Роль

                    Вы… можете себе представить, как чувствует себя режиссерская команда после съёмок трех очень сложных по организации и с актёрской точки зрения сцен с участием семидесяти пяти актёров в один день?.. Вы можете представить, как ощущает себя режиссер в конце такого вот дня?.. Как он при этом выглядит?..       Я вам скажу. Этот человек ощущает себя где-то на грани смерти и обморока. И выглядит так, что ни у кого вокруг не остаётся сомнений, что ему необходим месяц больничного…       Ночевали мы в тот день прямо на базе. Ибо приводили там всё в относительный порядок до часу ночи. Спали на следующий день до трёх. И месяца больничного у нас, конечно же, не было… Вместо этого у нас был рабочий день в походных условиях. И… это был лучший отдых! Никто на свете не отдохнул бы так и за несколько недель сидения дома! Я отвечаю! Абсолютно точно!       Вы можете себе представить, как это – идти по сырой просёлочной дороге, когда слева и справа тебя окружает лес? Длинные бугристые стволы высоченных сосен, серо-бурая кора которых в отдельных участках покрыта сочным мхом, миллионы пожелтевших хвойных иголочек на земле и дороге, солнечный свет сквозь кроны, кусты черники и заячьей капусты… Как это - опрыскиваться вонючим спеем от насекомых, тащить за плечами здоровенный рюкзак поклажи, останавливаться, чтобы снять ветровку и обмотать её вокруг пояса, но всё равно мучиться от солнца и понимать, что погорячилась со спортивным костюмом… шортики бы сгодились (это шутка, разумеется! Какие там шортики в лесу-то?!)       От электрички мы шли пешком. И мы были в полном составе! Все четыре режиссера, вся единственная и неповторимая автор, и вся невероятная Сона! Мы все были там! И вместе с нами скромненько шагал с краю дороги один только единственный актёр! Один актёр! После недавних семидесяти пяти эта цифра казалась божественной!       - Ребят, а Света-то чего с нами не поехала?.. – вдруг поинтересовался Лука, не замедляя шага.       - Куда она с ребёнком поедет, умник? – сухо отозвался Глеб.       - А! Точно…       Вспомнив образ Светы с Вовчиком на руках, я сразу мрачнею… дети – моя больная тема. А дело всё в том, что у меня их нет. У Светы очень красивый, здоровый и умный мальчик. И я безумно за неё рада! Но вместе с тем я дико завидую… В мои тридцать у меня всё ещё нет детей… это очень сильно меня расстраивает. Возможно, кому-то это может быть непонятно, ведь тридцать лет – это вполне ещё молодость… Но я мечтаю об этом с двадцати! Замуж вышла в двадцать пять и… ничего! Детей у меня пока что ещё нет. Поэтому я довольствуюсь своими учениками. И хочу сказать, что это действительно немножко помогает…       Так, всё! Всё! Закончили о моих личных проблемах! Я что-то там говорила про выезд на природу.       До места мы добирались с песней! В прямом смысле! Мы пели очень нескладным, но очень весёлым хором походные песни. Пели все, так как никому из нас некого было стесняться, и это сильно скрасило путешествие, ибо шли мы добрых сорок минут, а тащили с собой, помимо продуктов, посуды, запасной одежды, спальников и палаток, извиняюсь, аппаратуру. А это, я вам скажу, мама дорогая, какая тяжесть…       Ещё с нами была Айта. Добродушная лабрадориха с лоснящейся черной шерстью, принадлежащая Глебу. Счастливая, что её наконец-таки отпустили с поводка, она бегала вокруг нас взад-вперёд, высунув розовый язык. Айта совсем не была похожа ни на волка, ни тем более на оборотня, но она вполне могла создать шевеление в траве, как от движения крупного зверя. Если только не полезет обнюхивать камеру и вылизывать оператора… она может…       В итоге прибыли мы в запланированное для обоснования базы место часа в два дня, и таким образом времени на все подготовки до того как начнет темнеть у нас оставалось довольно мало! Поэтому мы сразу разделились. Андрей, Мариам и Степа остались обустраивать лагерь: устанавливать палатки, организовывать костёр и приготовление пищи, и всё такое прочее. А мы с Соной, Лукой и Глебом отправились осматривать территорию в поисках нужных видов и ракурсов. И если кто-то удивлён, что Андрей при этом остался в стороне, я хочу напомнить, что поиск ракурсов – это всё-таки наша работа как операторов! А главному режиссёру невредно иногда и палатку установить!       В общем-то, мы не просто так выбрали именно эту местность! Это был клёвый лес! Высокий, старый, густой, неопрятный… то, что нужно! За два с половиной часа путешествий нам удалось отыскать и болото, и непроходимые дебри, и поваленные деревья, и, в конце концов, обещанное необъятное поле высоких диких трав, едва ли не по пояс. Параллельно мы с одной захваченной с собой камерой наснимали довольно много красивых пейзажей. Никогда лишним не будет, просто кадры красивого солнечного леса… почему нет?..       Потом нам понадобился час, чтобы возвратиться на базу, ибо мы слегка заблудились и ориентировались с помощью отснятых кадров.… И к тому моменту, когда мы - усталые, голодные, с мокрыми насквозь кроссовками, - возвратились в лагерь, там было уже, вроде как, всё готово. И костёр, и палатки, и всё остальное. Проблема заключалась в том, что солнце уже тогда постепенно начинало блёкнуть и становилось прохладным, дело шло к вечеру.… И это был дня нас сигнал поторопиться. А торопиться нам очень не хотелось. Вытребовав час перерыва, мы вскипятили на огне воду и заварили растворимую лапшу. Ели пластиковыми вилками, вытянув босые ноги в сторону костра, чтобы высушить их. По-моему, идеально! Вам так не кажется?!       Перерыв не вышел только у Соны. Едва переведя дух, она вытащила из рюкзака свой арсенал и не медля принялась за Стёпу! Его трогательным пушистым волосикам она долго придавала устрашающий вид, и актёр молча сидел и не жаловался, хотя я представляю, как долго ему надо потом приводить причёску в порядок. Линзы, нехилый слой грима, дырявые джинсы и растянутый свитер, и вуаля – гримерша устала, но счастлива. Я восхищаюсь работой Соны.… Перед нами живьём стоял очень правдоподобный Слепой. До жути правдоподобный…       - Всё, выдвигаемся, - через какое-то время непреклонно скомандовал Андрей, и мы выдвинулись, без волнения оставив опустевший лагерь на опушке в глухом лесу.       Тот день я запомнила очень ярко. Он был удивительным. Сказочным и в самом деле очень Изнаночным. В наступающих сумерках мы все пришли к той самой широченной дикой пустоши. Лука сразу же принялся за организацию дальних планов. Это было то, с чего мы начали. Запустили Стёпу в чисто поле, сами отошли подальше, и снимали с квадрокоптера, которым Лука умел управляться на редкость очень гладко и профессионально.       Потом работали с Айтой. На самом деле, тут всё оказалось проще, чем мы предполагали. Андрей держал её на поводке, пока я устанавливала в нужной точке камеру. Оптимальным мне показался ракурс чуть повыше кончиков растений, чтобы было хорошо видно шевеление тонких прутиков сухой травы, но не было видно, чем именно это шевеление вызвано. Потом Глеб со своей точки просто тоненьким свистом позвал Айту, которая тут же с энтузиазмом рванулась в сторону хозяина. Андрей отпустил её, и она пробежала к Глебу четко по прямой траектории, совершенно проигнорировав камеру! Правда, потом вернулась и внимательно изучила незнакомый объект, но кадры уже тогда получились то, что надо!       Ощущение сказки, о котором я говорила, пришло уже в голубовато-блёклых сумерках, когда мы начали снимать самого Слепого крупным планом. Босые испачканные ноги, приминающие растения; длинные пальцы, на ходу специально задевающие сухие травинки; темный силуэт, проплывающий мимо, и всякое такое в этом роде… Всё это были просто неоформленные материалы, но я уже видела что из этого можно смонтировать! И это заранее было круто!       А ещё Мариам взяла камеру! Серьёзно! Я даже не рассчитывала на такой жест с её стороны, и не уверена, что она сделала бы так, если бы мы сами не предложили, но факт остаётся фактом! Она сама взяла в руки камеру и отсняла парочку очень даже хороших кадров! Зрелище было совершенно необычное…       Продолжили работу мы уже в лесу. Это была долгая, непростая работа, очень сырая, очень прохладная и темная. И очень атмосферная. И пахла она ночным Лесом. Я очень надолго это запомнила…

* * *

      Их костер маленькой рыжей искоркой мерцал среди чернеющих деревьев, едва освещая три полукруглые палатки чуть в стороне. Их было семеро. Они сидели вокруг своего яркого костра, завернутые в пледы и тонкие одеяла, и пили глинтвейн из термосов или чай, заваренный на вскипячённой на огне воде. Кому что по вкусу.       Они разговаривали между собой негромко, так как устали за день, но даже если бы они кричали, их бы никто не услышал. Потому что они были в лесу.       Стёпа болезненно айкнул, когда Сона принялась осторожно вынимать ему линзы. В прошлый раз во время всех перевоплощений – и в Слепого, и обратно, - он держался мужчиной и никаких признаков дискомфорта не подавал. Но сегодня он сильно устал, так что позволил себе немножко повыть. Как маленький волчонок…       - Тихо, - невозмутимо отреагировала Сона на его жалобное поскуливание, - не дергайся…       - Андрей, да успокойся ты уже, - насмешливо произнёс Лука, с улыбкой глядя на режиссера, - завтра организуем тебе флешку, всё пересмотришь. Не мучай камеру, там и так зарядки мало осталось. А мы может, ещё утром что-нибудь поснимаем!       Андрей, держащий на коленях массивную камеру и жадно всматривающийся в картинки на маленьком экране, остался неподвижен. Вид у него был весьма суровый.       - Ребят, ну чего мы в итоге решили? – обращается к коллективу Инна, - мы оборотня целиком рисуем или Айту обрабатываем?       Услышав свою кличку, Айта, до этого смирно лежащая рядом с Глебом на сосновых иголках, вопросительно подняла голову.       - Спи, моя девочка, - говорит ей Глеб, похлопывая питомицу по загривку, - ты своё уже отработала…       Айта, преданно поскуливая, снова ложится.       - Отрада холостяка, - смеётся Лука, на что Глеб сердито фыркает, но весело улыбается, - И то, и то, - сделавшись серьёзным, отвечает Лука на вопрос Инны, - в зависимости от кадров. Нужно будет потом пересмотреть ещё раз, что насняли, и продумать монтаж.       Инна и Глеб переглядываются и сосредоточенно кивают.       - Мариам, нарисуете нам оборотня? - беспечно обращается Лука, повернув голову в сторону писательницы.       Та встрепенулась и удивленно заморгала.       - Ну, просто как вы его себе представляете, - пояснил Лука, - можно даже на бумаге, просто для ориентира…       - Да, нарисую, - пожимает плечами Мариам, - я даже могу помочь тебе его на пленке сделать. Я, конечно, больше мультипликатор, но мало ли пригожусь…       - Конечно! – бодро кивает Лука, - это будет круто, спасибо вам…       Тем временем в противоположном углу Сона завершает операцию по освобождению глаз Стёпы от мутных линз.       - Ну, вот и всё, - поучительной интонацией объявляет она, отстраняясь, - и нечего было так пищать.       - Спасибо, - коротко кидает Стёпа, пальцами закрывая глаза.       - Глазки слезятся? – деловито осведомляется Сона.       - Ага, - не убирая рук от лица, отзывается Стёпа.       - Понятно, - кивает Сона, - посиди пока чуть-чуть с закрытыми, а потом я тебе закапаю.       Операторы едва заметно напрягаются.       - А в прошлый раз тоже слезились? – спрашивает Лука.       - Ну да, - отвечает Стёпа, выпрямляясь и убирая руки, но глаза пока не открывает, - там, минут десять где-то слезились, и потом ещё на следующее утро немного...       - Ну, понятно, - сосредоточенно кивает Глеб, - а у тебя вообще зрение хорошее?       - Ну да, - пожимает плечами Стёпа.       - И очков даже не носишь?       - Нет, не ношу…       - Надо же, - одобрительно произносит Глеб, - сейчас очень много подростков в очках…       Инна обеспокоенно вздыхает.       - Блин, не дай бог, ребёнку зрение испортим… - серьёзно говорит она, едва заметно качая головой.       - Вообще эти линзы безвредные, - столь же серьёзно отзывается Сона, - не должно быть никаких проблем…       На какое-то время возникает пауза. Стёпа сидит с закрытыми глазами, Сона роется в своём арсенале, операторы медленно потягивают напитки из кружек и устало молчат. Андрей вздыхает и выключает камеру.       - Молодцы, - с ещё одним тяжким вздохом коротко выносит он, - молодцы, хорошая работа… завтра всё остальное посмотрю…       - Там такие кадры, конечно, я не могу!.. – с энтузиазмом мечтательно протягивает Инна, закатывая глаза к темным кронам деревьев, - я уже хочу это всё монтировать!..       - Подожди ещё... - устало вздыхает Андрей, глядя куда-то вниз, - в следующем году только доберемся до монтажа, похоже. Надо все отснятые материалы структурировать, аккуратненько на парочку носителей сложить, и пускай себе лежат.       - А на следующей неделе… - задумчиво начинает Глеб.       - Ага! – подхватывает Андрей, - а вы помните, что у нас через неделю съёмки первого состава с автобусами?       - О Боже! – испуганно ахает Инна, - точно!       - Вот именно, - многозначительно отзывается Андрей, - это будет ничуть не меньшее веселье, чем в случае со столовой. Притом я всё-таки уверен, что надо снимать две сцены. Одна та, в которой возвращение, а другая та, в которой отъезд…       - Не понял… - загружено произносит Лука, наклонив голову.       - Ну, соображай! - устало отвечает ему Андрей, - возвращение - это первая Интермедия, когда Кузнечику кличку дают.       - Это я помню, а отъезд?       - Шестая Интермедия. Лето.       - А! Точно, вспомнил! Всё, виноват, мозги уже набекрень.       - Не суть, - невозмутимо отзывается Андрей, - суть в том, что это дело надо снимать рано утром… очень рано. Надо собирать народ к шести утра точно… чтобы к семи начать съёмку, чтобы дай бог всё успеть, пока солнце не поднимется…       - Жесть, - выдыхает Инна, - это будет трудная съёмка…       - Смотрите зато, там очень удобно, - с энтузиазмом продолжает Андрей, - мы в первой сцене весь народ со всеми этими сумками в автобусы загружаем, - он выдерживает выразительную паузу, прежде чем продолжить, - а во второй сцене, наоборот, выгружаем. Там как раз солнце поднимется, часам к двенадцати. Будет очень хорошо…       - Шикарно вообще! – коротко, но выразительно хвалит Глеб.       - Да, это конечно, удобно, - соглашается Инна, - единственное что, хронология таким образом не соблюдается... Там же между этими двумя событиями год… а дети в этом возрасте дико быстро растут, их, конечно, лучше всего в хронологии…       - Блин, ну а что делать? – разводит руками Андрей, - будем надеяться, они вырастут не настолько сильно, чтобы это бросилось в глаза…       - Знаете, что нам нужно отснять, пока лето не кончилось?.. – многозначительно, загружено обращается ко всем Лука, и тут же, завладев всеобщим вниманием, не менее многозначительно поясняет, - Кузнечика и Слепого из первой Интермедии…       - Да! – тут же соглашается Андрей, кивая, - да, у нас этих кадров так и нету.… Кто-нибудь звонил Саре? Как она там?..       - Я звонила маме Сары, - поспешно отвечает Инна, - мне сказали, что она хорошо себя чувствует и готова сниматься.       - Замечательно! – восклицает Андрей, - позвони, пожалуйста, завтра ещё раз, скажи, чтобы учили сценарий к сценам… боже, какие же там номера сцен?..       - Да не парься, завтра посмотрим, позвоним и всё скажем, - деловой интонацией рекомендует ему Глеб, - когда мы, получается, это снимаем?..       - Ну… - Андрей наморщил лоб, размышляя, - получается, в ближайшее время… дня через два-три, не больше… пока погода хорошая…       - Ужас, - качает головой Инна, - когда мы всё успеем, нам же ещё подготовиться к массовым сценам надо?!..       - Надо, - серьёзно кивает Андрей, - Мы, конечно, от погодных условий очень зависим… Так что если что, придется менять расписание. Так что организаторов держите все время на телефоне, чтобы если что, были готовы всех собирать...       Команда огорченно притихает, неторопливо потягивая из своих кружек. Костёр тихонечко потрескивает деревяшками, мерцая яркой звёздочкой среди темноты ночи. Айта неподвижно лежит на сосновых иголках и прислушивается к неразборчивой речи людских голосов. Стёпа молчит, запрокинув голову, пока Сона закапывает ему глаза.       - Ребят, что мы за люди?.. - с улыбкой спрашивает приглушённо Инна, спустя какое-то время. Головы собравшихся удивлённо поворачиваются на неё, - мы сидим ночью в лесу, перед костром, пьем глинтвейн… - мечтательно перечисляет Инна, - и всё равно разговариваем о работе…       Уловив эту мысль, режиссеры облегченно переводят дух и весело улыбаются над собственной характеристикой в устах Инны.       - А по-моему, идеальное место, чтобы об этом поговорить, - наигранно заумным тоном высказывается Лука, - сами подумайте, когда ещё мы сможем посидеть так спокойно и приятно?.. К тому же где ещё говорить о Доме, как не в Лесу?!       Остальные согласно кивают и довольно улыбаются. Шире всех улыбается Мариам, молчаливо сидящая с краю, прислонившись спиной к высохшему стволу давно срубленного дерева.       Сона заканчивает, как она сама выражается, «мучить ребёнка» и осторожно убирает пузырёк с каплями в отведенное место в арсенале. Степа неторопливо садится и выпрямляется, жмурит глаза, но так и не думает ни о чём жаловаться. А Сона невозмутимо вынимает влажную салфетку и принимается стирать бело-серый грим с тонкой шеи и ключиц актёра.       - Ну, раз так, я знаете, о чём ещё спросить хотела?! – внезапно с энтузиазмом обращается ко всем Инна, меняя позу, - что мы в итоге решили с маленьким Слепым?.. – выявив, судя по лицам окружающих, что вопрос её непонятен, она полным энтузиазма голосом уточняет, - ну, с тем, который совсем меленький! До Дома ещё… его Сара играет? Или как, или что?..       - А-а-а!.. – все тотчас оживляются вместе с ней и сосредоточенно переглядываются.       - Да, вот это действительно важный вопрос, - акцентированно произносит Андрей, - Слепому же пять лет было, когда он в Дом попал? - он поворачивается к Мариам, - правильно?..       Писательница молча, серьёзно кивает. Андрей снова поворачивается к младшим режиссерам.       - Сара, она…       - Не тянет на пять, - уверенно и категорично заявляет Лука, - она, в крайнем случае, на семь… но на пять никак не тянет.       На пару секунд повисает озадаченная пауза.       - Сона, ты можешь нам помочь? – спрашивает Андрей серьёзно.       - Что ты имеешь в виду? – удивленно моргает Сона, поворачивая голову на него, - сделать с помощью грима из восьмилетнего ребёнка пятилетнего? Нет, не могу. Извините. Там же не только в лице дело… это рост, это пропорции, это… размер головы… я не могу их изменить… Куда проще состарить ребёнка, или омолодить пожилого человека, но омолодить ребёнка… извините…       Андрей послушно и озадаченно кивает.       - Ой, а может, мы тогда в программе это сделаем?.. – внезапно предлагает Лука, - все вот эти пропорции как раз и изменим... Как вам идея?..       Команда в очередной раз глубоко задумывается, вздыхая в нерешительности.       - Мда… - в конце концов неуверенно протягивает Глеб, - на самом деле, я даже не знаю, насколько это реально…       - Ну, или мы ищем тогда пятилетнего ребёнка подходящего, - предлагает очевидную альтернативу Андрей, - и тут тоже работы мама дорогая… неизвестно ещё, где будет легче и правдоподобнее…       Возникает очередная пауза.       - Просто если всё-таки играет Сара, то это дело надо организовывать как можно раньше, пока не похолодало… - тихо говорит Инна обреченным голосом, - не позже середины сентября…       - Да вы смеётесь что ли? – истерически хихикает Лука, - это очень трудные по организации сцены, мы не успеем ни коем образом!       - Вот именно, - отзывается Инна, - мы, как правильно заметил Андрей, очень от погоды зависим, так что если мы не снимаем эти сцены сейчас, придется откладывать до мая. А тогда Сара ещё старше будет, и уже и на семь лет не потянет, не то, что на пять… дети в этом возрасте безумно быстро растут!       - Ох… – звонко вздыхает Андрей, с гулким щелчком открывая термос и дополняя стакан, - Мариам! – обращается он обречённо, подняв голову, - как вы считаете?..       Мариам удивленно моргает, и не спешит отвечать, глядя задумчиво на пылающие бревнышки у подножья костра.       - Я за пятилетнего ребёнка, - негромко произносит она, в конце концов, - но вы делайте, как считаете нужным. Вам виднее.       Андрей серьёзно кивает.       - Хорошо, - пробует подвести итог он, - Инна, твоя подруга в этой своей театралке с дошколятами работает?       Инна удивленно вытягивает лицо и тоже моргает – нарочно наигранно и забавно.       - Ну да, - отзывается она, - у неё есть группа от трех до пяти лет…       - Вот, как раз идеальный возраст! - перебивает Андрей, - посмотри там, я тебя умоляю! Нам нужен худенький, низенький ребёнок, с личиком характерным... Девочка или мальчик – уже не важно!       Над этой фразой Степа, Сона и Мариам одновременно весело улыбаются, тихонечко и непроизвольно.       - Слушай, ну я посмотрю, конечно, но ты имей в виду, что чудес не бывает, - тут же многозначительно отзывается Инна, - ты так сказал прям – «с личиком характерным»! Это должен быть ребёнок очень похожий на Сару! В данном случае это очень важно. Вот Саре со Степой, к примеру, быть похожими не обязательно.       Услышав свое имя, Степа тут же оживляется и поворачивает голову.       - Хотя у них есть, определённо, общие черты… - отвлёкшись от темы, многозначительно продолжает Инна, оценивающе глядя на актёра, на что тот весело фыркает:       - То есть, я похож на девчонку? – с улыбкой переспрашивает он.       Взрослые дружно реагируют на его реплику приглушённым умиленным хихиканьем.       - Да ну тебя! – отмахивается Инна, - я не про то! Я к тому, что с девяти до семнадцати лет человек вполне может измениться до неузнаваемости. А вот с пяти лет до восьми-девяти…       - Ладно, хорошо! – резко выдыхает Андрей, - значит, мы пробуем найти этого ребёнка. Инна, ты смотришь по знакомым, которые работают с детьми, у тебя таких много. А ты, Лука, размещаешь объявление в Интернете и принимаешь звонки. Как только мы этого ребёнка находим, мы с ним работаем. Правильно?       - Да, - хором отзываются Лука, Инна и Глеб.       - Всё, - кивает Андрей, - вопрос решён. И съемки мы тогда эти спокойно назначаем на май…       Преисполненные двойственных чувств – радость объективному обозначению спорного вопроса и вместе с тем бремя новых забот, - режиссеры вздыхают и притихают.       - Там сцен-то по пальцам пересчитать можно… - негромко бормочет Глеб.       - Зато две из них какие сложные по организации, - отзывается Лука, - локации искать надо, обо всём договариваться, детей искать на массовку, и так далее, и так далее… Так много чего надо делать, у нас, конечно, конь не валялся…       - А я вот из-за детей ещё переживаю, - сообщает многозначительно Андрей, - с ними же безумно трудно работать. Если девятилетние уже могут осознавать, что они делают, в чем принимают участие, и что вообще от них требуется, то в четыре-пять лет… это же вообще полное непонимание…       - Да ну перестань, - пренебрежительно фыркает Инна, - всё они понимают и прекрасно работают, ничуть не хуже взрослых.       Андрей смотрит на неё с интересом, выразительно улыбнувшись и нахмурив брови.       - Иннусик, я, конечно, всё понимаю, - выразительно произносит он, безобидно улыбаясь, - но, по-моему, ты всё-таки объективно переоцениваешь умственные способности пятилетних детей…       - Это твои умственные способности все объективно переоценивают, - тут же непреклонно заявляет Инна, - а к детям подход нужен! Абсолютно точно так же они работают, просто воспринимают все по-своему. И, между прочим, ребёнок-актёр очень хорошо виден среди других детей.       Андрей уступающее опускает взгляд. Остальные весело хихикают над сложившейся ситуацией.       - Извини, - с улыбкой говорит Андрей, - я просто не привык работать с маленькими детьми, поэтому и волнуюсь. Это своего рода испытание для меня… Ты имеешь гораздо больше опыта в этом направлении, возможно, стоит назначить тебя помощником режиссера по работе с детьми…       - Если считаешь нужным, - невозмутимо пожимает плечами Инна, - я не против. А нам всем, между прочим, ещё с Вовчиком работать...       - Кстати! – щелкает пальцами Глеб, - Вовчик! Вот, кто точно вырастет! Быстрее всех.       - Ага, - озадаченно соглашается Андрей, - все сцены с Толстым нам нужно за этот год отснять. Иначе никак. Посчитайте, сколько Вовчику будет в мае?!..       Лука морщит лоб и задумчиво ерошит волосы.       - Таак, - с готовностью протягивает он, - сейчас ему… сколько?..       - Семь месяцев, - мгновенно отзывается Инна.       На этом этапе все дружно принимаются за подсчёты.       - Так, сентябрь можно считать уже восемь, потом осень… десять, одиннадцать… - приглушённо бормочет Лука, загибая пальцы.       - Год и четыре… - выносит, в конце концов, Инна, прежде всех остальных, - большой мальчик будет…       Андрей многозначительно качает головой с очень загруженным выражением лица.       - Полтора года – это, конечно, много…       - Ну… - с интонацией «а что делать?» разводит руками Лука, - в принципе, ещё не так много… Будем надеяться, опять же, что не бросится в глаза… У него же не так много соло, хотя вот на Самую Длинную разве что…       Андрей сосредоточенно выдыхает и меняет позу, выразительно оглядывая собеседников.       - Ну, вот смотрите, - наводяще начинает он, жестикулируя, по своей привычке, в такт речи, - Самую Длинную мы снимаем в декабре. Вот, вокруг где-то двадцатых чисел, самое темное время в году, там темнеть будет часов в пять. Специально так, чтоб нам в три часа ночи-то не работать… Вовчику тогда будет…       - Десять с половиной месяцев, - подсказывает Инна.       - О! В самый раз! Ползать будет как надо! Главное, чтобы не встал и не пошёл в кадре…       Все в очередной раз дружно хихикают, а Айта вдруг оживляется и, подняв голову, звонко весело воет, смеясь темными блестящими глазами. Глеб шикает на неё, и она, коротко дернув хвостом, снова ложится.       - И тогда что получается… - возвращаясь к предыдущей теме, в свою очередь осведомляется Лука, - когда мы «Историю официантки» снимаем?..       Андрей задумывается на минуту.       - Ну, весной… – предполагает Глеб, разводя руками, - в конце марта там, в апреле… год и три Вовчику будет, нормально ещё в принципе… будет заенька маленький…       - Ну да, - устало дергает плечами Андрей, - сейчас уже не успеваем, будем снимать весной. Скажите Юли тогда, пусть, может, заранее познакомиться с ним получше… чтобы привыкал к ней ребёнок, а то мало ли…       - Действительно, - коротко хмыкает Глеб, дернув головой, а Инна тем временем переглядывается с Соной и обе они выразительно улыбаются.       - Ребят, а место-то тогда какое? – озадаченно ахает вдруг Лука, - мы же так и не решили, где мы это дело снимаем.… У вас есть идеи?..       Остальные дружно задумываются, корча гримасы размышлений и почёсывая затылки.       - Я, по правде говоря, не знаю… - несколько растерянно, задумчиво признается Андрей, - это знаете, есть такие места… вроде бы и ничего особенного, но вот от них ощущение такое можно даже сказать что сказочное и атмосфера... мистическая что ли? Обычно где-нибудь загородом там, в небольших посёлках, всякое такое… Не всегда, но иногда бывает… странное такое ощущение от них, трудно объяснить...       - Изнаночные места, - с улыбкой подсказывает Глеб.       - Да! – тут же соглашается Андрей, - попросту, так и есть… Вы же понимаете, о чём я говорю?..       - Да, конечно, - тут же уверенно отзывается Инна, а остальные дружно, активно поддакивают и кивают, - это бывает такое, я думаю, все хоть раз замечали…       - Дело в том, что я вообще сейчас ничего конкретного не могу вспомнить… - озадаченно вздыхает Андрей, - ощущения помню, а места нет!.. Вот и здравствуйте…       - Мариам, - с улыбкой обращается вдруг Лука, и писательница в очередной раз удивленно поднимает голову, - вы знаете какие-нибудь Изнаночные места?       Мариам снова задумывается, сомкнув губы в очень сосредоточенном выражении и растерянно моргая.       - Ну, у себя знаю, - отвечает она неуверенно, пожимая плечами, - а здесь у вас – нет, - глядя на Луку, Мариам вдруг начинает скромно, беспечно улыбаться, - разве что этот лес, - с улыбкой выносит она, - но вы мне их покажете. Вы найдете Изнаночные места и покажете мне. Их много везде, я уже в этом убедилась…       Добродушно и беспечно улыбаясь, ребята кивают и отворачиваются, расслабленно потягивая напитки из кружек. Но эта расслабленность и умиротворённая тишина, воцарившиеся было среди коллектива, длятся недолго, и очень вскоре прерываются очередной мыслью, возникшей внезапно в одной из голов:       - Ой! – в очередной раз озадаченно восклицает Инна, встрепенувшись, - а знаете, кто ещё может вырасти некстати? – очень наводяще, как будто нарочно приглушённо произносит она, в своей манере мгновенно заинтриговывая вопросительно застывших окружающих, - Серёжа, - объявляет она многозначительно.       - А-а-а… - понимающе протягивает Сона, скривив лицо…       - Они же в пятнадцать лет растут ничуть не хуже, чем в десять! – обречённо хмурит брови Инна, - а в шестнадцать некоторые уже вообще дяденьками выглядят…       - Спасибо, - приглушённо хмыкает Стёпа.       - Да, боже мой, я же образно! – снова отмахивается от него Инна, - Серёжа, он сейчас абсолютный мальчишка, у него лицо ну на тринадцать лет… я, конечно, чуть-чуть переживаю, что это может быстро уйти…       - "Но лишь один Шакал не стареет..." - приглушённо и загружено декламирует Лука, задумчиво уставившись в пустоту, - ребят, ну, я не знаю… конечно, резон есть в этой мысли…       - И голос у него сломается! – продолжает строить мрачные пророчества Инна, - у него сейчас потрясающий тонкий-тонкий голос! А как сломается, я не знаю, что мы будем делать…       - Ну… - заметно включая голову, начинает размышлять над поставленным вопросом Глеб, - в принципе, можно будет Костика посадить озвучивать…       - То есть, как бы у Табаки голос за годы не изменился? – с интересом уточняет Лука, встрепенувшись, - в принципе, ход очень даже нечего…       - Не выйдет… - качает головой Инна, - Костик не справится. Он талантлив, но с таким не справиться. Да и по отношению к Серёже это несправедливо. Озвучка это же, на секундочку, полроли!       Режиссеры переглядываются и согласно кивают.       - Да, - почти сразу же отзывается Лука, - да, это абсолютно верно. Серёжа видно, что очень хотел эту роль. Он её заслуживает целиком.       - Серёжа золото, - негромко, уверенно произносит вдруг Андрей, задумчиво глядя куда-то перед собой, - нам невозможно с ним повезло…       Столь лестная характеристика в устах Андрея, столь невозмутимо произнесенная, несколько удивляет всех присутствующих. И, тем не менее, оспаривать сказанное не собирается никто.       - Да… - ещё раз той же интонацией повторяет Лука, и открывает, было, рот чтобы прибавить ещё что-то, но Андрей перебивает:       - То, что он вытворял на последних съёмках, это, конечно, невероятно… - уважительно произносит режиссер, так многозначительно, как будто ведёт дискуссию, - как он вел сцену; какая от него была энергетика! Вы помните?!       Ребята кивают, всё активнее, обеспокоенно глядя на него.       - И там же были его одноклассники! – продолжает восклицать Андрей, - вы только представьте, что значат для пятнадцатилетнего мальчика мнения одноклассников!.. И он наплевал, как я ему и сказал… Нет, я просто себя помню в его возрасте, я бы вообще так не смог! А я очень неплохой актёр был! – напоследок приводит последний аргумент в своей воображаемой дискуссии Андрей, - это невероятный актёр, нам очень повезло…       Команда дружно растерянно моргает, сидя неподвижно с очень серьёзными минами.       - Ну, да, мы, в принципе, в этом и не сомневаемся, - заверяет его Лука, - ты всё верно сказал.       - Что ж, нам остаётся только надеяться, что у него останутся его писклявый голос и мальчишечье личико на ближайшие пару лет… - невозмутимо и просто выносит Глеб как итог.       - Не, ну а в принципе такое вполне может быть! – тут же с энтузиазмом подхватывает Сона, - может быть, у него просто такая внешность! Есть же люди, которые всегда выглядят гораздо младше своего возраста…       - Далеко за примерами ходить не надо, - с улыбкой многозначительно отзывается Лука, глядя на Инну.       Та осознает иронию в свой адрес лишь спустя несколько секунд, а, осознав, ахает очень звонко и очень возмущенно, чем тут же вызывает хихиканье у всего коллектива. Инна берёт с земли маленькую горстку сухих иголок и рассерженно кидает в хихикающего Луку.       - Нахал! – справедливо заявляет она, так и не сдержав улыбки, - какого черта вы опять меня дразните за мою внешность?       - Это мы-то дразним? – со смехом звонко отзывается Лука, - да мы просто дружески подшучиваем. Знаешь, как тебя прозвали эти балбесы? Инна-Школьница!       Инна ещё раз ахает, от возмущения широко открыв рот.       - Да ладно?! – ещё звонче переспрашивает она, - это же возмутительно!       Развеселённые её реакцией, наши герои весело смеются. Громче всех – Лука, и это не ускользает от внимания Глеба.       - Ты-то чего веселишься? – саркастичным тоном обращается он к приятелю, - Лука-Руки Сфинкса.       Лука давится очередным смешком и мигом проглатывает весь дальнейший смех, мгновенно замирая с выкаченными глазами и драматично опущенными уголками губ. Все смеются теперь уже над ним.       - Нет… - кривится Лука с отвращением, - ты где такое от них слышал?!       - Да, в их диалогах, - уверенно отвечает Глеб, - междусобойчиках всяких… так что не тебе, друг, Инну-то дразнить…       - Это ужасно! – скривившись, чувственно восклицает Лука, - что это такое, какого черта?! Им обязательно надо было выбрать для клички именно этот факт обо мне?!       - Очевидно, это их больше всего впечатлило, - невозмутимо пожимает плечами Глеб.       - Я много чем ещё управляю помимо протезов! – не унимался Лука, - вплоть до съёмочного процесса! Почему именно это?!       - Успокойся, - хихикает Андрей, - авось, забудут потом. А так: дали и дали, ну что теперь?.. Дети же, что с них взять… Хотя, должен отметить, с чувством юмора у этих зверёнышей всё нормально…       - Ага, - выразительно, саркастично хмыкает Инна, - ВИУ. Великий-И-Ужасный-Господин-Режиссер.       Андрей мрачнеет так же стремительно, как до него Лука.       - Я?! – переспрашивает он изумленно, указывая на себя пальцем, - что, правда?! Они так меня прозвали?       Операторы втроём синхронно выразительно кивают.       - Почему? - обиженно надувается Андрей, - почему я ужасный?! В каком месте я ужасный?! Почему у них такое обо мне впечатление?..       - Успокойся, Андрей, - советует ему Инна, - это просто шутка. Не ты ли буквально только что размышлял что-то такое о чувстве юмора?       - Да ну, блин… - приглушённо хмыкает Андрей, обиженным резким движением подбрасывая в костёр тонкую палочку, - как я по их мнению должен себя вести? Как белый и пушистый?       - Тогда они бы тебя так и назвали, - беспечно замечает Лука, - да и вообще, вы заметили, что мы все обзавелись кличками неожиданно быстро?       - Хотя клички эти оставляют желать лучшего… - выразительно прибавляет Инна, сомкнув губы…       - Да, но, тем не менее, - тут же многозначительно подхватил Лука, - без оскорбительного прозвища у нас остался только Глеб, - он повернулся и взглянул на приятеля. Глеб заметно напрягся, - есть идеи, коллеги?..       - Разве что Холостяк, - неуверенно пожала плечами Инна.       - На первое время сгодится, - чуть поразмыслив, всё же решил Лука, удовлетворенно махнув рукой.       - Класс, - без особой радости устало хмыкнул Глеб.       - Считай, что тебе повезло, - из своего угла убеждённо посоветовала ему Сона, - детишки бы тебя, надо думать, прозвали бы куда хуже… Судя по тому, что мы уже имеем…       - Мда… - со смехом звонко встревает вдруг Андрей, - дети, конечно, в этом отношении проявили себя очень по-домовски. Я уже, по правде говоря, и не знаю, как к ним подходить… как к Наружним ребятам, или как к полноценным Домовцем… путаться начинаю…       - То ли ещё будет, - улыбается умиротворённо Инна, - ещё всё перемешается…       Заворожённые этим пророчеством, господа творческие чуть прищурившись, смотрят на костёр. Лука собирается что-то ответить, но не успевает, потому что среди возникшей недолгой паузы вдруг подаёт голос Мариам:       - То есть, вы тоже смотрите на Дом как на что-то совершенно отдельное от нашего мира? – с интересом спрашивает писательница, оглядывая удивлённых компаньонов, - но это же не так. Дом – порождение Наружности… Они связанны неразрывно, и Дом не существует сам по себе. Он часть Наружности. Прошу, не повторяйте ошибок героев книги…       Во все глаза глядя на её силуэт в свете костра, остальные изумлённо притихают…       - Хороший совет… - в конце концов, негромко, вкрадчиво замечает Лука, - правда, большое спасибо…       Мариам улыбается добродушно и умилённо.       - Не обращайте внимания, - говорит она с улыбкой, опуская глаза, - обсуждайте дальше! Это очень интересно – то, что вы говорите…       А вот на эту реплику многие из присутствующих настороженно замирают и удивлённо поднимают брови.       - Мы забалтываемся, - беспечно признаётся Инна, - нас вполне может занести не туда. Но почему вы не обсуждаете с нами? – задаёт она довольно актуальный вопрос, - мы уже начинаем про вас забывать, а ведь вы нам важнее всех прочих. Почему вы всё время молчите?       Мариам поднимает голову и смотрит на неё сквозь костёр, серьёзно и задумчиво.       - А я вам не нужна, - вполне убеждённо, ровным голосом произносит она, легонько пожимая плечами. Остальные в изумление встревоженно дергаются.       - В каком смысле? – едва ли не возмущённо отзывается Лука, - да вы чего? Вы-то как раз нам...       - Нет, не нужна, - прерывая его, невозмутимо стоит на своём Мариам, - нисколечко. Понимаете, я ничем не могу быть вам полезной. Вот и во время последних съёмок, я в этой столовой просто сидела перед экраном и отходила от шока, потому что это было что-то с чем-то… я не могла и слово вымолвить от восхищения! Я не принимала участия… И по-хорошему я и сегодня должна была остаться в лагере, Андрей был бы гораздо важнее, и я вам об этом говорила…       - Да почему? – разочарованно восклицает Инна, - вышло же здорово! И вы сегодня очень даже принимали участие! Андрей у нас городской, вы куда ближе к Лесу. Вы невероятно нам помогли.       Мариам вздыхает.       - Я не говорю про сегодня, я говорю вообще. Понимаете, это ваша работа, - акцентированно произносит она, - и я не чувствую за собой права в неё вмешиваться. Всё, что я могу, это молча восхищаться тем, что вы делаете, но не более того…       - Постойте, - в свою очередь прерывает Андрей, - вы говорите очень односторонне. Ваша позиция понятна, но что должны означать слова «это ваша работа», если, напоминаю, наша работа заключается сейчас в попытке воплотить именно ваше сознание?       - Это не моё сознание! – с улыбкой восклицает Мариам, продолжая спор, - и вы прекрасно понимаете, о чём я. Я правда не знаю, чьё эта книга сознание, но почти уверенна, что не моё… И всё, что зависело конкретно от меня, я уже сделала… Я вам больше не нужна…       - То есть, вы полагаете, что вы наш талисман? – с интересом переспрашивает в свою очередь Глеб, - или что? Или как вы характеризуете свою роль в проекте?       - Ну… - Мариам замялась, - вообще-то, «талисман» неплохое слово, но вам оно, конечно, не по вкусу…       - Не по вкусу! – мигом не думая подтверждает Инна, - потому что это вздор. Вы нам не талисман и не человек, который будет постоянным подтверждением того, что мы делаем всё хорошо. Вы одна по-настоящему знаете, чем должна быть эта плёнка и мы не можем не считаться с вами. Вы автор! И вы себя от этой ответственности не избавите, как бы ни старались.       Пауза. Тишина нарушается почти неслышным потрескиванием горящих сучьев.       - Я тебя поняла, Инна, - негромко произносит Мариам среди тишины, спустя секунды, - я подумаю над этим… спасибо…       Все вокруг ещё раз замолкают. Дискуссию продолжать смысла нет, поэтому никто этого не делает. Все знают – если Мариам сказала, что подумает, значит, она стопроцентно подумает. Причём подумает основательно, так сказать по-взрослому, с подробным самоанализом и привлечением античной философии… Так что больше от неё никто ничего не требует.       - На чём мы остановились?.. – несколько даже робко интересуется Андрей после долгой паузы.       - На актёрах, - невозмутимо отозвался Глеб, глядя на пляшущее пламя.       - Оу… - многозначительно с улыбкой протягивает Инна, - эта тема бесконечна!..       - Удивительные люди, - негромко произносит Мариам, так же с улыбкой, очень светлой, - просто удивительные. Я их всех пока очень плохо знаю, но само знакомство уже невероятно. Они все до одного поразительно соответствуют образом своих ролей, и в то же время парадоксально от них отличаются…       - Я согласен, - серьезно кивает Андрей, - работа, я уже вижу, что будет невероятно интересная, в том числе в психологическом плане… Это действительно необычные люди, и за ними лично мне безумно интересно наблюдать, - Андрей быстро меняет позу, оглядывая товарищей полным бурного энтузиазма взглядом, и продолжает акцентированно, - вот, к примеру, то, как они работают… У каждого же свой личный подход, и это очень интересно наблюдать и сопоставлять…       - Ну да, к слову о подходе, - тут же, с почти не меньшим энтузиазмом подхватывает Инна, - я скажу про Сашу, потому что мы в последнее время больше всего работали именно с ним… Как раз такое знакомство, ведь мы же до этого очень мало с ним общались…       Режиссеры понимающе кивают, слушая с интересом. То, о чём говорила Инна, было для них тогда важно и понятно, ибо все основные актёры очень четко делились для них на две категории. В первую входили те, с кем они за время подготовок уже успели хоть как-то познакомиться – пообщаться в неформальной обстановке, потренировать или проверить те или иные навыки, в принципе узнать в общих чертах человека как такового... Среди таких ребят были Томас, Мехак, Никита, Тема… Вторая категория включала в себя актеров-загадок, знакомство с которыми нередко ограничивалось одним только кастингом и последующими короткими встречами. Такими малознакомыми были, помимо прочих, Серёжа, Степа, и как раз Саша… актёры из этой второй малознакомой категории вызывали у режиссеров весьма сильное и очень видимое со стороны волнение, что в принципе было вполне логично…       - Саша, он досконально изучает текст, - уверенно выносит Инна, - вы заметили? Текст романа он прокатывает просто через свою голову, довольно подробно анализирует…       - Да, - тут же подхватила Мариам, неожиданно бодро, - это абсолютно точно. На последних съёмках, там же очень важные для Курильщика сцены были, в том числе «теория о всеобщей игре»… И… в перерывах он мне высказал очень интересные свои мысли по тексту… Это как раз то, о чём ты, Инна, говоришь – к примеру он уцепился за фразу «как легко и красиво всё укладывалось в эту схему». Он на основе этой фразы понял, что Курильщику очень сильно хотелось верить в то, что он придумал, и это в принципе многое объясняет. Он очень быстро и бесповоротно принял эту теорию как раз потому что она показалась ему идеальной и он категорически не хотел никаких других догадок. Это… как бы не очень сложное рассуждение, но мне невероятно понравилось, как Саша точно и конкретно об этом сказал и как легко он это вывел.… Мне было очень интересно его слушать.       - Да, - хмыкает Андрей, уважительно кивая головой, - да, парень молодец. Очень внимательно к роли относится и, надо думать, далеко в ней пойдёт… Вот Серёжа, он по-другому немножко работает… У него видно, что внутренняя энергичность вот эта специфическая, которая просто в нём сидит и он её в обычной жизни привык сдерживать. Удивительно то, что он не боится её когда надо выпускать наружу… И он от этого, конечно, нереальный кайф ловит…       - Они все, раз уж на то пошло, кайф ловят, - в свою очередь высказывает следующее наблюдение Лука, почти сразу, - в этом отношение всё в полном порядке. Актёры с шикарным совершенно энтузиазмом начали работу, они все большое удовольствие получают…       - Кроме Марка, - тихонечко вносит ремарку Глеб, многозначительно скривив рот. Все тут же напрягаются, и со стороны сразу становится понятно, что затронутая тема в их компании является несколько даже щекотливой.       - Ну да, - выразительно хмыкает на это Андрей, - с Марком отдельная ситуация… Позавчера он не переставал всем своим видом демонстрировать, как его долбает всё вокруг…       Ребята дружно и тяжело вздыхают.       - Да, - печально протягивает Инна, - ему, конечно, очень непросто в связи с его возможностями… И в принципе жить непросто, и в атмосфере съёмок тоже очень сложно… И я, вообще, не очень знаю, что с этим делать…       - Да боже мой, - сердито бурчит Андрей себе под нос, не поднимая головы, - что делать как раз очень даже понятно. Дело же не в возможностях! Отношение ему надо поменять. К себе, к своему телу, к окружающему миру… Понятно, что сложно без рук, но таким родился, всё, уже ничего не сделаешь! По нему видно, что он себя жалеет! Какого, спрашивается, черта?! Если он и дальше…       - Андрей, прекрати! – болезненно кривится Инна, - ты сейчас очень строг к нему! Ты хочешь, чтобы он был как Сфинкс, а он ну не такой! Вообще, таких как Сфинкс очень мало, это исключительный случай, его таким воспитал Дом. У него была свора Спортсмена, которая ему показала, что мир ему ничего не должен; у него был Седой, который научил его очень важным для самоощущения вещам. Если ты хочешь стать для Марка Седым, пожалуйста! Вперёд и с песней! Только я хочу тебе напомнить, что ему не десять лет…       Инна замолкает. Андрей через круг смотрит на неё сердито. Остальные смотрят на них обоих встревоженно.       - Я не то чтобы хочу, - со вздохом отзывается Андрей, скривив лицо, - у меня выбора нет. Я обязан теперь сделать для него всё, что в моих силах. Всё, процесс пошёл! Он под моим крылом теперь! И я ничё не могу с этим сделать…       Пауза. Какая-то тяжелая и грустная. Инна задумчиво вертит в пальцах походную кружку, опустив глаза.       - Это всё, конечно, хорошо… - робко, наводяще произносит Лука из несколько растерянной тишины, - но вообще я тут кое-о-чём подумал.… Марка же никто не заставлял принимать участие, так?.. Если ему так прямо всё не нравится, какого черта он вообще подписался?.. Никто об этом не задумывался?       - А ради семьи, - невозмутимо, спокойным голосом отвечает Инна, - у него же семья все эти годы о нём заботилась. Его в интернаты не сплавляли, от него не отказывались, о нём реально заботились. Понятно, что он чувствует себя немножко в долгу, что, в общем-то, похвально… И вот… принять предложение о съёмках его семья очень просила. Они ему успехов желают, они хотят чтобы он на что-то сгодился в жизни… А у него тоже – какая особенно там возможность есть пользу принести?.. Вот он и…       - Ясно… - выдыхает Лука задумчиво и удивленно, - теперь всё ясно…       Инна только лишь выразительно кивает и молчит.       - Надо же… - очень тихо, почти что шёпотом произносит вдруг Мариам, не поднимая печального взгляда, - он мне об этом не сказал…       Все смотрят на неё растерянно.       - Я у него спрашивала то же самое, о чём сейчас Лука спросил, - поясняет писательница, чуть повысив голос и подняв голову, оглядывая собеседников, - ровно то же самое… Он мне ничего не ответил.       Вид у Мариам – земля и небо в сравнение с тем, что было буквально несколько минут назад. Она выглядит очень растроганной и очень огорчённой. Некоторым из присутствующих даже становится неловко…       - Всё будет нормально, я думаю, - неуверенно высказывается Глеб, - он, наверно, с непривычки так… привыкнет и к нам, и к съёмкам, и всё будет гораздо легче… должно быть…       Ответом ему служат лишь тяжелые вздохи. Никто больше ничего не говорит. Костёр начинает медленно угасать, люди вокруг него сидят притихши. Но тише всех уже долгие минуты сидит Степа, скромным комочком завернувшись в плед. Черные залаченные волосы спутанными нитками свисают с его головы. Он сидит как можно незаметнее и с огромным удовольствием греет уши, стараясь уловить и запомнить каждую реплику режиссёров. Ещё бы – по воле счастливого случая ему довелось оказаться на обсуждении всей режиссёрской команды, частично проникнуть в процессы планирования съёмок, с которых всегда всё и начинается, уловить осмысление важных эпизодов, услышать и сохранить бесценные реплики Мариам, и даже узнать некоторые отрывки личного мнения руководителей о тех или иных актёрах. Он стал невероятно богат, в его голове было знание того, насколько Андрей восхищён Серёжей, насколько похвально усердие Саши, и насколько переживает команда за Марка. Он мог теперь поделиться этими знаниями с самими актёрами, или мог оставить их при себе… и этот выбор делал его в некотором роде сильнее и значимее… Он сидел тихо, сгорбившись, сложив ноги по-турецки, зажав в ладонях металлическую кружку с остывшим чаем, и от всей души надеялся, что о нём так и не вспомнят… А потом он чихнул. Случайно, неожиданно и звонко, прямо среди тишины. Это вышло, по его мнению, крайне глупо! Разумеется, все тут же встрепенулись и посмотрели на него встревожено, качая головами и приглушённо улюлукая.       - Ууу… - озабоченно протянула вместе с остальными Сона, - ты смотри, не заболей!       - Всё нормально, - отзывается Стёпа и как назло снова чихает.       - Не, ну шутка ли – ночью босиком по лесу? – встревоженно произносит Инна, - кутайся лучше, и ноги главное кутай!       - Ты нам в рабочем состояние нужен! – подхватывает Лука, - у нас всё по дням расписано, один съёмочный день если сорвётся, цепочка потянется и начнётся хаос…       - Окей, - вздыхает Стёпа, - я понял…       - Чего там у тебя? Чай? – интересуется Лука, вытягивая шею. Стёпа растерянно смотрит в свою кружку.       - Ну да… - отзывается он, - чай…       - Глинтвейнчику не хочешь?.. – внезапно предлагает Лука почти без капли иронии в голосе.       Остальные реагируют на эту реплику по-разному: кто-то весело улыбается, кто-то возмущённо выкатывает глаза, а кто-то просто с интересом наблюдает за Степой. Актёр же косо улыбается и мотает головой.       - Нет, спасибо.       - Мда, - весело хихикает Инна, опуская глаза, - мало того, что курить мы их учим, сейчас ещё спаивать начнём… Чувствую, на нас в конце проекта родители начнут в суд подавать.       - Да ладно тебе, - с беспечной улыбкой отзывается Андрей, - они к концу проекта многие уже все совершеннолетние будут… Взрослые ребята же, ничего такого страшного…       - Всё равно нехорошо… - вздыхает Инна, скривив лицо.       - Ну да, а опять же – что делать? – снова разводит руками Андрей, - как я уже не раз повторял: искусство требует жертв. Зато мы им, вполне возможно, карьеру организуем!       - Ага, - весело хмыкает Лука, - и билет во взрослую жизнь!       Тем временем Глеб неторопливо достаёт из кармана рюкзака телефон и, взглянув на экран, удивлённо поднимает брови.       - Это всё замечательно, - обращается он устало, не поднимая головы, - но я хочу вам сообщить, что времени уже почти час ночи… а теперь я хотел бы задать вопрос – не пора ли нам, товарищи, по койкам?..       - Актуальный вопрос, - вяло щёлкает пальцами Андрей, неслышно вздыхая, - ребят, Холостяк дело говорит…       - Ой! – Глеб недовольно кривится, - давайте без этих дурацких прозвищ, ладно? Так будет лучше для всех нас.       - Я подумаю, - отвечает Андрей, неторопливо поднимаясь с места. Его примеру тут же следуют остальные, вокруг начинается, ленивое, плавное движение…       - Ребят, подождите, пожалуйста, - внезапно подаёт полный волнения голосок Сона.       Все тут же замирают и смотрят на неё удивлённо и несколько даже встревоженно.       - В чём дело?..       Сона молчит, исподлобья глядя на команду полным нерешительности взглядом.       - Я наброски доделала… - в конце концов, тихонечко произносит она такой интонацией, будто признаётся в чем-то нехорошем.       И тут же глаза окружающих изумлённо распахиваются и загораются трепетным волнением. Вся былая сонливость с их лиц в один миг исчезает. А Сона, взволнованно выдохнув, тянется за своим рюкзаком, суетливо расстёгивает его и едва ли не дрожащими руками достаёт широченную, массивную папку, после чего переводит взволнованный взгляд широко открытых глаз на остальных.       - Ты это всё с собой тащила?! – изумленно восклицает Инна.       Сона робко кивает.       - Ну, даёшь!.. – качает головой Инна.       - И, главное, сидит весь вечер и молчит! – подхватывает Лука, не менее возмущенно.       - Да, я… - робко опускает взгляд Сона, - я не уверена в них…       Крепко зажав двумя руками тяжелую папку, она поднимается и, обходя костёр, приближается не иначе, как к Мариам.       - Но я специально несла с собой, чтобы показать, - тихо говорит Сона, протягивая папку писательнице, - в первую очередь Вам…       Мариам смотрит на неё снизу вверх очень серьёзно. Потом осторожно берет папку и опускает на колени…       - Свет плохой! – прежде всего суетливо восклицает Андрей, - быстро, куда вы фонарик дели?!       Глеб столь же суетливо роется в рюкзаке и быстро извлекает оттуда широкий и тяжелый фонарик. Включает его и, встав за спиной Мариам, где уже пристроились все остальные, в том числе Степа, светит прямо на бежевую папку, пока ещё не раскрытую.       Подождав пока все будут готовы и выждав после этого ещё пару секунд трепетной тишины, Мариам, наконец, открывает папку. И тогда под рыжим светом костра и голубоватым светом фонарика начинается нечто странное, удивительное, впечатляющее. Маленький мир сложного, абстрактного творчества, весь смысл которого способны осознать лишь посвящённые. Такие, как они.       Формат каждого из листков, обитающих в волшебной папке, чуть шире А3, и каждый из них вмешает в себя поиск какого-то одного произведения. Карандашные наброски, зарисовки фрагментов, вариации, и, наконец, окончательный вариант – гуашью или маслом. Иногда окончательных тоже несколько, формат самых крупных рисунков – чуть больше половинки А4. Все они удивительны и, повторяясь, все очень сложны. Из тех, что цветные, есть, к примеру, просто профили людей, лежащих на спине – в теплых, агрессивных цветах, неопределённые и очень условные, накладываемые друг на друга, и все не прорисованные лица одинокого направленны в потолок, строго, как в солдатском строю. И те, кто знает, сразу же, без раздумий понимают – Спящие. Мариам болезненно хмурится и переворачивает страницу. Она листает медленно, внимательно задерживаясь на каждом из листков, и в таком темпе все режиссеры за её спиной успевают в полной мере сообразить и принять наброски. Абсолютная тишина нарушается треском догорающего костра, едва слышным шумом леса и редким шорохом страниц.       Около половины рисунков цветные, странных и несколько даже агрессивных тонов, преимущественно сочетания красных, желтых и фиолетовых. Хитрые формы прячутся за переплетением цветов и улавливаются только если внимательно смотреть на изображение какое-то время. Опрокинутая ракушка с острыми шипами… Глаза – минималистическое зрачки и дуги – наползающие друг на друга…       Вторая половина – черно-белые, так называемого «полосатого» периода. Здесь всё ещё хитрее, и интервалы между перелистыванием страниц становятся дольше. На одном из набросков изображение, которое многим может показаться пародией на Малевича – черный круг посреди белого листа, вот только вокруг него со всех сторон косые разноразмерные треугольники, тянущиеся острыми уголками к центру круга. И там, где некоторые из них перешли через границу, уголки этих счастливчиков становятся белыми, выделяясь на фоне черноты круга…       Среди «геометрии» легендарная «доска для игры в дартс» с воткнувшейся стрелкой проскакивает внезапно и вписывается в общее впечатление неожиданно гармонично…       Сона тихонечко сидит в стороне и грызёт ногти.… Мариам медленно перелистывает страницы… одну за другой, одну за другой… в какой-то момент их число начинает казаться бесконечным…       Один из последних листков посвящен плюшевому медведю. Он жутковат и какой-то квадратный, сидит к зрителю полубоком, понурив большую голову и опустив милые глаза-пуговицы, и детская безобидность его заведомо кажется обманчивой и пугающей…       Мариам доходит до последнего листа и закрывает папку. Тишина длится долго. Никто не решается ни на единый комментарий. Так и сидят молча, надо думать, с минуту…       - «В двадцать два года слишком откровенно раскрываешь душу и делаешь это подчас неумело» - очень тихо, но отчетливо слышно цитирует Сона, отпустив взгляд, - «сейчас я поумнел, и мои картины тоже».       Пауза. Все смотрят на неё пристально, но никто не перебивает.       - Мне всего двадцать семь… - произносит Сона серьёзно, - мне некогда было поумнеть…       - Я тоже сейчас об этом думаю, - внезапно признаётся Мариам, на что Сона резко поднимает голову и встревоженно смотрит прямо в глаза писательнице, - и это и есть самое удивительное, - продолжает та ровным голосом, - ты Сона, очень молоденькая… и… я не знаю твоей биографии, но искренне надеюсь, что тебе не пришлось пережить что-то похожее на историю Курильщика…       Сона испуганно, активно мотает головой.       - Вот, - облегченно выдыхает Мариам, - я так и думала. Это… на данном этапе немолодой, мудрый, очень замкнутый человек, который чувствует на себе очень большую тяжесть воспоминаний о Доме, которые его никогда уже не отпустят… Ты не похожа на него, Сона. И… то, что ты сделала… - Мариам опускает голову и бережно проводит ладонью по шершавой поверхности папки, - это удивительно и говорит только об одном, - она делает многозначительную паузу, поднимает голову и очень серьёзно смотрит на девушку, и лишь потом выносит несколько даже торжественно, - ты, Сона, тоже очень хорошая актриса. Раз сумела до такой степени перевоплотиться. Я верю в то, что это нарисовал Курильщик и, по правде говоря, мне хочется плакать.… Я постараюсь этого не делать…       Она замолкает и, медленно выдохнув, прикрывает глаза, тем временем как все остальные смотрят встревоженно, ибо плачущая Мариам – перспектива для них как будто бы не самая лучшая…       - Спасибо Вам, - тихо говорит Сона, - но я всё равно переживаю… Может быть, мне не стоит делать эти работы в настоящем формате?.. Может быть, всё-таки Вы?..       - Нет! – тут же непреклонно заявляет Мариам, уверенно мотая головой, - я не буду рисовать картины Курильщика. Я не имею на это права.       Сона вздыхает, взволнованно сомкнув губы.       - Это должна сделать ты, Сона, - уверенно говорит Мариам, потягивая ей папку, - держи.       Девушка покорно принимает из её рук собственную работу и, прижав папку к себе, продолжает сидеть тихо и смирно.       - Ну, хорошо, - выдыхает вдруг Андрей с привычной деловитостью в голосе, усаживаясь на поваленное бревно, - с этим мы разобрались. Теперь у меня к тебе, Сона, следующий вопрос, - Андрей выдерживает выразительную короткую паузу, во время которой Сона сосредоточенно кивает, - сколько тебе на всё это дело нужно средств?       - Таак, - протягивает Сона, закатывая глаза в серьёзных раздумьях, - ну, значит, кисточки, палитры, и всё такое прочее у меня есть, - вслух начинает рассуждать она, - мастерскую, слава богу, арендовать тоже не надо… Получается, все расходы в основном на холсты и на масло… - приходит у выводу Сона, - ну… штук пятнадцать нужно точно. Даже если брать оптом…       - Хорошо, - кивает Андрей, - мы тебе эти деньги выделим…       - И ещё… - перебивая его, робко протягивает вдруг Сона, смущенно опустив глаза, - мне… нужно зарплату поднять. Просто мне нужно из театра увольняться, чтобы эти работы делать, - несколько даже виновато поясняет девушка, - у меня просто времени вообще нет, я наброски-то еле доделала… Мне нужно время на эту работу освободить, а если я ухожу из театра… мне финансово будет сложно…       - Понятно, - серьёзно отзывается Андрей, поворачиваясь к остальным, - ребят, что скажете?..       - Ну, или альтернативный вариант – искать отдельного человека, который будет этим заниматься, - отвечает Инна деловито, - это выйдет дольше, запарней, рискованней и не факт, что дешевле.       - Да, - коротко, невозмутимо соглашается Андрей, - да, это так. Значит, Сона, ты тогда дорабатываешь в театре до сентября, потом уходишь, и с сентября мы тебе поднимаем зарплату. На сколько там тебе будет нужно, договоримся. Далее в своём темпе спокойно рисуешь, и к маю нам организуешь сороковничик работ…       - Да, - бодро кивает Сона, - заметано.       - Прекрасно, - выдыхает Андрей, - всё, вопрос решён.       «Вопрос решён» - одна из многочисленных дежурных фраз Андрея, после которой обычно принято облегченно выдыхать и расслабленно переводить дух. Что и благополучно выполняют все присутствующие.       - Андрей… - внезапно обращается Мариам такой же робкой интонацией, какой до неё говорила Сона, - у меня тогда к вам тоже есть личная просьба… это не очень в контексте, но… вы меня отпустите в Ереван на недельку?..       Режиссеры удивленно переглядываются и растерянно хлопают глазами.       - Ну… - неуверенно протягивает Лука, - вообще, конечно… как-то… не хотелось бы… Как мы будем без вас-то работать?..       - Ну, вообще, мы уже это обсуждали, - пожимает плечами Мариам, - правда, в этом контексте фраза «я вам не нужна» будет звучать как отлынивание от работы, поэтому я не буду её произносить... Просто я к детям хочу… - со вздохом признаётся писательница, - они там сидят без меня, мы очень друг по другу скучаем…       Ребята снова переглядываются. Теперь уже – растроганно и огорченно.       - Да, мы понимаем… - я тяжелым вздохом протягивает Андрей, - не смотрите на то, что отец из нас только Лука, ситуация нам по-человечески очень понятна… Когда мы можем вас отпустить?.. – он устремляет вопросительный взгляд на коллег.       - Так, ну, на следующей неделе у нас Интермедия, - живо принимается рассуждать Инна, - потом на последней неделе перед осенью у нас Фазаны… и тридцать первого числа у нас Четвёртая, и сразу же снова Интермедия…       - Фух… - звонко выдыхает Лука, очень загружено, - график тот ещё.       - И в сентябре не лучше, - отзывается Инна, - так что я предлагаю Мариам отпускать ориентировочно на конец августа – начало сентября. Там сцены важные, особенно в Четвёртой, но что делать – семья важнее.       Мариам весело усмехается, немножко виновато опустив глаза.       - Я там не буду бездельничать, - обещает она, - я буду сказки рисовать…       - Да боже мой! – фыркает Андрей, - я вас умоляю, сказки ждут! Сказки три раза ждут, это совершенно не срочно. Отдыхайте спокойно, проводите время с семьёй! Отпустим вас через полторы недельки.       - Спасибо, - коротко, благодарно кивает Мариам.       - На этой оптимистической ноте я предлагаю пойти спать, - предпринимает уже вторую попытку завершить вечер Глеб.       - Да! – тут же с энтузиазмом подхватывает Андрей, вскакивая с места, - да, бегом спать! Давно пора…       И тут уже действительно начинаются подготовки к ночлегу: подсвечивая друг другу фонариками, друзья быстро собирают в рюкзаки все вытаскиваемые до этого вещи, бережно упаковывают аппаратуру и складывают все под палаточные брезенты. После чего вновь собираются вокруг костра за тем, чтобы попрощаться и пожелать друг другу спокойной ночи.       - А здесь ночевать-то не опасно?.. – тихонечко спрашивает Сона, обеспокоенно вглядываясь в черноту леса…       - Заенька, ты что-то очень вовремя этим озаботилась, - смеётся Лука, - кстати, сейчас самое время поинтересоваться, водятся ли здесь волки? А то мне кажется, я слышал вой…       - Дурак! – фыркает Сона испуганно, - прекрати!       - У нас вон свой волчонок есть, - добродушно ухмыляется Инна, кивая на мигом застывшего Степу, - мы уснём, а он как обратится и побежит к собратьям, - продолжает весело дразниться Инна, - правда же?       Ребята хихикают. А Степа обиженно ежится и, фыркнув, плотнее заворачивается в тонкий плед.       - Между прочим, Айта сказала мне, что видела следы кролика, - говорит он тихо, шелестящим голосом, отворачиваясь от них в сторону темневшего и неподвижно замершего леса, - это может быть славная охота…