Управляемые тайной

Теплые лучи солнца пробивались сквозь плотные шторы, которыми были закрыты такие большие окна. Раньше их не было, но в последнее время Темнота мне стала лучшим другом и безмолвным собеседником, которому я так легко отдавал свою душу без остатка. И лишь будильник на телефоне напоминал мне о том, что сейчас шесть утра и сегодня первый день, когда жизнь сбрасывает с себя такие тяжелые покрывала снега и спокойно расправляет свои крылья. Сегодня был первый день марта, первый день весны. В этом году погода играла с Джерси, как с игрушкой. Поэтому на улице уже давно стало тепло, а аромат вишни держал всю округу в своем таком сладком плену. И, кажется, сама любовь витала в воздухе. Только этот запах душил меня в своих холодных, но прекрасных объятиях. И сейчас до меня дошел смысл того сна, когда я только-только познакомился с Ним. Это были пальцы не человека, и душил меня тоже не человек. Меня душили чувства, а они еще страшнее. Да, Он меня использовал в своих целях. Но ведь сама Судьба предупреждала меня о том, чем это может закончиться. Меня предупреждали, что рано или поздно я захлебнусь в океане своей же души, но я был слишком слеп, чтобы увидеть это. И чувства — самый страшный убийца. У него нет лица, нет тела. Но хватка самая крепкая, а на кончиках пальцев всегда чистый яд, который сквозь кожу проходит внутрь и ты сгниваешь изнутри. Какой уже день мне не хотелось вставать и идти на занятия. Какой день я лежал в этом темно-бордовом свитере и просто смотрел в потолок. Но никто не знал, что на самом деле я разговариваю с Темнотой. Она слушала и не отвечала. И сейчас это было единственное создание, какому я так просто доверял. И только она знала, что я каждый день открываю страницу пользователя undiscloseddesires и перечитываю переписку до самых последних сообщений, которые так и остались без ответа. И даже если я хотел написать Ему еще что-то, то написал бы тоже самое. Потому что я скучаю и жутко волнуюсь за одного наркомана, который сам стал наркотиком. И о том, что каждую ночь я не сплю, а по сотому разу перечитываю Жюль Верна, хотя выучил все книги наизусть. А слезы все время текли из глаз. Но об этом знает только Темнота, ей можно знать. Как бы тяжело не было, но я полностью смог принять это ядовитое чувство — любовь. Но смог это сделать лишь тогда, когда зеркало было разрушено, а краски перемешаны. И сейчас я стал лишь маленьким осколком, который запачкан в крови. Потому что его пытались поднять и тут же порезались. Опасно играть с таким.

* * *

Я привык ходить так, глядя лишь на асфальт. Он кажется мне красивее всех тех людей вокруг. В них слишком много фальши, а асфальт такой правдивый. Мне было жарко, жутко жарко в этом свитере. Но снять я его не мог. Просто не мог. Какими бы воспоминания не были колкими и горячими, они были. А отказываться от них я был не готов. Я и сам превратился в наркомана, который не может достать дозу. Каждый день я встаю так рано, чтобы увидеть рассвет над рекой. Пусть для этого приходилось идти далеко, на другой конец города. Это того стоило. Для кого-то этот рассвет был новым этапом в жизни, для меня он служил напоминанием того, что я все еще жив и существую. Только если раньше я чувствовал себя свободным, а мир казался мне радостным, то сейчас рассвет для меня окрасился в кроваво-лиловый. Зато преподаватели хвалили мои работы. Они говорили, что рисунки стали чувственными, в них появился какой-то совсем новый и другой смысл. А родители волновались. Я бы хотел рассказать им правду, но не мог, это тайна лишь моя и Темноты. Люди все бежали в своем потоке, таком быстром и грязном. А я шел против этого течения, об меня спотыкались, проклинали, но я все шел, потому что каждому надо куда-то идти. Я редко поднимаю голову, потому что в каждом человеке вижу что-то Его. У той — похожие глаза, у другого — волосы такого цвета. И сердце снова ныло, снова обливалось горячей кровью. Единственное, чего я не увидел — так это улыбки. Его улыбки. Такой ни у кого уже не будет. Но каждый раз самый большой осколок, который своим острием впился мне в сердце, напоминал о том, что это был не он, а лишь героин. И улыбка тоже была не его. Я влюбился лишь в дозу героина в крови у наркомана, коих тысячи. А мне придется каждое утро ходить по набережной и скрывать от всех то, что сейчас у меня такая сильная ломка. Цепочку мыслей прервало такое неприятное столкновение с землей и тысяча бумаг, которыми я сейчас был осыпан. Кинув на них такой быстрый взгляд, я прочитал, что это были какие-то анализы. Их было огромное количество. — Простите, я так спешил, что совсем Вас не заметил… Парень стоял на коленях, а темные волосы спадали на его лицо, поэтому лица я не видел. Он все бормотал слова извинения, собирая свои бумажки. Но было в нем что-то правда особенное. Такое, что мое сердце стало стучать быстрее. Но я прекрасно понимал, что это просто невозможно. Всего лишь галлюцинация, таких я видел много за это время. Просто это было слишком невозможно. Слишком нереально и заоблачно. Всего лишь плод моего такого больного воображения. Парень собрал в охапку все свои бумажки и протянул мне руку и только сейчас я осмелился поднять глаза. Бумаги опять посыпались на землю, некоторые даже попали в воду, но это было настолько неважно. Я стал наркоманом, потому что от этой улыбки мое тело начало трясти мелкой дрожью. А он все улыбался и что-то говорил, но все эти слова я пропускал мимо. И он просто обнял меня, потому что понял, что слова были слишком пустыми сейчас. Все звезды померкли для меня, потому что его глаза были ярче. И солнечный свет был не таким теплым, ведь у меня было другое солнце; мой наркотический золотой свет. Я нашел свою весну в одном мальчике. Художник нарисовал на черном месиве лишь одну деталь яркой желтой краской — солнце. А два разбитых окровавленных осколка когда-то большого зеркала нашли друг друга и собрали свое маленькое стеклянное полотно.