Lasciate ogne speranza, voi chintrate

Эпоха Эдо, 1723 год Сена плавным движением, едва касаясь шёлка кончиками пальцев, отвёл края рукава в сторону, чтобы ткань не задела чашечку гостя. Обнажившееся запястье лизнул ветер – где-то в доме не закрыли окно, и получился сквозняк. Другой рукой он наклонил бутыль с саке над протянутой чашечкой, аккуратной ровной струёй подливая напиток. Пальцы приятно грело о глиняный бок посуды, и это контрастом отличалось от прохладного воздуха комнаты. В Ёшивару пришла поздняя осень и даже выпал первый робкий слой снега, предназначенные для клиентов комнаты хорошо прогревались, чтобы пришедшие с улицы могли отдохнуть, выпить подогретого саке и провести время с очаровательными и всегда послушными юдзё*. Бутыль глухо стукнулась о край чашечки, и Сена на мгновение стиснул зубы. Если хозяйка заметила эту оплошность, его ждёт наказание, как только клиент покинет их дом. Рядом раздался неприкрытый смешок. Сена за один миг смог погасить вспыхнувший гнев и вернуться на своё место с непроницаемым выражением лица. Он опустил взгляд на колени гостя, обтянутые плотной чёрной тканью. Нос щекотал яркий парфюм клиента, казалось, аромат пробрался в горло и прилип к носоглотке. Сена сглотнул несколько раз в желании смыть неприятный привкус. Хозяйка публичного дома продолжила прерванный разговор, пытаясь вовлечь в обсуждение нового распоряжения сёгуната и второго гостя, однако тот оставался равнодушен к ухищрениям женщины. Сена всей кожей ощущал, как скользит по нему взгляд иностранца, по дорогой, расшитой узорами глицинии юкате, по сложенным на коленях рукам. От затылка по спине спустились мурашки: то ли от пристального изучения, то ли от холода. Ему хотелось уйти из этой промозглой комнаты, подняться к себе – точнее, в ту часть дома, где жили все юдзё – и лечь спать. Веки жгло изнутри – сказывался плохой сон на протяжении почти месяца. Сена катастрофически не высыпался, мог зависнуть на простейшем занятии вроде расчёсывания волос гребешком, и ещё немного, и это может сказаться на работе с клиентами. Работе. Сена ненавидел этот публичный дом, и его ненависть росла вместе с ним, становилась гуще с каждым проведённым под этой крышей днём, месяцем, годом. По капле собиралась на самом дне души, заворачивалась одновременно жаркой и ледяной спиралью в животе. Проявлялась фальшивыми улыбками и прокусанными до крови губами. Ненависть поселилась в нём с той секунды, когда в родительский дом зашли «чёрные торговцы», и старшая сестра, слишком гордая, чтобы стать игрушкой для постельных утех богатых мужчин, покончила с собой. Сене не хватало смелости поступить так же, хотя, когда боль скручивала внутренности, а слёзы, казалось, выжигали глаза, он мечтал об избавлении. Некоторые юдзё, особенно только что прибывшие в публичный дом, подбадривали себя призрачной надеждой о скором выкупе и свободной жизни. Через год их блестящие глаза тускнели, и оставались только безукоризненная профессиональная выдержка и пустые сердца. – Хирума-сан, – обратилась хозяйка к тому мужчине, которому Сена подливал саке, с интонацией женщины, знающей себе цену и имеющей право её назначать; интонацией хозяйки дома. – Пожалуйста, расскажите нам что-нибудь. Вы ведь с Запада? Где вы были? – Вам будет скучно слушать о торговле, – ответил иностранец, откидываясь на высокую спинку дайсу*. Одной рукой он опёрся о татами, а другой задумчивыми движениями подносил чашечку с саке к губам. Чёрный приталенный пиджак был застёгнут только на одну пуговицу и немного смялся по бокам. – Тогда расскажите о чём-нибудь другом, – покладисто согласилась хозяйка. Она сама пришла развлекать гостей, а значит, чувствовала выгоду, сравнимо большую, чем от стандартного обслуживания клиентов проститутками. Сена незаметно для женщины и мужчин пересёкся взглядом с другим юдзё, со светлыми, почти белыми волосами и тёмно-зелёными глазами. Это был первый раз, когда их поставили в пару. – О чём, например? – поинтересовался иностранец, лениво растягивая слоги, будто нарочно демонстрируя, что происходящее его ничуть не интересует. Сена на мгновение вскинул взгляд на хозяйку. Её поза выдавала начинающееся раздражение, но она была умной женщиной – другая и не сможет содержать приносящий прибыль публичный дом, и понимала намёки, к тому же столь прямые. Второй мужчина, высокий, широкоплечий, темноволосый и сдержанный, даже скучающий японец, посмотрел на партнёра осуждающе, напоминая о правилах приличия. Тот, к кому хозяйка обратилась по фамилии Хирума-сан, скривил губы в ухмылке и в очередной раз пригубил саке. Их с Сеной взгляды пересеклись над чашечкой в руках мужчины, и по телу Сену прошла дрожь. Он поспешно опустил голову. – Например, о моде. Что носят женщины в тех странах, где вы были? – Про шмотки спрашивайте у этого старика. – Иностранец поворотом головы указал на сидящего слева мужчину. – Меня больше интересуют оружие и диковинные вещи. Сена почувствовал, как последние слова почти физически огладили всё его тело. Хозяйка обернулась к более разговорчивому клиенту и слегка наклонила голову. – На самом деле, я занимаюсь больше мужской одеждой, – объяснил мужчина. Он принял из рук юздё наполненную чашечку саке. Перед ним стоял столик с наполовину законченным ужином. – И всё же. Что вы можете сказать о женщинах Ёшивары? Они достаточно модно одеты? – Они по-своему хороши. Не думаю, что им нужно что-то менять в своём внешнем виде. – Лестно слышать, – хозяйка сложила губы в слегка кокетливой улыбке. – Что ж, не буду больше вам мешать. Пожалуйста, наслаждайтесь едой. Она встала, поклонилась и вышла из комнаты, а вслед за ней вышли и оба юдзё. Собираясь закрыть дверь Сена, не поднимая головы, сказал: – Мы будем за дверью. Сомкнувшиеся створки сёдзи наконец отделили его от ввинчивающегося в душу взгляда.

* * *

Сена едва слышно постучался и, получив разрешение войти, приоткрыл бумажные двери. Склонился в поклоне, сидя в позе сэйдза*, прижав ладони к полу. Сердце вопреки уговорам разума билось слишком часто. Он зашёл в комнату и закрыл за спиной сёдзи. Единственная зажжённая лампа освещала лишь небольшой участок возле приоткрытого окна, под которым с маленьким переносным столиком на коленях сидел иностранец. Чёрные тени причудливо-устрашающе сложились на его лице, и острые черты стали ещё вытянутее и резче. Он читал бумаги, поворачивая белоснежные, исписанные с одной стороны листы к свету. Снятый пиджак висел на деревянной вешалке чёрной брошенной птицей. Мужчина остался в рубашке с закатанными рукавами и тёмном жилете. Ботинки стояли под вешалкой, развёрнутые острыми носками к входу, как кончики ножниц. Сена замер на середине комнаты, стараясь не смотреть на приготовленный футон. – Умеешь читать? – нарушил молчание иностранец, не отрывая взгляда от листов. – Немного, господин. – Уважительное обращение сорвалось с губ естественным и тщательно отработанным образом. Юдзё во время обучения били по пяткам деревянной палкой, если они выговаривали слова недостаточно подобострастно и пленяюще. – А писать? – Только самое необходимое. – Что, например? – В голосе мужчины было не больше интереса, чем во время разговора с хозяйкой. – Название дома, своё имя и имена гейш и некоторых юдзё. – Кстати, я не слышал твоего имени. – Хирума-сан отложил бумаги в сторону и направил колкий изучающий взгляд на Сену. Сена назвал своё имя, полученное от предшественника, отданного в другой публичный дом, и, как учили, пояснил: – Оно переводится как «весенняя любовь». Иностранец хмыкнул. Его развеселила циничная традиция давать проституткам публичных кварталов красивые невинные имена. – А настоящее какое? Сена ответил на секунду позже, чем должен был: – Я не помню его, господин. Его имя – единственное, что принадлежало только ему. Единственное, что у него не смогут отнять. – Раздевайся, – неожиданно велел мужчина, и Сена невольно вздрогнул. Он потянул за конец пояса, и слабо завязанная полоска красного шёлка послушно поддалась пальцам, сползая на пол. Взявшись за края юкаты, Сена медленно развёл их в стороны, обнажая голое тело. Ткань соскользнула с плеч и повисла на сгибах локтей, подол убитым драконом с пятнами крови на белой чешуе собрался у его ног. Юдзё обучали соблазнять взглядами, движениями кистей или бёдер, словами и жестами. Сена не мог заставить себя двигаться и только стоял, открытый и податливый всему, что с ним захочет сделать клиент. Хирума-сан поднялся на ноги, отставив письменный столик, и в два широких шага оказался напротив Сены. Окружающее пространство вновь заполнил уже почти выветрившийся аромат парфюма, и его не перебивали даже недавно нанесённые на юдзё духи. Мужчина двинулся в сторону, обходя по дуге, и замер за спиной Сены. – Распусти волосы. Сена завёл назад руку и вытянул из плотно собранного пучка резную деревянную спицу, тряхнул головой, помогая скрученным волосам распрямиться. Длинные пряди, будто ранее сдерживаемая преградой река, стремительно упали вниз и коснулись кожи. Сена почувствовал, как мужчина провёл по ним пальцами, а затем его ладонь легла между лопаток и стала спускаться, сдвигая юкату всё ниже. Повинуясь невысказанному приказу, юдзё опустил руки, и тяжёлая ткань полностью легла на пол. Дыхание Сены участилось, а тело, приученное к ласкам, слабо откликнулось на прикосновения. Иностранец, не отрывая пальцев от нежной и тщательно вымытой кожи, обошёл Сену и снова встал перед ним. Он был больше чем на голову выше и стоял настолько близко, что юдзё пришлось бы запрокидывать лицо, чтобы встретиться взглядами. Прохладные пальцы, коснувшись руки, перешли на живот и соскользнули на гладкий лобок. Сена подавился воздухом, когда Хирума-сан коротко стрижеными ногтями несколько раз поцарапал раздражённую кожу с едва ощутимыми волосками. – Сам выбрил или заставили? – низким голосом спросил мужчина, наклоняясь и почти задевая губами лоб юдзё. Сена сглотнул и выдавил: – У юдзё нигде не должно быть волос, господин. Хирума-сан хмыкнул и отстранился, сделав шаг назад. Сена смог вдохнуть глоток воздуха, не наполненного чужим запахом. Его тело подрагивало, удовольствие медленно скручивалось в паху. Он поджал пальцы ног, пытаясь взять своё тело под контроль. – Ложись, – велел мужчина. Сам он принялся расстёгивать жилет, а затем и рубашку. Сена спиной лёг на футон, сдвинув одеяло и подушку на самый край. Он мог видеть, как Хирума-сан вешает одежду поверх пиджака, а брюки – на спинку дайсу. Нижнее бельё он просто стянул и оставил на полу. Сена прикрыл глаза, когда мужчина развернулся в его сторону. Движения воздуха и ощущение чужого присутствия действовали возбуждающе. Сена стиснул кулаки, плотно прижав их к бёдрам. Под закрытыми веками плясали цветные точки, лёгкие жадно вкачивали воздух. Прохладные ладони обхватили его ноги и развели в стороны, заставив согнуть в коленях. Сжавшихся мышц ануса коснулся палец, проверяя. Сена чувствовал, как жаркая волна сначала накрывает щёки, а потом спускается по груди к паху. Он лишь сильнее зажмурил глаза. Хирума-сан взял его не нежно и не грубо, двигаясь ровно и без сознательного причинения боли. Сена дышал часто и поверхностно, комкал пальцами простынь и сдерживал стоны. В какой-то момент он не смог больше держать глаза закрытыми и уставился в потолок, уводя взгляд мимо склонившегося мужчины. Обычно юдзё остаются с клиентом до утра, если сам гость не против. Сена заснул мгновенно и проспал гораздо дольше, чем имел право. Открыв глаза и осознав, что комната освещена не утренними бледными лучами солнца, а уже дневными, согревающими, он подскочил на футоне, озираясь. Хирума-сан, как и прошедшим вечером, сидел за письменным столиком и писал. Сена забормотал извинения, спешно облачаясь в юкату и приводя себя в надлежащий вид. Самостоятельно собрать длинные волосы в аккуратный пучок у него не получилось бы, поэтому пряди остались свободно лежать за спиной и на плечах. Мужчина жестом руки оборвал извинения и, ухмыляясь, сказал: – Лучше принеси завтрак. Из-за тебя я голодный.

* * *

Ёшивара – это место, где секс и ненависть перемешались в единую смесь. Где первое, чего требуют: забыть своё настоящее имя. Где указывают: «Теперь это твой дом и место работы». Место, где говорят: «Ты должен стать превосходным юдзё». «Ты должен хорошо уметь ублажать клиентов». «Ты должен работать, пока приносишь прибыль». Ёшивара ломает тысячи жизней и от этого становится лишь прекрасней, как Кумихо, обольщающая мужчин и съедающая их сердца. Она стала единственным доступным миром для Сены, и он никогда не думает, что сможет вырваться из её когтей. Провожая очередного гостя, склонившись в почтительном поклоне на пороге публичного дома, он слышит брошенные через плечо слова: – Учись писать. В следующий раз проверю. Сена вскидывает голову и провожает взглядом уходящих мужчин. Ёшивара предупреждающе скалит зубы. ------- Примечания: Юдзё – собирательное название проституток и куртизанок (но не гейш) публичных кварталов. Дайсу – стул с высокой спинкой и без ножек. Сейдза – поза сидения на коленях.