перед глазами, мешали ему наслаждаться красотой юного тела. Он не выдержал, приподнялся, напрягая пресс, и припал губами к её груди. Ему до одури хотелось впиться ртом в эту мягкость, но он только лизнул горячим языком розовый сосок и поводил губами по кругу, заставляя его затвердеть. То же самое он проделал и со второй грудью. Полумна постанывала, закрыв глаза, и наслаждалась, став заложницей не только крепких мужских рук, но и ветра; в объятиях этих двух безумцев ей было непозволительно хорошо. Ласки этого сумасшедшего дрита* – невидимого сорванца – холодили и заставляли вздрагивать от проникновенного отчаяния, а теплые руки Люциуса дурманили, плавили кожу, вынуждая неметь в изнеможении. Рука мужчины смело скользнула вниз. Он приподнял девушку и дотронулся пальцами влажных складочек. – Да, – прошептала она, не открывая глаз. – Ещё… Люциус подхватил Полумну и, перевернув на спину, уложил на остывшие из-за холодного ветра простыни. Первые капли дождя тут же ударили в стекло, и оно ответило ему протяжным звоном, похожим на эхо. Ветер, разыгравшись не на шутку, с каждой секундой усиливался. Он сорвал прозрачный тюль с окна, перевернул горшок с каким-то цветком, но и это не заставило Луну и Люциуса отвлечься друг от друга даже на миг. – Моя роза… – Ничего, я подарю тебе другую… Мужчина склонился над девушкой и хищнически улыбнулся, давая понять, что теперь настал его черед доводить её до неистовства. Приподняв тонкую ножку за икру, он припал к её бедру, а потом, продолжая ласкать и целовать, приник к набухшим губкам, едва прикусив их. Луна выгнулась и застонала, почти плача, после чего закинула ножку на его плечо и приподняла бедра ещё чуть выше. Чистый, как ему показалось, почти детский запах женского естества, опаленного желанием, просто ошеломил Малфоя. Он уже был не в состоянии остановиться, даже просто притормозить. Его язык проникал глубже и глубже, зубы слегка прикусывали белую кожу девушки, дыхание обжигало. Полумне, стенающей под этими ласками, казалось, что там, внутри неё, пульсирует одновременно всё – каждая клеточка, каждый нерв, а мгновение подлинного помешательства, перемешанного с напряжением и горячкой, подступая ближе и ближе, вот-вот вырвет из тела душу и помутит сознание, пусть даже всего на несколько секунд. – Ты такая красивая, – прошептал он, еле оторвавшись от неё. – Девочка моя. – Люциус, милый, я хочу не так… – продолжая всхлипывать, еле проговорила Луна и тут же выскользнула из его крепких рук, не сильно сжимавших её белые ноги. Она встала перед ним на колени и, слегка надавив на его грудь, повалила на спину. Голова Люциуса оказалась там, где только что были их ноги. Его длинные белые волосы, свисая с края невысокой кровати, доставали почти до пола. Полумна опять перекинула ножку и медленно насадилась на него, чувствуя, как он заполняет её всю до предела. Сверкнула яркая молния, и через мгновение раздался оглушающий раскат грома. От этого внезапного резкого звука девушка вздрогнула, и внутри ее тела мышцы рефлекторно сжались. Люциус был просто не в состоянии выдержать подобное: он протяжно застонал в голос, чувствуя неописуемое наслаждение, пронзившее его насквозь. Казалось, сама природа благословляла их – трепещущих, тянущихся друг к другу без раздумий и условностей и, может быть, впервые в жизни, совершенно настоящих… – Луналуналуналуна… – хриплый баритон с серебристым оттенком пронзил слух девушки своей откровенностью, – ты моей смерти хочешь?! Что ты творишь со мной, полоумная моя?.. – Сам дурак… – улыбаясь, прошептала она, выгибаясь, точно кошка. Люциус и Луна переплели пальцы рук, и она начала тихо двигаться, стараясь подобрать нужный темп. Он пытался сам чуть двигать бедрами, но она тут же останавливалась, не давая ему верховодить. Люциус откинул голову и зажмурился, пытаясь подстроиться под неё. Мужчина был почти готов: ему вполне хватило бы пары более резких и быстрых движений, и он бы кончил, но Луна всё оттягивала и оттягивала этот момент, словно решила помучить его. У него от напряжения тряслись руки, на которые Полумна опиралась своими ладошками, а в горле совсем пересохло. Вторая молния была ещё ярче. Она осветила тело девушки волшебным светом, а вслед за ней грянул гром, и новый раскат был еще более оглушительным, чем первый. Любовники, не сговариваясь, сообразили, что подстроиться нужно именно под эти вспышки и раскаты, так как третья и четвёртая не заставили себя долго ждать. Толчок – молния, толчок – гром, толчок – молния, толчок – раскат. Невероятно сильный дождь, добавлял этому безумию музыки. Люциус, чувствуя подступающий жар внутри ее тела, больше не мог сдерживать себя. В эту секунду ветер ударил по оконной створке. Тонкое стекло вдребезги разбилось, и этот хрустальный звон стал для мужчины сигналом. Он гортанно застонал и резко выгнулся вверх. Луна запрокинула голову, чувствуя одновременно, и как резкая струя спермы заполняет её лоно, и как все ощущения, бешено пульсирующие внизу живота, закручиваются в тянущую сладостной болью воронку. Взрыв, трепетный миг чистейшего удовольствия, и вот уже тело понемногу начинает отходить от напряжения, обмякает, словно все кости в нем исчезают неизвестно куда. Она с громким всхлипом упала на грудь мужчины, тяжело и часто дыша. Люциус обнял Луну. Прижимая девушку к скользкой от холодного пота груди, он постарался выровнять дыхание, поцеловал возлюбленную в светлую макушку и, взяв её лицо в руки, впился в нежные губы жадным поцелуем, проникая глубоко и настойчиво. – Ты моя девочка, только моя, – сказал он, когда оторвался от неё. – Даже и думать не смей о другом. – Что ты говоришь, Люциус? Я невеста, мы с Рольфом скоро поженимся. – Этому не бывать, слышишь? – он держал её крепко, смотря прямо в глаза. – Я тебя ему не отдам. Ты только моя. Я же умру, если тебя потеряю. Третий раз… уже третий раз – Забудешь, – улыбнувшись, ответила она. Луну всё ещё сильно потряхивало после оргазма, озноб и слабость овладели её хрупким телом. Она должна была признаться самой себе, что ничего подобного, увы, с Рольфом никогда не испытывала. – Что – третий раз? Люциус подхватил её и, откинув покрывало, уложил в постель. – Ты такая дуреха, – произнес он. – Моя маленькая глупышка. Ты в третий раз спасаешь меня за столь короткое время… – И от чего на сей раз? – От одиночества, непонимания, разочарования в себе самом, как в человеке… Как в мужчине. – Пусть так. Иди сюда, обними меня, – она прилегла набок и прижалась к нему всем телом, пытаясь согреться. У них не хватило сил подняться и дотянуться за палочками, чтобы при помощи Репаро восстановить стекло в окне, закрыть створки и почувствовать себя в безопасности и тепле. Так они и уснули под молнии, раскаты, дождь, и скрип старых оконных створок, хлопавших на ветру. ______________ * Дрит (англ. Dryth) – северный или восточный ветер в Англии.