Роль

                    «Вы шутите? Мне нельзя в другую группу. Я же Фазан»       «А ну тихо. Что это ещё за Фазан? Кто выдумал всю эту чушь?»       «Да без понятия. Почему вы у меня об этом спрашиваете?»….       Волнуюсь ли я? Да! Я волнуюсь! Не от безделья же мысли в двадцатый раз прокручиваю в голове этот грёбанный текст!       Поднимаю голову и смотрю в зеркало. Он глядит на меня из-за блестящего стекла. Горе-актёр, без пяти минут одиннадцатиклассник, который понятия не имеет, что ему делать со своей жизнью, но зато, кажется, снимается в очень хорошем фильме…       Точнее, будет сниматься. С этого дня. Знаменательного дня, перед которым я трясусь как последний дурак. По сути же, самый обычный день, мне ли не знать. «Ты – переднее лицо первой части» - эхом звучит у меня в голове вечно деловой и вечно наводящий голос, - «это очень большая ответственность. Готов к ней?» Мне вот интересно… у меня реально были варианты ответа?! «Готов» А это что было? Торжественная клятва? Смешно же…       «Думаете, мне кто-нибудь объяснил, что означают эти дурацкие клички и почему нельзя называть друг друга по-человечески?»       «Не смей повышать голос у меня в кабинете»       Так всё! Успокоиться!       Наскоро вытираю умытое лицо первым попавшимся полотенцем. Не теряя больше времени, поспешно вытряхиваюсь из ванной.       - Почему я должен его везти? – канючит отец. - Ты же прекрасно умеешь водить машину.       - Мне делать нечего что ли? – фыркает мама, - я готовлю и занимаюсь квартирой.       - А я прям вот хожу и думаю, чем бы мне заняться! - всплёскивает руками папа, - у меня, между прочим, отчёт на носу…       - Слушай, имей совесть! – возмущается мама, - твой отчёт через полторы недели, а ты будешь сидеть, и играть в компьютер, я тебя знаю!       Папа поворачивается ко мне и жалобно смотрит.       - Санёк, - протягивает он лениво, - может, ты сам на электричке доедешь?..       Очевидно, что это была плохо оформленная шутка. Ибо за те полтора часа, которые оставались до назначенного времени, я не успеваю доехать на метро до станции, дождаться грёбанную электричку, трястись в ней черти сколько, а потом ещё дотопать пешком… Папа умеет считать. Вроде как.       - Послушайте, - устало вздыхаю я, - мне исполнится восемнадцать, я сдам на права и буду ездить сам. Но пока пожалуйста, определитесь!       Я так уверенно сказал «сдам на права», как будто готовлюсь к этому последние пять лет своей жизни. А мне ЕГЭ бы сдать, для разминочки-то…       - Подожди, - хмурится папа, - а на чьей это машине ты будешь ездить?..       Добро пожаловать на марафон тупых вопросов. Разумеется, у меня Феррари стоит годами, дожидается своего часа. А нет, кажется, я буду ездить на машине отца. Привет!       С видом «я всё сказал» разворачиваюсь и иду в свою комнату.       - Ты куда это? – кричит мне вслед мама.       - Сценарий повторять! – отзываюсь я.       - Слушай, театральный задрот, - смеётся папа, - иди хоть покушай перед выходом.       Подумав, я возвращаюсь и кушаю.       «Я думал, это вы мне скажете, почему я здесь»       «Думал он… бла-бла-бла….И пятнадцать подписей. Что ты на это скажешь?»       «О переводе куда?»       «То есть: куда? В другую группу, конечно, а ты как думал?»       «Вы шутите? Мне нельзя в другую группу! Я же Фазан!»       Даже сидя в машине, я не расстаюсь с заветными белыми листочками и с очень сосредоточенным видом прямо вслух бормочу текст. На секунду отвлёкшись от дороги, отец коротко глядит на меня. С жалостью, если я не ошибаюсь.       - Слушай, да успокойся ты уже… - говорит он, и я мгновенно отрываюсь от текста, - сам не свой от этих съёмок.       - Пап, - тут же твердо произношу я, - по-моему, ты не очень понимаешь масштабы вопроса. Это не те короткометражки, в которых я снимался. Это мой шанс. Такой, какой другим не выпадает! Да я всё равно, что миллион выиграл, попав на эту роль! Вы никогда не относились серьёзно к театральному делу, но может, если речь идёт о кино, вы уже, наконец, начнёте воспринимать меня как начинающего профессионала в этом направлении…       - Да я горжусь тобой, сынок! – с усталым вздохом не очень убедительно уверяет меня папа, - просто немножко волнуюсь. Профессионалом же ещё стать надо, понимаешь? Всё ж не так просто, как ты об этом говоришь. Лучше бы ты сначала экзамены сдал и поступил куда, а потом уже строил из себя профессионала…       При этом вряд ли «куда» подразумевает театральную академию. Я закатываю глаза и больше ничего не отвечаю. Бесполезно спорить. У меня по этому поводу некоторые разногласия с родителями. Это люди, далекие от творчества, и спорить с ними я не хочу. К тому же у всех поголовно родителей есть одна особенность: они всегда считают себя умнее своих детей. Вне зависимости от возраста этих самых детей.       Однако я, замолчав, наконец, убираю сценарий в сумку. И достаю оттуда книжку с изначальным текстом, в мягкой обложке, первую часть. Отец обречённо вздыхает, а я, не обращая на него внимания, с невозмутимым видом открываю по закладке. Сценарий сценарием, а про оригинал забывать не стоит, ибо книга – и есть подробный инструктаж о том, как именно я должен играть и что подразумевать.       «…Это была уже не просто обувь. Это был я сам. Моя смелость и моё безумие, немножко потускневшее за три дня, но всё ещё яркое и красное, как огонь»       Бедный, забитый Фазанёнок… Он, в самом деле, считал, что красные кроссовки – безумие?! Не удивительно, что ему было так трудно свыкнуться с порядками Четвёртой… С другой стороны – надо же с чего-то начинать! Это потом будут зелёная чёлка и шипованая косуха Лэри, бомжацкий свитер и рваные джинсы Слепого, не говоря уже об умопомрачительном прикиде Табаки. Тогда, конечно, на фоне всего этого, красные кроссовки потеряют весь свой эффект. Но начиналось всё с них.       Курильщик – не просто персонаж! Он - олицетворение читателя! Любого из читателей, который вдруг оказывается в Доме и ничерта не понимает! Не столько передний план, сколько удобная отправная точка. Проводник, своего рода.       Курильщик не просто интересен. Он нереально важен. А папа мне про экзамены…       - Ну ладно, сынок… Удачи те…       - Спасибо!       Не дослушав до конца, я выпрыгиваю из машины и едва ли не бегом направляюсь к заветному старому зданию, которое оставлял аж на две целые недели. Асфальт сырой и синий от недавнего дождя. Да и вообще погодка в последнее время не айс.       Разумеется, я не хочу, чтобы папа подумал, будто мне осточертело его общество (хотя, конечно, не без этого). Просто опоздать боюсь… Да и соскучился, вроде как…       На крыльце, пытаясь хоть слегка пригладить своё пренебрежение, разворачиваюсь и активно машу отцу рукой, широко улыбаясь. И лишь затем заскакиваю внутрь. Двери, кстати, не заперты. Не уверен, что они вообще запираются, но это уже не моя забота. Без приглашений, как к себе домой прохожу через пустынный и безлюдный холл и дальше топаю по коридору. Вскоре мне попадается нараспашку открытая дверь, из комнаты голоса, отрывок диалога:       - «Великий и Ужасный» - это точно про Глеба! – убеждённо уверяет Лука.       - Да нет! – не соглашается Инна, - Я думаю, они всё-таки про Андрея.       - Андрей – Ужасный?! Не смеши меня. Он же худой и впечатления не производит.       - Но это он их всех строит… А с чего бы им писать про Глеба, если он только отмалчивается в сторонке?..       - Слушайте, может, хватит всякую чушь обсуждать?..       Я останавливаюсь перед проёмом.       - О! А вот и наш герой! – увидев меня, Глеб поднимается с места и потирает руки.       Улыбаюсь и прохожу в комнату.       - Я не опоздал?       - Нет, в самый раз, - суетливо произносит Лука, мгновенно подбегая ко мне из другого конца комнаты, - значит так, вот Фазаньи шмотки…       Я едва успеваю подставить руки под аккуратный черно-белый свёрток, который он очень поспешно мне вручает.       - И вот кроссовки.       Сверху на сверток опускается два краснющих пятна.       - Вау… - вырывается у меня.       Я хочу сказать, что это реально всем кроссовкам кроссовки. Начать хотя бы с того, что они – кроссовки, а не какие-нибудь там кеды. И никаких вам шнурков – по две алые липучки на штуку, и никаких вам белых носков – сплошняком всё красное, особенно на фоне темных штанов, сверху которых их водрузили. Широченный язычок, высокая пятка. В общем – обувь та ещё!       - А то! – видя мою реакцию, улыбается Лука, - беги, переодевайся, и потом ждём тебя на третьем этаже. Десятиминутная готовность!       - Понял!       Я убегаю. В гримёрке застаю Сону, которая с очень сосредоточенным видом что-то отыскивает, бегая взад-вперёд. Вообще-то, здесь полно совершенно пустых комнат. Но почему-то переодеваться я пришёл именно в гримерку. Очевидно, дело привычки…       - Ой, Сашенька! – тонким голоском приветственно лопочет Сона, - рада видеть, дорогой мой! Ой… - она замечает шмотки у меня в руках, - тебе переодеваться надо? Всё, я сейчас убегаю… сейчас, найду одну штуку… а, ладно, потом! Всё, давай!       С этими словами она действительно убегает. При этом я не успеваю произнести ни единого слова. Только лишь доброжелательно улыбаюсь. Сона забавная…       Пройдя вглубь изрядно захламлённой комнаты, я переодеваюсь. Из Фазаньего – черные прямые брюки, неудобная белая рубашка, и даже белые носки. В общем, глядя на себя в местное зеркало, я понимаю, что выгляжу точь-в-точь как гимназист-младшеклассник. Форменного пиджачка не хватает. Затем надеваю кроссовки, и смотрюсь в зеркало снова. И теперь уже вдруг встречаю образ куда менее однозначный, в чём-то даже сюрреалистичный. Гимназист-младшеклассник с сияющими алым ногами. Это нелепо и удивительно.       «Ноги приобрели странный вид. Какой-то непривычно ходячий»       «К чему пытается привлечь внимание обсуждаемый? К своей обуви, казалось бы…»       Да уж… пожалуй, я восхищён…       - Олег Владимирович, - широкоплечий, лысеющий полноватый мужчина зрелых лет протягивает мне широкую ладонь.       - Саша, - до крайности просто представляюсь я, пожимая её.       - Александр, - поправляет Олег Владимирович с многозначительной улыбкой.       - Как вам будет угодно, - пожимаю плечами я.       - Ну, вот вы и познакомились, - наводящее произносит Андрей, - Саша, ты готов?       - Разве у меня есть варианты ответа, Андрей Станиславович? – с иронией спрашиваю я.       - Пожалуй, нет, - отвечает режиссёр совершенно невозмутимо, - предлагаю занять позиции.       Я коротко выдыхаю, делаю несколько шагов вперёд и сажусь в коляску перед внушительным темным столом. На столе нарочно составленный эффектный рабочий беспорядок, на прочую окружающую среду я обратить внимание забываю. Забываю даже проверить, на месте ли легендарный огнетушитель! В сценарии про него всё равно ничего нет…       Олег Владимирович, в свою очередь, садится в кресло напротив меня. Андрей присаживается на тонконогий стул в углу комнаты рядом с Мариам, уже давно не покидающей свою «позицию».       - Вы… репетировать будете? – интересуется Лука. Кстати, актуальный вопрос! Репетиция мне бы не помешала. Я оборачиваюсь и вопросительно гляжу на руководителей.       - Нет. Без репетиции, - спокойно отвечает Мариам. Я замираю, когда она поворачивает голову и смотрит на меня, - он не должен чувствовать себя уверенно.       Ах, вот как!.. Ну что ж, весьма хитрый и весьма разумный ход! Я и в правду нервничаю как незнамо кто. А ещё я, кажись, забыл сценарий.       - Снимаем сразу, - зачем-то повторяет Андрей, - крупный план.       Кажется, через считанные мгновения, я уже окружён камерами. Хотя, это сильно сказано, ибо «окружает» меня один только Лука, осторожно пристроившийся подле и направляющий бесконечный чернеющий объектив огромной камеры прямо на меня. Инна пристраивается снимать Олега Владимировича, третью камеру держит на шесте Глеб, пока ещё тихо стоящий у стены. Я с ужасом пялюсь в ближайший объектив.       - Все готовы? – гремит звонкий голос Андрея (а ведь даже микрофона нету…), - Саша, главное ногами не дергай, помнишь?       - Да. Помню…       - Камеры готовы? Первая, вторая, третья? Хорошо. Три…       Паника. Спохватываюсь и резко отвожу взгляд от камеры, смотрю теперь на Олега Владимировича. Всё с тем же ужасом. Судорожно вцепляюсь пальцами в ручки коляски.       - Два…       Спохватываюсь снова, отпускаю несчастные ручки, ставлю на них локти, ладони расслабляю и опускаю на коленки.       - Один. Начали!       Всё. Это капец. Я сижу неподвижно, всё-ещё пытаясь вспомнить сценарий. Безрезультатно. Вокруг тишина. Которая вдруг нарушается тихим стуком ручки о стол: Олег Владимирович, откинувшись, сидит в кресле и, пренебрежительно глядя на меня, перебирает в пальцах тонкую синюю ручку, снова и снова переворачивая её и ударяя о стол тонким кончиком. Размеренный стук. Я как завороженный гляжу на эту чертову ручку. Немая сцена длится долго.       - Ну, здравствуй, - угрожающая пауза, - Циммерман…       Отвлекаюсь от ручки и смотрю на соигрока. До чего же удобно, когда первая реплика - не твоя.       - Здравствуйте… - коротко и тихо, почти неразличимо произношу я.       Снова пауза. Стук ручки отсчитывает неправильно медленные секунды. Я не двигаюсь, только взгляд периодически бегает.       - Ты знаешь, почему ты здесь?       Я хочу сказать, Олег Владимирович, так спокойно жавший мне руку минут пять назад, выглядит поразительно устрашающе! И я бы, пожалуй, восхитился его игрой… если бы мне не было так стрёмно под его взглядом… Серьёзно, я совершенно не знаю этого человека и у меня такое чувство, будто я реально не понимаю, почему он так грозно и с таким отвращением на меня смотрит!       Следуя указанием в сценарии, я опускаю взгляд и смотрю на свои ноги.       - Из-за кроссовок... - тихо бормочу я.       - Что?! – с немножечко даже быдловской, раздражённой интонацией переспрашивает Олег Владимирович, перестав стучать ручкой.       Поднимаю голову и повышаю голос до ровно-уверенного:       - Я думал, это вы мне скажете, почему я здесь.       Сердце начинает стучать быстрее. Это от проснувшегося стресса.       - Думал он… - крайне недовольно ворчит Олег Владимирович, опустив уголки губ, выпрямляется в кресле и принимается шарить по столу, - раньше надо было думать!       Он открывает одну из папок и, достав оттуда небольшой белый листок, зажав его в пальцах, демонстрирует мне.       Я поднимаю брови, молча жду.       - Вот это письмо с просьбой о твоём переводе, - наконец-таки, многозначительно сообщает он, и кладёт бумажку передо мной. - И пятнадцать подписей. Что ты на это скажешь?       Я, хлопая глазами, смотрю на бумажку, даже не пытаясь читать. Просто разглядываю загогулинки подписей.       - Эй! – окликает меня гремящий голос, - ты что, уснул?! Я с тобой разговариваю.       - О переводе куда? – упавшим голосом спрашиваю я, незаметно учащая дыхание.       - То есть: куда? В другую группу, конечно, а ты как думал?       И вот тут мне, кажется, пора просыпаться. «Улыбка, улыбка!» - строго напоминаю я сам себе!       Коротко улыбаюсь. Истерически.       - Вы шутите? – интересуюсь я, - Мне нельзя в другую группу! Я же Фазан!       - А ну тихо! – он вдруг резко повышает голос, гремит на всё помещение!       Это было жесть как неожиданно! Я реально чуть дух не выпустил! Таращусь с ужасов, вцепившись в чёрные ручки коляски, какая уж там игра…       - Что это ещё за Фазан?! Кто выдумал всю эту чушь?!       - Да без понятия! – тут же, почти моментально подхватываю я, и, кажется, реально перекрикиваю его. Кажется, пришло время отдыхать от тишины, - почему вы у меня об этом спрашиваете?! – ору я. Сердце при этом колотится как сумасшедшее, - думаете, мне кто-нибудь объяснил что означают эти дурацкие клички и почему нельзя называть друг друга по-человечески?!       Я едва удерживаю себя, чтобы не вскочить с места! Это был бы самый большой фейл в моей жизни, уж сомневаться не приходится…       - Не смей повышать голос у меня в кабинете! – гром его голоса подкрепляется оглушительным ударом широкой ладони по столу, от которого все более или менее мелкие предметы коротко подскакивают и с тихим грохотом валятся рядом со своим прежнем местом.       Я испуганно моргаю и затихаю. Пауза, Олег Владимирович, опустив недовольный взгляд, перекладывает предметы на столе. Начинает говорить, не понимая головы.       - Чтобы я больше не слышал этих глупостей, - и только теперь поднимает взгляд прямо на меня.       Я опять холодею.       - Этих попыток унизить лучшую группу, - цедит он злобно, - ты понял?!       Я встряхиваюсь! Мой выход! Это просто дубль, его можно будет переснять. Смелее, жалкая попытка дать отпор!       - То есть, вы тоже считаете это слово ругательным?       С удивлением понимаю, что мне нравится замешательство во взгляде мигом застывшего Акулы.       - А почему? – многозначительно продолжаю я, - что в нём такого? По-моему, те же «Крысы» звучит гораздо противнее, вам не кажется?..       - Так, всё. Заткнись…       Неужели я не собираюсь затыкаться?! Мне нравится Курильщик, когда он такой…       - Вам, наверно, известно значение, которое все в него вкладывают…       - Заткнись, я сказал! – ещё один раскат грома, ещё один удар по столу.       Я замираю и затыкаюсь…       - Теперь я понял, почему ребята тебя выгнали…       Во второй раз украдкой опускаю взгляд на кроссовки.       - Ага… ясно…       - Что ты там опять бормочешь?!       - Ничего, - поднимаю голову и смело смотрю на него, - куда меня переведут?       Олег Вла… Акула откидывается на спинку и, отмалчиваясь, закуривает.       - Не знаю пока, - негромко произносит он провокационным тоном, с глухим стуком кидая пачку на стол, - надо подумать.       Я прикрываю глаза и выдыхаю, изображая негодование своего персонажа, которое он старается ничем не выдавать. Попробуйте так.       Обречённым взглядом наблюдаю за сигаретой. Сижу, молчу. Жду.       - Езжай, - с очень хорошим и качественным отвращением произносит Олег Владимирович, и я расслабляюсь, уже начиная постепенно выходить из полного состояния сцены.       Не медля, отъезжаю от стола (управление коляской – ещё одно испытание, о котором я напрочь забыл). Камеры снимают меня практически со всех сторон, и это с непривычки жесть, как нервирует… Я еду с каменным лицом, стараясь снова забыть о камере.       - Собери вещи, - уже на пороге догоняет меня издевательский голос соигрока. Я останавливаюсь, оборачиваясь через плечо, - Завтра в девять я лично за тобой зайду.       Смотрю ровным взглядом, думая о пренебрежении и насмешке Курильщика. «Неудачливая акула, если её веселит такая мелкая добыча, как я».       Открываю дверь и выезжаю окончательно.       - Стоп, снято!       Я выдыхаю. Даю, было, задний ход, но почти тут же врезаюсь одним колесом в стенку. Класс. Встаю из коляски и пешком возвращаюсь в комнату. Первым же делом вопросительно и встревоженно поворачиваю голову в сторону Андрея и Мариам. Те с сосредоточенным видом смотрят на экран, где для них отображаются кадры. До этого – «в прямом эфире», а теперь, очевидно, свеженькие прокрутки.       - Ну? – задаёт интересующий меня вопрос Инна.       - Ну… - задумчиво отвечает Андрей.       Я замираю.       - Вообще, мне кажется, очень даже убедительно, - весьма удовлетворённо произносит Андрей, и я начинаю дышать, - что скажете? – поворачивается он к Мариам. Я опять задерживаю дыхание.       Женщина очень сосредоточено смотрит в экран. За те несколько секунд, пока она молчит, я переживаю, кажется, самое большое количество волнения, чем за весь день до этого.       - По-моему, похоже, - тихо произносит она, в конце концов, едва заметно пожимая плечами.       С натяжкой, я расцениваю это как похвалу! В конце концов, ко мне нет претензий… Это и вправду радует.       - Хорошо, - отстраняясь от экрана, многозначительно выдыхает Андрей, - замечательно…       Андрей забавен со стороны. Нет, он, должно быть, шикарный профессионал, я не спорю. Просто меня забавляет то, как многозначительно он каждый раз смотрит на Мариам, и как, получив от неё однозначный, тихий, очень лаконичный ответ на свой вопрос, снова и снова приземляется, тупо изображая одобрение.       - Половину ракурсов ближнего плана сняли, сняли вполне неплохо, - деловито подводит Андрей предварительные итоги, - я предлагаю теперь снимать дальний. Что скажете?       Мы все переглядываемся, с готовностью пожимая плечами. Операторы молча ждут. Андрей смотрит на нас какое-то время, а потом произносит многозначительно:       - Работаем.       Команда ясна и конкретна. Операторы принимаются искать ракурсы. Олег Владимирович приводит стол в максимально приближенный к изначальному вид, поднимает несколько предметов с пола, и прячет в одну из папок «письмо от Фазанов». Я возвращаюсь в коридор и прикатываю оттуда коляску, ставлю её на прежнее место, и, сосредоточенно вздохнув, сажусь. Олег Владимирович уже на позиции, смотрит на меня равнодушно-деловым взглядом. За короткий период между дублями он не сказал мне ни слова. Мне бы хотелось сделать ему комплимент по поводу его игры, которой я весьма таки восхищен… Но весь его вид к подобным жестам очень не располагает, а только больше напрягает меня. Очевидно, общаться неформально мы будем потом. И, очевидно, это продолжение серии «он не должен чувствовать себя комфортно». Я, конечно, очень благодарен команде за помощь… но всё-таки…       - Таак, Лука, камеру пониже… - сосредоточенно командует Андрей, - а ты, Глеб, наоборот, повыше, вот так… Иннусик, левее.       Я опускаю голову и, закрыв глаза, пытаюсь настроиться… когда снова выпрямляюсь, обнаруживаю внутри себя почти что такое же сильное волнение, как до того. Олег Владимирович сидит напротив, лениво откинувшись в кресле. Кидаю быстрый взгляд на стол – ручка лежит на исходной, и я уже слышу её размеренный напряжённый стук.       - Хорошо, - удовлетворено кивает Андрей, - готовы?       Да-да, конечно, всегда готов! Какая там была первая фраза?!..       - Три… две… одна…       Всегда-всегда готов…       - Начали!