Ночные полеты Гарри снова сменил на вечерние, опасаясь не сдержаться и заглянуть в «запретное» окно. Искать новые загадки не хотелось, потому что разум бередила прежняя – нераскрытая. Пролетая в очередной раз мимо Северной башни, Гарри таки решился и приблизился к окну, в котором впервые увидел незнакомку. Он спустился ярдов на пять-семь ниже, туда, где не было окон, и шел довольно широкий козырек, образованный ступенчатым расширением башни книзу. Сумерки только-только начали накрывать землю, и Гарри, не желая быть застигнутым за подглядыванием, накинул на себя мантию-невидимку, с которой никогда не расставался. Ему по-прежнему нравилось ходить по Хогвартсу ночью, прячась под мантией-невидимкой, несмотря на то, что теперь для него не существовало запрета на ночные похождения. Уже расправляя полы волшебной мантии так, чтобы скрыть под ними и метлу, Гарри подумал о том, что он полный кретин. Ведь ночью можно было тоже прятаться под мантией-невидимкой, а не надеяться только на темноту за окном. Почему-то раньше ему в голову эта мысль не приходила. А ведь тогда было бы возможно подробнее рассмотреть все, что прятали жители Хогвартса от чужих глаз. Гарри не хотел задумываться над моральным аспектом своих поступков. Ему надоело быть хорошим и безгрешным, а подглядывание – это все же не убийство и не предательство. Раздумывая в таком ключе, Гарри подлетел к окну почти вплотную, все же на улице было еще довольно светло, и иначе не было возможности рассмотреть что-либо в комнате за стеклом. Комната была пуста. Она была пуста и через пять минут, и через десять. Сумерки сгущались. Гарри решил заглянуть на астрономическую башню, облетев ее на большой скорости, затем поинтересовался, чем заняты рейвенкловцы в своей башне, и все же не удержался перед тем, как вернуться в гостиную Гриффиндора, еще раз слетать к Северной башне. Хоть ночь еще и не вступила в свои права, но темнота уже брала свое – сгладив для невнимательного глаза границы между предметами, размывая четкость линий и яркость цветов.
Окно выделялось на каменной кладке желтым пятном, предупреждая о том, что в комнате зажгли магические факелы. Все еще будучи в мантии-невидимке, Гарри подлетел близко к окну, не опасаясь, что его заметят. В комнате находилась профессор Трелони, которая, стоя спиной к Гарри, устало снимала с себя бесконечные нити бус и амулетов, складывая их в широкую хрустальную чашу, стоящую на столике, рядом с которой лежали «стрекозиные» очки. Следом за бусами в вазу отправились браслеты и подвески, открепленные с мантии. Затем пришла очередь мантии, которую небрежно бросили на кресло. Трелони осталась в довольно симпатичном светло-сером, скорее, жемчужном кашемировом жакете и черной шерстяной юбке. Руки Трелони поднялись к прическе, и через пару секунд волосы упали ей на спину такими знакомыми Гарри волнами. Он еле сдержал возглас, догадываясь, кого сейчас увидит, когда профессор Трелони повернется. И он оказался прав – незнакомка… Его незнакомка оказалась Сибиллой Трелони. На ее лице не было ни огромных очков, отвлекающих на себя внимание, ни того слегка чудаковатого выражения, которое хорошо знали все студенты. Миловидная, еще довольно молодая женщина, она выглядела усталой, но вполне довольной собой и жизнью. Скрывшись на несколько минут в смежной комнате, Сибилла вернулась уже облаченная в привычный взгляду Гарри лазоревый шелковый халат.
Слегка ошалев от так внезапно открывшейся тайны, Гарри бездумно сделал еще пару кругов над Хогвартсом, пытаясь переварить новость. Оказывается их «Стрекоза» была не старой маразматичкой, косящей под прорицательницу, как любил говорить Рон, а весьма симпатичной женщиной с признаками неординарности. Копаться в истории Сибиллы Трелони, чтобы выяснить, зачем она изо дня в день устраивает маскарад, Гарри не хотел. Ему было достаточно того, что он увидел.
Загадка таинственной незнакомки была раскрыта, но Гарри почему-то не было радостно так, как это бывало после каждой маленькой удачи, достигнутой в игре по подглядыванию. Он был безмерно удивлен, немного растерян, чуточку самолюбиво горд, но чувства победы над тайной не было. Возможно, потому что, оставалось еще узнать имя любовника, приходившего к Трелони. Однако после такого стресса, полученного при установлении личности незнакомки, Гарри уже не был уверен, что ему это так уж интересно. Несколько дней он снова внимательно присматривался ко всем мужчинам-педагогам, в попытке найти того, кто приходил к Сибилле и делил с ней постель. Однако, как и прежде, не мог выбрать никого на эту роль, хотя теперь и понимал, что наверняка ему знаком тот человек. Воспоминания об обнаженном мужчине в полутемной комнате все время возвращались к Гарри, порой в очень неподходящее время. Почему так происходило, было сложно сказать. Что-то в линиях тела или в его завораживающих движениях не хотело отпускать внимания Гарри.
«Рон давно говорит, что я должен завести себе подружку или друга. Пожалуй, он прав. А то вот уже на чужих любовников западаю, - думал Гарри, собираясь в очередной раз подняться в небо, чтобы насладиться чувством полета. – Нет! Это неправда! Просто я не ожидал, что могу такое увидеть. Нужно еще раз застать их вместе, и тогда станет понятно, что мне уже не интересны их занятия», - то ли оправдывался перед собой, то ли уговаривал себя Гарри, застегивая тщательно мантию и обвязывая шею шарфом – холодный морозный ветерок, гоняющий редкие снежинки, грозился помешать ему сегодня вволю полетать над Хогвартсом.
***
- Зачем тебе свечи на окне? – Сибилла удивленно смотрела на своего друга, переставившего канделябр на подоконник.
- Боишься, что я не справлюсь в темноте? – легкая насмешка прорвалась в голосе Северуса.
- Сколько лет тебя знаю, ты никогда не любил заниматься этим в темноте, - повернувшись на живот, Сибилла игриво подрыгала ногами, согнутыми в коленях.
- Ты так говоришь, словно мы этим занимаемся регулярно, как супруги, не смеши меня, Сиби, своими выводами, - Северус медленно раздевался, глядя на подругу.
- Если бы не твои предпочтенья… Нет-нет, не говори мне, что их у тебя нет. Мы слишком давно знакомы, Северус, чтобы обманывать друг друга. Ты знаешь, что я никого не люблю, кроме себя и своих предсказаний, и я знаю, что ты бывал бы гораздо чаще в моей постели, если бы я была мужчиной, - Сибилла прикрыла глаза от удовольствия, когда ее кожи ласково коснулись пальцы Северуса.
- Ты права. Во всем, моя прорицательница, - шепот в самое ухо заставил кожу Сибиллы покрыться мурашками. – Я знаю, что ты удовольствие предпочитаешь постоянным узам и обязанностям. А я, действительно, был бы не против кое-что изменить в твоем внешнем виде – что-то отрезать, - рука ощутимо прижала грудь, - где-то добавить… - на это раз пальцы скользнули по промежности.
- Изверг! Опять ты со своими шуточками… - взбрыкивая бедрами, подаваясь навстречу его руке, заметила Сибилла.
- И, тем не менее, я тебе нравлюсь, - самодовольно заявил Северус, медленно водя пальцем возле входа в тело Сибиллы и наблюдая за ее реакцией.
- Не обманывайся. Мне нравишься не ты, а твой член и твое умение им пользоваться по назначению.
- Ты права, я очень метко попадаю в унитаз, когда писаю. Оу… - Северус скривился, получив острым кулачком в бок. – Больше не буду, - запросил он пощады, готовясь показать, как он умеет пользоваться своим членом.
***
Гарри, укрывшись под мантией-невидимкой, уверенно летел к Северной башне, намереваясь доказать себе, что его воспоминания перестанут будоражить воображение, стоит ему еще раз увидеть, как какой-то мужик трахает профессоршу Трелони. Воспоминание об обнаженных телах на постели в последние дни стало просто наваждением, и это уже начинало тяготить Гарри и выводить из себя. Подлетая к тому самому окну в спальне, Гарри с удивлением обнаружил на подоконнике канделябр с горящими свечами, словно люди, находящиеся в комнате, хотели быть уверенными, что никто не рискнет к ним заглянуть, ибо его станет видно в свете свечей. Странным было только то, что до земли было добрых ярдов тридцать, что, наверняка, помешало бы кому-либо походя заглянуть в окно. Гарри мысленно усмехнулся – ему свет теперь был не страшен, ведь он прятался под мантией-невидимкой. Зависнув у самого стекла, Гарри посмотрел в комнату. Его руки непроизвольно сжали древко метлы сильнее, словно он опасался свалиться.
Свечи, стоящие на подоконнике, теперь позволяли Гарри хорошо видеть все, происходящее на кровати. Женщина стояла на четвереньках, а ее любовник, пристроившись сзади и придерживая ее за талию, ритмично двигал тазом. Гарри залюбовался мужчиной, рассматривая его со спины. Умеренно широкий в плечах, худощавый, скорее, даже поджарый, однако ноги не тощие, выраженный рельеф мышц говорил об их тренированности, красиво очерченные ягодицы притягивали взгляд, заставляя жаждать прикоснуться к ним… Поймав себя на этой крамольной мысли, Гарри наконец-то выдохнул, лишь теперь поняв, что рассматривал мужчину, затаив дыхание. «Хорош, зараза, этот ее любовничек», - все же признал он, продолжая следить за движениями притягивающего взгляд тела, и ловя себя на мысли, что с эрекцией на метле сидеть очень неудобно. А мужчина все двигался и двигался, удовлетворяя свою любовницу. Свет золотил его кожу, придавая ей бронзовый оттенок, что делало его еще привлекательнее для Гарри. И вот движения стали более резкими, мужчина просто-таки вбивался в тело Сибиллы, которую Гарри до сих пор не воспринимал, как определенного человека. Видимо, подсознательно считая, что подсматривать за неизвестными людьми не так недостойно. Когда мужчина содрогнулся, достигнув оргазма, и от полноты чувств откинул голову назад, Гарри, все время напряженно наблюдавший за ним, чуть не влетел в окно. Он понял, за кем только что бесстыдно подглядывал!
