Управляемые тайной

Горячее масло бунтовало и вражески шипело, когда я своей лопаточкой прикасался к сковороде. Признаю, некоторые капли все-таки победили, и теперь на моих ладонях и пальцах алели небольшие отметины. Никогда бы даже не смел подумать, что простое приготовление таких простых оладушков может обернуться для меня в настоящую бойню, где есть даже жертвы. Да-да, Фрэнк Айеро на кухне. В последний раз это было, кажется… полгода назад? Не помню, правда, но скажу точно, это было достаточно давно, чтобы я успел растерять и без того ничтожные кулинарные способности. А виной этому кризис, который осторожно пробрался в мой дом. А если концерт был платный? Думаю, тогда мне пришлось бы делить еду с местными не совсем удачливыми личностями, которые остались без крова. Точнее, с одним. Но сказать, что ему плохо живется, я не мог, конечно, он же личный обитатель местного кафе, его там всегда накормят. Дожили, даже нищий более везучий, чем я. Сейчас было девять утра. Спасибо, желудок, за то, что твои способности петь проявились именно сейчас. Вот просто душевное спасибо. Оладушки то и дело соскальзывали с металлической лопатки, поэтому некоторые мне приходилось ловить на лету. А некоторые принимали свою участь, встречаясь с полом. Конечно, хвалить себя дело не хорошее, но… Они, черт возьми, пахли просто превосходно! Слюни уже медленно бежали по подбородку, а сладкий и такой пряный запах забивался в ноздри, а это служило сигналом для моего желудка, бедняга выл, словно одинокий волк на Луну. Так, Фрэнки, ты обещал себе держаться… Обещал… Ой, ну, от одного ничего не будет, ну, и еще от одного тоже. Да, они были жутко горячие. Мои пальцы горели, а во рту творился пожар, но все-таки вкус был потрясающий. Такой нежный, мягкий, сладкий… Ты еще не настолько бездарь, Айеро, каким казался. А кипящее масло все боролось за свои права на свободу, и теперь мой живот был под атакой. Я всего лишь хотел взять варенье с верхней полки, а эта футболка предательски задралась, ставя под удар такой нежный участок кожи. Ну где в этом мире справедливость? Стоило мне об этом подумать, как телефон, который все это время покоился на столе, завибрировал, и вот, он уже на полу, такой несчастный и отчаянно-звенящий. Мне стало даже жалко это создание на долю минуты. Только потом до меня дошло, что это телефон, и меня кто-то ищет. Джи. Ну кто же еще. Так, хватит с этим мазохизмом. Мне хватит и этой порции. Денег не было даже на горячий шоколад… Тяжелое ждет меня время. Поэтому с кружкой чая, блюдечком вишневого джема и стопкой золотистых оладушков, которые так и грозили упасть с самой верхушки, я уселся завтракать за небольшой круглый стол, укрытый тонкой бордовой скатертью в горошек. Люблю я свой дом. Пусть он и маленький, зато уютный. "Доброе утро! Хотя, уверен, что ты спишь. Вставай, красавица, проснись!" "Меня больше удивляет, почему не спишь ты. Твой час для пробуждения же еще не наступил". "А вот это уже хамство". "Да не будь ты таким занудой". Зря я это сказал, очень зря. Он найдет меня и четвертует. Ну, я не ошибся. Джи устроил мне целую гневную речь по тому поводу, что я его совсем не ценю, и что у него была какая-то грандиозная идея с самого утра, а я, такой балбес, испортил ему все настроение с утра. Кажется, я случайно задел его за живое. "Успокойся, истеричка". Новая волна. Я уже давился чаем от смеха: настолько он был похож на девушку, у которой отобрали фен утром. А еще в розовом халате и в волосы что-то накручено, и лицо в странной жиже. Боже, мне нужно будет это нарисовать. Определенно. "Ты расскажешь мне, что произошло?" "Фрэнки! У нас снег! Таким белым покрывалом еще! Ура, Фрэнки! Ура! Тут даже сугробы есть!" Но… Ведь… Он хотел оглушить меня своей волной недовольства пять минут назад… Хотя, пора бы уже смириться. Это же Джи. "Я тебя, конечно, поздравляю. Но, что за гениальная идея?" "Мне не нравится, что он слишком белый". "Джи, это же снег. Он таким и должен быть". "Это слишком скучно". Он, что, серьезно? Боже, он неисправим. Снег по закону природы и должен быть белым. "И что ты мне предлагаешь?" "Проявить свои таланты художника во всей красе!"

* * *

Знаете, я думал, что он попросит меня нарисовать зимний пейзаж, а потом его раскрасить. Я правда верил в это. Но я забыл одну очень маленькую тонкость. Это был Джи. А значит, так просто я не отделаюсь. И хоть в чем-то мне правда повезло. Погода утихла, и теперь снежное покрывало бережно накрывало промерзающую землю, словно оберегая ее сон до самой весны. И вот ровесники Джи по талантам и гениальности тоже повыползали на улицы. Не скажу, что детей было очень много, но их было достаточно, чтобы суметь разделиться на две команды и начать строить снежные крепости. Это было просто нереально. Меня они не замечали, а я осторожно стоял в стороне, наблюдая за ними. Господи, какие они свободные… У них у всех есть крылья за спиной, и они развеваются тонким шлейфом, который никто не в состоянии увидеть. Сколько в них такой живой энергии, просто поразительно! Их совсем не волнуют проблемы окружающей их действительности. У них есть свой мир, в котором им так хорошо. Я мог еще очень-очень долго вот так стоять и любоваться этим праздником жизни, держа в своих руках мольберт, если бы не одно чудо совершенно случайно бы не промахнулось и не зарядило бы мне своим снежным орудием войны прямо в мою гребаную шею. Снег тут же попал под воротник, и теперь колючие снежинки впивались в мою нежную и теплую кожу на груди. Мне хотелось выть. Хотелось убежать, но еще больше хотелось отомстить. — Простите, мистер… Вы не ушиблись? Паренек, которому на вид лет четырнадцать, не больше, обеспокоенно оглядел меня. И именно в этот самый момент в моем мозгу вспыхнула искра. — Да, все хорошо, не волнуйся… Одной рукой я незаметно сгреб небольшой снежок и запульнул прямо в грудь этого мальчика. Тот непонимающе на меня смотрел какое-то время, а потом на его лице отобразилась игривая улыбка и он свистнул своим ребятам. Теперь я был полностью в снегу, он был везде — в штанах, под курткой и свитером, даже в волосах он был. И моя задница тоже была заснеженной, потому что эти проказники нашли забавным в том, чтобы повалить меня в сугроб и практически там закопать. Но ни на одну долю секунды в моем сознании не промелькнула злая или недовольная мысль. Мне было хорошо, легко, свободно. Я смеялся так звонко, как никогда не было. Черт, завидую этим ребятам, как же им хорошо сейчас в их таком легком детстве… — Эй, ребята! Посмотрите, что это у него! Один из этих снежных воинов достал мою сумку, которая все это время покоилась за лавочкой. Там были краски, кисти и прочая ерунда. Кое-как поднявшись и отряхнув пятую точку, я подошел к ним, а дети лишь уставились на меня с немым вопросом в глазах: — Можно, мы возьмем? — Конечно, но зачем они вам? Ну не мог я отказать этим столь прекрасным обладателям глаз, в которых плескалась сама жизнь. Но правда, зачем им краски? Один из них открыл тюбик и глянул на меня, а я лишь кивнул в знак того, что он может распоряжаться тюбиком. Кажется, это был голубой. Но что он делает? Снежок, на который он вылил голубую краску теперь летел в стену соседнего дома и со шлепком разлетелся на куски. А голубой красиво смотрится на этой слишком белой стене. Дети тут же подхватили идею и, разобрав кисти и краски, красили этот слишком белый снег. Краска была везде, где было что-то слишком чистое и светлое. Насколько это удивительно и прекрасно… Я бы до этого не додумался, а Джи… Он это имел в виду утром? От одного воспоминания о нем на моих губах заиграла улыбка. А дети все бегали с этим красками, и теперь казалось, что я попал в самый центр радуги. Не было даже сантиметра белого. Везде был слышен лишь смех, а в воздухе витала такая радостная и непринужденная детская атмосфера. Я бы тоже хотел поучаствовать, но не мог же я оставить крошку Лили, которая восседала с важным видом на моем плече и плела косичку из моей длинной челки. Теперь я понял одно. Дети — самые удивительные создания. И Джи тоже.

* * *

Я вернулся домой лишь тогда, когда одна старушка начала грозиться вызвать полицию и разогнать "шантрапу". Да и сумерки уже опускались на небо, окутывая в своих объятиях. Но я впервые ходил по настоящей радуге, это просто неописуемо! А теперь пусть одеяло греет меня. И пусть я весь в краске, и пусть я весь продрог, я был правда счастливым. И кстати, о счастье. Я чуть не забыл отправить фото нашей самодельной радуги еще одному необыкновенному ребенку. "Боже, Фрэнки! Это прекрасно, великолепно, нереально!" Этой реакции мне хватило, чтобы начать улыбаться. "Все для тебя, Джи". "Черт… Я правда счастлив, Фрэнки! Для меня?! Ты сделал это для меня?! Насколько же ты прекрасен! Спасибо! Спасибо огромное! Я не могу перестать улыбаться теперь". А он улыбается… Я представил его улыбку, такую искреннюю и детскую. Теперь я не мог перестать улыбаться, а внутри меня что-то теплое лилось волнами. А что-то цвело и жило. И все это делало меня правда счастливым. Мы говорили еще очень долго. Но я не мог перестать думать о том, что я смог сделать немного счастливым это чудо. А он в ответ сделал счастливым меня. И пусть он даже не подозревает об этом.