Healing letters

Осень. Ноябрь. Последние пожухлые листья опадают с деревьев. Они, когда-то живые и яркие, становятся сухими и устилают землю, падая прямо в грязные лужи. За окном беспросветно льют дожди, а серое небо свинцовым куполом накрывает весь город. Запах сырости и постоянный холод. Всё тускло, серо, безразлично. Готовится к зиме/сну/смерти. Кому что. Невольно сравниваю себя с природой, потому что... Я тоже медленно умираю. Гасну, подобно мимолётному солнцу, которое зажигает небо лишь несколько часов в сутки... Становлюсь холодной, словно осенние заморозки. Теряю весь шарм, как дерево теряет свою красно-золотую листву. Тускнею, становлюсь "серой", как небо. Безустанно плачу, подобно бесконечному прохладному дождю. Медленно ухожу в себя, подобно всем растениям и животным. Прошло пол года. Пол года с тех пор, как умерли мои друзья и близкие. Пол года с тех пор, как умерла я. А боль не оставляет ни на секунду, каждый раз сжимаясь липким комком в груди. Всякий вечер, обессиленно лежа на кровати, смотря в потолок, я пыталась заснуть. Сон приходил, бывало, через 2-3 часа, забирая совсем ненадолго. Но даже там — где, казалось, должно было поселиться умиротворение — селились только страх и боль. Кошмары. С криками, ужасами и такими подробностями той битвы, которых просто нельзя помнить. Все это тянется бесконечным шлейфом, не давая жить. А я уже и не хочу. С каждым днём сил плакать и бороться остаётся всё меньше. Хотя о какой борьбе идёт речь? Даже такие стойкие и независимые люди, как Гермиона Грейнджер, иногда ломаются. Раньше мне казалось, что удастся смыть весь негатив. Обессиленно падая на пол, обхватывая себя руками, пытаясь вновь научится дышать. Качаясь из стороны в сторону. Вдох- Выдох. Впиваясь ногтями в кожу, но боль только криво усмехалась, увиливая в сторону. Трудно жить, когда во всех подробностях помнишь, как жизнь рядом постепенно угасает, как родные глаза смотрят на тебя с сочувствием, а потом... медленно и безнадёжно закатываются или стекленеют, а сам человек просто безжизненно падает. Трудно жить, когда сама себя обрекаешь остаться в треклятом промежутке времени - между прошлым и настоящим. Я знала, что у Гарри и Джинни получилось переступить этот рубеж. Нашли силы жить дальше. Смысл жить дальше. Мистер и миссис Уизли тоже потихоньку приходят в норму. Даже несмотря на то, что потеряли двух сыновей... Мы боролись за справедливость, за то, чтобы жить без страха за жизнь любимых и будущих поколений. Мы боролись за добро и всегда были на его стороне. Мы сражались не на жизнь, а на смерть. Мы сделали то, что должны были, однако жизнь никогда не станет былой. Любое воспоминание причиняет боль. Но мы живем этим, неосознанно, конечно, но живем. Хотим отпустить, но подсознание каждый раз напоминает, ярко и красочно вырисовывая ужасные сцены из прошлого, и мы остаемся в плену. Остаемся навсегда. Если бы можно было просто отключить эмоции, замкнув сознание... Говорят - время лечит. Стирая память? Может быть, легче тогда применить Обливиэйт? *** Еле заставив себя встать с кровати, я прошла в ванную, надеясь, что душ принесет немного облегчения. Стоя под горячими струями воды, закрыла глаза, стараясь перестать дрожать, но тело будто вовсе не замечало, что вода становится все горячее. Как же глупо было надеяться, что возможно искоренить поселившийся внутри холод. Спустя пятнадцать минут бесполезных попыток, я выключаю душ. Стою, впитывая тишину дома. Последние капельки с душевой лейки лениво капают на лоб, скользя к переносице и синякам под глазами, бегут по белой щеке, описывая искусанные губы, наконец, срываются с подбородка и - словно совершая самоубийство - разбиваются о дно ванны. Кутаюсь в тяжёлое махровое полотенце, настолько большое, что в него могут завернуться минимум три человека. Переступаю с холодного кафеля ванной на прохладный паркет гостиной. Б-р-р. "Здесь очень светло и просторно". Отмечаю, как факт. Если раньше я считала это неотъемлемым плюсом моего дома, то теперь в корне изменила своё мнение. После битвы у меня был выбор. Купить маленькую квартирку в Лондоне или большой дом загородом. При условии, что дом придется восстанавливать почти что с нуля. И я выбрала дом. Спокойная жизнь всегда была чем-то утопичным, до чего хотелось тянуться. Дом вышел прекрасным: две спальни, большой холл с камином и столовая. Я мечтала, что буду подниматься на второй этаж по залитой светом лестнице, оказываясь в уютной библиотеке, которая во всем доме импонировала бы мне больше всего. Планировала приходить сюда, ходить между стеллажами, поглаживая кончиками пальцев корешки увесистых фолиантов. Теперь же я просто занавешиваю все это, не давая свету проникнуть и осветить цветовую гамму интерьера: переходящую от более насыщенных персиковых тонов к прозрачным заливкам цвета слоновой кости. Теперь я не брожу по библиотеке, а стеллажи укрыты длинными белыми простынями. Нечего книгам пылиться. Лишь одно место во всём доме дарит комфорт - умеренно мягкий диван с журнальным столиком и камином напротив. Здесь я провожу большую часть своего времени, смотря в мёртвые стёкла окон, на воронов, голые ветви деревьев, скучные синевато-пепельные тучи. Удивляет, что остаются те, кто неустанно пытается вытащить меня из этой трясины. Джинни, единственная лучшая подруга, вероятно, никогда не оставит попыток, систематически навещая по средам и воскресеньям. Она постоянно говорит что-то, говорит и говорит, делая вид, будто сама верит в весь тот бред, что несёт. Я уже не раз замечала, как она тараторит без умолку, а потом вдруг печально усмехнётся и замолчит. Зависает. Так может пройти от пяти до двадцати минут, прежде чем она вздрогнет, испуганная пичугой, а потом вновь начнёт стирать пыль с подоконника или стеллажа. Что происходит с ней в этот короткий период времени не сложно догадаться, как и о её мыслях. Однако она всё равно не сдается и приходит. Будто весь этот утешительный бред действительно помогает. Лично мне от всех этих слов о светлом будущем ни тепло ни холодно. Огромная дыра в груди так и не затягивается. А иногда меня навещает сам Гарри Поттер, который теперь вечно пропадает в аврорате, придумывая и разрабатывая новые планы по поимке Пожирателей. Наверное, я понимаю его желание истребить всех оставшихся ПС-ов и жить, наконец, спокойно, насколько это возможно. Хотя Гарри будет значительно проще, ведь у него есть любящая жена, и, возможно, в скором времени появятся малыши. А какая судьба ждет меня? Проводить дни за размышлениями? Биться в истериках, крушить все, а потом прижиматься лбом к холодному кафелю, беззвучно рыдая? Приходить на семейные праздники семьи Уизли, зная, что я теперь — лишь тень прежней Гермионы Грейнджер? Осточертело это. Хочется жить так же счастливо, как и раньше. Радоваться каждому новому дню, видеть идентично-счастливые улыбки близнецов, шутливо поддевающих каждого. Видеть Гарри, который обрел семью. Который по-прежнему может проводить время с двумя лучшими друзьями, вспоминая хорошие деньки в Хогвартсе, не обходя "запретные темы" в разговорах. Видеть суетящуюся у плиты Молли Уизли, лицо которой не испещрено глубокими морщинами бессонных ночей. Война выжала все жизненные соки и заставила сходить с ума от мучений, которые ржавыми неотёсанными прутьями ежедневно сдавливают грудную клетку, почти не ослабляя хватки. Теперь даже кажется, что победа, доставшаяся нам за слишком высокую цену, не доставляет ни радости, ни удовлетворения. Некстати вспоминается стихотворение магловского поэта:

"Навсегда расстаемся с тобой, дружок. Нарисуй на бумаге простой кружок. Это буду я: ничего внутри. Посмотри на него - и потом сотри".

Так больно осознавать, что после войны мы все в той или иной степени стали этим кружком. Раздался уверенный стук в дверь. А вот, кажется, и Джинни.