Искра

Избегай дружбы их и вражды, их святыни не тронь: Их одежды — огонь, и мечи их — огонь, огонь. Анарион

— Фастиэль!! Гвэль беспардонно виснет у неё на шее. Она подхватывает его, кружит и ставит на землю. Гвэль всегда звенит, как груда колокольчиков, и всегда зовёт её этим смешным детским эпессе. Впрочем, он в чём-то прав — волосы-то по сю пору всё такие же спутанные… — А ты будешь со мной сражаться? …а ещё ему всегда что-то от неё нужно. Клеить кораблики, искать ракушки на берегу, лазать по деревьям… а теперь — сражаться вот, в последнее время особенно часто. Радуется, наверное, что может так легко победить целую взрослую Гвельвен. То, что она никогда ничему подобному не училась и вообще только от него узнала, с какой стороны держат меч, на всякий случай забывается. — Только без синяков! И потом, сейчас я с Нинуи поговорю, можно? Интересно, эти новые нолдор… народ Нолофинвэ… тоже будут учить его фехтовать? Впрочем, будут, конечно — их привела сюда всё та же война. А ему к тому же так это нравится… Маленький красивый Гвэль, как бы я хотела, чтобы фехтование так навсегда и осталось для тебя игрой. Только не получится уже. Если кто и останется сейчас в стороне от войны, то тебя-то точно не будет среди них. Да и меня не будет — уже. Не теперь. Не после того, как я видела их лазарет… и руки моего Тинвэ. Ту их часть, которая не была оставлена Врагу. Мальчик важно кивает и уносится в дом. — Фастиэль! Мама, Фастиэль пришла! Нинуи редко выходит наружу. И… её можно понять, наверное. — Suilad, — улыбается Гвельвен. До сих пор она предпочитала приветствовать Нинуи квенийским aiya, как и прочих в лагере, сейчас… язык не поворачивается. Интересно, как звучит приветствие на её родном языке? Гвельвен ведь даже слышала его несколько раз — Нинуи очень красиво поёт… — Suilad, — расцветает ей навстречу Нинуи. Гвельвен до сих пор не может понять, чем она заслужила все те мажорные ноты, которыми эта суровая женщина с волосами цвета лучей Итиль неизменно встречает её. — Ты вовремя. Я как раз готовила, проходи. Фастиэль опускается на привычное уже место: — Спасибо, Нинуи. — Тебя давно не было. Мечтательная улыбка появляется на лице рыжей эльдэ почти помимо воли. — Прости. Я им помогаю строиться, времени почти ни на что нет… Они быстро там, я не знала, что так быстро можно поднять лагерь с пустого места. — А, так ты уже побывала на том берегу? — Побывала. Я… я, наверное, к ним туда совсем переселюсь. Их целители говорят, что у меня получается… Надо только его всё же познакомить с родителями, а то они уже не знают, что думать. Родители… почему-то Гвельвен было тяжело говорить им о Тинвэ. Непонятно было, что говорить, как описать их отношения — до последнего Фастиэль и сама не очень понимала, как назвать то, что она чувствует к этому нолдо. До последнего — то есть до тех пор, как узнала о нём столько нового и всё-таки не смогла его не простить… за всё. А родители к тому же с подозрением относились к вернувшимся из Амана вообще. Молча, тихо, но Гвельвен слышала, как напряжённо начинают звучать их голоса, когда речь заходила о народе нолдор. И ещё эти руки… — Значит, вы всё-таки вместе, — чуть улыбается Нинуи. — К тому шло… Рада за вас. Говорит и — замолкает, оборвав фразу как будто на полувздохе. В комнате повисает пауза — если бы Гвельвен решила когда-нибудь написать мелодию о неловкости и непонимании, она бы вся состояла из вот таких напряжённых, звенящих пауз. — А ты как здесь теперь? — пытается прервать молчание Фастиэль. — Почти так же, — пожимает плечами Нинуи. — Немножко легче. Рядом с детьми Арфина как-то спокойнее. — Арфина? — переспрашивает Гвельвен. Нинуи смотрит на неё внимательно: — Они тебе так ничего и не рассказали? — Он мне… много рассказал, — ёжится Фастиэль. — И показал… Но ни про какого Арфина не говорил. Там… тоже что-то страшное? Тинвэ, чего ещё я о вас не знаю?.. — С Арфином? Нет, он-то как раз умнее всех. С ним всё хорошо… должно быть. Он вовремя повернул назад, — хмыкает Нинуи. — Это вот с нами… Что именно он тебе рассказал? — Про народ Нолофинвэ, — Гвельвен чуть меняет произношение, вставляя в речь имя на том языке, на котором впервые услышала его. — И… про Гавань. Крики, стоны, кровь, холод рукояти в руке, отвратительная хлюпающая лёгкость, с которой сталь входит в плоть. Чья-то откатившаяся голова в луже крови, бурые пятна на белом песке, яростный плеск алой воды у берегов… Пылающий факел, описывающий красивую дугу в полёте, треск жадно пожираемых огнём мачт и парусов. Лорд Майтимо, одиноко стоящий в стороне… Гвельвен до сих пор не уверена, что стоило просить его делиться этими воспоминаниями. Наверное, так честнее и правильней… но как же страшно. — А, про Финголфина всё же говорил? Значит, забыл просто. Их было трое, братьев. Арфин — младший… Он не пошёл сюда, он вернулся. Когда нас предупредили, что нас здесь ждёт только кровь и предательства, — Нинуи хмыкает. — Но я ещё не могла ходить сама тогда… Травма позвоночника, Гвельвен, — вздыхает она, отвечая наконец на звенящий в воздухе невысказанный вопрос. — Моего мужа убили там, в Резне. А я выжила, но перенести меня было никуда уже нельзя… и они нас взяли с собой. Гвэль уже почти не помнит Альквалондэ. Резня. Гвельвен пробует на вкус это злое, царапучее слово. Резня — именно… — Я не сражалась, Гвельвен. Я оказалась не в то время не в том месте. Тот нолдо в самом деле просто случайно меня толкнул… сам потом звал ко мне целителя, — вздыхает тэлерэ и коротко, зло закусывает губу, как будто проглатывая конец фразы. — Прости, — вздрагивает Фастиэль. — Я… могла догадаться. — Не извиняйся, — прячет глаза Нинуи. Гвельвен не отвечает. Гвельвен молча разглядывает её пояс. Она видела его тысячу раз — Нинуи носит его почти постоянно… Но только сейчас становится понятно, насколько на самом деле эта женщина — живой упрёк для нолдор, среди которых живёт. И ведь она понимает это, и сама… иначе как трактовать эти кровавые брызги коралла посреди мелкого жемчуга? Гвельвен смогла простить народ Феанора, Нинуи — нет. Но Гвельвен легче — она-то не была там, никого из её близких не поглотила эта алая вода… даже наоборот. Можно ли сказать, что кто-то из них более прав?.. — Дети Арфина здесь, — тихо, спокойно продолжает Нинуи. — Их мать — из нашего народа. Леди Артанис сражалась в тот день на стороне Гавани… остальные не сражались вовсе. Я не знаю, зачем они пришли, но лучше буду с ними. Так спокойней. Гвельвен молчит, не зная, что можно на это ответить. Мысли в её голове мешаются в кошмарную какофонию, и больше всего на свете хочется почему-то взять цитру и коснуться струн. Выпеть всё, начиная от белой гавани из воспоминаний Нинуи — и той пугающей тишины, которая столько времени пряталась за длинным звучным словом „Альквалондэ”… заканчивая вот этой так странно случившейся любовью к тому, кто был там — и убивал там. А она ещё хвасталась Нинуи, глупая. „Рада за вас”… ну да, что ещё можно было сказать. — Прости, — безэмоционально говорит тэлерэ. — Наверное, не стоило рассказывать. — Нет, — поспешно отвечает Гвельвен, — спасибо, что рассказала. Я… рада, что я теперь знаю. Просто… мне теперь стыдно за то, что я тебе с такой радостью про них про всех говорила. Про Тинвэ, про лордов… Гвельвен замолкает. Извинения за то, что у неё не получается не чувствовать тепла к этому пламенному народу, звучали бы глупо. — Не надо. Я в самом деле рада за вас, — Нинуи улыбается. — Гвэль тогда видел, как ты уходила из его шатра мрачнее тучи. Я… опасалась, что ты не вернёшься. Если вы помирились — я рада. — Помирились, — Гвельвен задумчиво кивает головой. Новая неловкая пауза звенит в ушах. — Нинуи, а… — она ловит за хвост случайную мысль и держится за неё, как за спасательный круг, — как на самом деле звучит твоё имя? — Ты имеешь в виду — на тэлерин? Нинда, — тэлерэ улыбается одними глазами. — Спасибо, что спрашиваешь. — Не за что, — чуть смущённо отвечает Гвельвен. Нин-да. Как всплеск, как стук весенней капели. Нинда, Нинуи, водная. Такое звучное, но мягкое и плавное — как все её черты и движения. И так странно сочетается с жёсткостью взгляда её тёмных глаз. — А Гвэля всегда звали Гвэль. Только на тэлерин это ничего не значило, и на квенья тоже. Я сама его так назвала, и сама этому удивлялась. — Зато теперь — значит, — улыбается синдэ. — Да. Как будто он был рождён, чтобы жить здесь… Он ведь тебя уже снова куда-то звал? Гвельвен выдыхает. Кажется, ей дали возможность уйти — и нужно, наверное, сделать это, пока эта звенящая тишина не заглушила все прочие ноты. — Сражаться, — усмехается она. — Я так скоро сама фехтовать научусь.