Сила ненависти и её последствия

      Яркое солнце пробивало окна, освещая каждый уголок детской комнаты. Было невыносимо душно, даже свежевыжатый сок не спасал от беспощадной жары. Я достала кусочек лимона и, морщась, проглотила его, отвлекая себя от желания броситься в бассейн. Мои мысли были где-то далеко и в то же время рядом. Я ещё раз пробежалась по последним строчкам книги и грустно вздохнула, опечаленная скоропостижным концом любимого романа. Сколько раз его бы не читала, всегда кажется мало и требую ещё. — Мама, посмотри! — с восторженным криком вбегает Оливия под мой грозный взгляд, - ой, прости, — виновато, хлопая большими зелеными глазами, шепчет она. — Что стряслось? — нежно спрашиваю я, смотря на нее с умилением. — Я собрала для тебя цветов, мне кажется, их можно поставить здесь. Они очень вкусно пахнут, — Оливия дала мне понюхать букет, который действительно имел приятный запах. — Где ты их нарвала? — искренне удивляясь, спросила я. — Ну-у-у, я не совсем их нарвала, мы с бабушкой и дедушкой были на цветочной аллее, — Мередит, как всегда, неравнодушна к цветам дикой природы. Я приняла букет из рук дочери, чмокая ее в макушку. — Почему только один? — входя в комнату, зашептал Ян, присаживаясь рядом, — Папа тоже любит цветы. — Но ты же мальчик, — растерянно пробормотала Оливия, не зная, что и сделать под пристальным взглядом таких же, как и у нее, зеленых глаз. — И что? — я посмотрела на Яна, прося сбавить обороты, но он лишь едва кивнул. — Твоим лучшим цветком буду я! — чуть громче и с вызовом бросила Оливия, прижимаясь ко мне ближе. Миллер тихо рассмеялся, явно сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос. — Молодец, вся в маму, — даря девочке поцелуй в маленький лобик, произнес Ян, — беги к Мередит, помоги ей с пакетами. — Девочка, довольная, что ее похвалили тут же скрылась за дверью. Ян перевел взгляд на меня с нездоровым блеском в глазах. — Снова перечитываешь книгу? — Да, — откладывая роман в сторону, прошептала я, подымаясь со стула. — Я скоро начну ревновать, она крадет моё время с тобой, — обхватывая меня руками, сказал Ян мне в губы, щекоча каждым словом. — Ты всегда рядом со мной, неужели не хватает? — чувствуя, как его руки стремительно сползают со спины, перемещаясь на мои ягодицы, томно произнесла я. — Оу, ты не представляешь, насколько. Пришла Сара, она может посидеть с детьми, — мои щеки вспыхнули на прямой намек Миллера. — Я только их уложила, — бросая взгляд на кроватку, где мирно спали близнецы, промолвила я, чувствуя, как возбуждение заполняет меня, заставляя трястись в руках мужа. — Вот и отлично, теперь ты только моя, — подымая меня на руки и не давая воспротивиться, выдохнул Ян, унося меня из детской.       Под удивленный взгляд Мередит и доктора Раинсома мы перенеслись, как маленькие дети, в западную часть особняка. Ян то и дело останавливался, прерывая наш путь страстными поцелуями. Я смеялась ему в губы, пытаясь расстёгивать рубашку на ходу. От желания мы оба сгорали, как два пламени в диком танце необузданной страсти. — Хочу ещё, — горячо сказал он, заставляя меня застонать под натиском его рук. — Что? — поддаваясь ему навстречу, еле вымолвила я. — Хочу ещё ребенка, — подымая меня на свои бедра, с безумными глазами сказал он. — Ты с ума сошел, Ян Миллер! — цепляясь за его шею зубами, почти прорычала я, ощущая, как сердце забилось сильней. — Непристойно отказывать графу, — мне хотелось заткнуть ему рот, но Ян принялся целовать мою грудь, вырывая мои тихие стоны. — Только если это делает графиня этого же графа. Господи, Миллер, возьми же меня! — не выдержала я очередной игры Яна. Он заливисто засмеялся, будоража каждую клеточку моего тела. — Как скажете, графиня, — Миллер тут же прижал меня к стене, беспардонно врываясь в мое тепло. По привычке я прикусила губы, чтобы не выдать нас стонами, что ему совсем не понравилось. — Я хочу слышать тебя! — грубо отозвался он, глубже входя в меня своим органом. Я потеряла голову от головокружительного чувства любви и соблазна. Я вцепилась в его спину, бесстыдно роняя стоны один громче другого. Жар поглощал нас обоих, сокрушая разум в щепки.       Я его, полностью и без остатка, я хочу и принадлежу ему. Кажется, даже родилась только для этого — принадлежать Яну Миллеру. Мое огненное чудовище, которое мне удалось приручить. Никто не сможет устоять перед ним, какой бы жизнь не была. Если он захочет, он возьмет грубо и по-своему. Ян превратил мою жизнь в вечную борьбу между ненавистью и неумирающей надеждой. Он смог добиться моей любви, разбив высокие преграды судьбы-злодейки. Вместе мы прошли не один круг ада и по-прежнему держимся за руки. Быть возлюбленной Яна Миллера значит быть на вершине вулкана, на его пике бурлящих чувств и эмоций.       Только под вечер наши тела насытились, хотя сказать точно было сложно. Под соблазнительные тени огня из камина я продолжала жадно поглядывать на обнаженное тело Миллера. — Я думаю, ты можешь написать вторую книгу, как продолжение первой, — произнес Ян, делая глоток красного вина. — Нет, эта история закончилась, — твердо произнесла я, все же определишь в концовке своего романа. — Тогда зачем каждую неделю перечитываешь? — положив на мой живот кусочек льда, прошептал он. — Ты действительно ревнуешь меня к книге? По сути, к самому себе? — слегка дрожащим голосом я ответила вопросом на вопрос. — Почему же, может, мне хочется узнать, чем закончилась история? — перемещая тающий лед, сказал Миллер. — Ты это можешь узнать у автора. Дия Миллер вся в твоем распоряжении, — коротко выдохнув от скользящего холода, выдавила я. — Главные герои остаются в живых благодаря подружке из FBI, которая намеренно скрывала свою профессию. Героиня возвращает себе свой титул. Громко и дерзко возвращается в свой город со своим возлюбленным, написав книгу о своей жизни, изложив там всю правду. Девушка становится кумиром многих миллионов, а может, и миллиардов. Вскоре рождается ее дочь, а потом двое близнецов. Злодеи наказаны, а счастливая семья, наконец, обретает покой и гармонию. Конец, — закончила я, хватая ртом воздух. Миллер спустился губами к животу, слизывая растаявшую воду. — И все же я, как и главный герой твоей книги, не шучу насчет четвертого ребенка, — мои ноги поползли в стороны, уступая место Яну, — чувствую себя обделенным. Почему только у Оливии мои глаза? — я рассмеялась его ребячеству. — А что, если и у четвертого будут серые глаза? — спросила я, поддаваясь очередному соблазну. — Я не прекращу настаивать, — прошептал Миллер у самого уха, прикусывая его мочку. — Сила ненависти и ее последствия? — Именно!