Fuit Quondam

- Я не умею молиться, - сказал Майкл Конни через несколько лет, когда она обнаружила его, бродящим вокруг дома на озере Тахо в два часа ночи, через два дня после похорон Фредо. Он почти не спал всю неделю, и его железный самоконтроль ослабел. - Я не молилась много лет, - ответила она. - Я знаю, - сказал он, и они вернулись на кухню, где Конни сделала им горячий шоколад, потому что она не верила, что сможет справиться с остатками шампанского, и не верила, что он сможет. - Кей сделала аборт, - внезапно сказал Майкл. – Это она мне сказала, в тот день, когда ушла. Это не был выкидыш. Это был аборт. Ты знала? Конни не знала, хотя ей и показалось, что то выражение, которое она заметила на лице Кей во время первого причастия Энтони, отражало что-то большее, чем просто приближающееся материнство. Но тогда она подумала, что ее собственная обида вынуждает ее воспринимать вещи более негативно, чем они есть на самом деле. Она покачала головой. Несмотря на все годы, которые она злилась на Бога, религиозность, усвоенная в детстве, заставила ее инстинктивно содрогнуться от глубины отчаяния Кей. - Если бы Солоццо не попытался убить папу, - продолжил Майкл, и его голос был гораздо моложе, чем в последние годы, - я бы женился на Кей и сейчас преподавал бы математику в Стэнфорде. Вместе с Кей. И с нашими тремя детьми. Ты в это веришь? - Я думаю, - осторожно сказала Конни, - что ты в это веришь. - Ты все еще ненавидишь меня, - сказал Майкл. В неверном свете кухонной лампы она могла разглядеть его щетину. Обычно он брился очень аккуратно, ее самый младший брат, - одна из немногих тщеславных привычек, которым он предавался. Его голос не звучал разочарованно или расстроенно. Наоборот, он звучал почти нетерпеливо. «Ищет наказания», - подумала Конни. Это чувство было хорошо знакомо ей самой, и она опять захотела узнать, что же произошло между ним и Кей в их последний день. Ее мысли перекинулись на Фредо, и неожиданно она покачала головой. - Нет. Я просто не думаю, что ты бы удовлетворился университетской работой, и что тебе бы хватило только студентов, чтобы приказывать им, что делать. - То есть ты думаешь, что на моих руках в любом случае оказалась бы кровь. Она вспомнила Сонни, избивавшего мужчину на улице. Она вспомнила Карло, впервые поднявшего на нее руку, это было в их брачную ночь. Она вспомнила нож в своей руке. Она вспомнила Фредо, отчаянно клявшегося, что он не знал, что с его помощью к Майклу подобрались убийцы. Она вспомнила своего отца, отца, в чьей любви и справедливости она не сомневалась до того самого дня, когда он сказал ей: «она никогда не давала мне повода». - Я думаю, что каждый способен на все, Майкл. При определенных обстоятельствах. Он ничего не сказал. Он все еще крепко сжимал чашку с шоколадом, который не пил, и она взяла его руки в свои. - Но мы не обязаны, - прошептала она. – В этом весь секрет. А теперь пей. Ты же знаешь, доктор всегда говорил, что у тебя низкий уровень сахара в крови. - Нет, я придумал это, - сказал он. – Потому что я завидовал той шумихе, которую они подняли вокруг тебя и твоего низкого гемоглобина. Сонни даже пошел в тир на ярмарку и выиграл для тебя медвежонка, помнишь? Он был отвратительный и розовый. - Он был прекрасный и пурпурный, - возразила она. Он помотал головой и начал пить маленькими глотками. Молчание, воцарившееся между ними, было теперь не угнетающим, а комфортным. Но они все еще могли слышать шелест листьев снаружи, шум ветра, и она почувствовала наползающий холод озера. Озера, в котором погиб их брат Фредо. - Давай вернемся, - внезапно сказала Конни. – Уедем из этого дома. Из этого места. Этого штата. Вернемся в Нью-Йорк, Майкл. Туда, где мы выросли. - Я не уверен, что у нас получится, Конни, - тихо ответил он. – Но мы можем попробовать.