Роль

             - Маркус!       Тонкий голос ворвался в голову, прогоняя приятное забытье. Марк едва приоткрыл сонные глаза и поморгал, не двигаясь с места. Рядом с открытой дверью он уже слышал шаги бабушки, неумолимо приближающийся в его зашторенную комнату.       - Марк, - звонко обратилась Мишель Артуровна, без капли робости заглядывая в дверной проём, - вставай, внучек, пора уже.       Марк хмурился и смотрел на неё.       - Ещё чуть-чуть – едва проговорил он хриплым со сна голосом, с надеждой закрывая глаза.       - Какой чуть-чуть?! – спешила разрушить его надежды на корню Мишель Артуровна, - почти десять часов уже.       - Рано… - удивился было Марк.       - А ты собирался до двенадцати что ли дрыхнуть?! – возмутилась бабушка, - а ну подъем! Разоспался весь!       Марк тяжело вздохнул и ещё раз пожмурился. Он не считал, что десять часов утра в воскресенье – это поздно, и даже на счёт двенадцати немного сомневался. Но делать явно было нечего. Сделав над собой усилие, он с трудом перевернулся с живота на спину, сонными глазами посмотрев на деревянные доски верхнего яруса кровати над своей головой…       - Маркус! – догонял из коридора голос…       - Я встаю! – слабо отозвался в потолок Марк.       Уже в коридоре, едва только Марк появился там, его тут же снова настиг голос бабушки:       - Вот умница какой! – сперва получил он неприятное поощрение за ранний подъём, - иди сюда теперь, умываться будем!       Всё ещё слабо надеясь на благополучное развитие событий, но вместе с тем заранее предвидя разочарование, Марк нехотя поплёлся к открытой двери ванной комнаты, откуда на него и смотрела выжидающим взглядом бабушка.       - Сегодня я вообще тебе не помогаю! – разрушая надежды, грозно предупредила она, - ну давай, включай воду.       Марк сделал ещё несколько шагов, встал перед раковиной и посмотрел в зеркало. Там он увидел растрёпанного ребёнка с заспанными глазами. Он выглядел несчастным, каким Марк себя и чувствовал. Неслышно вздохнув, он опустил глаза, с сосредоточенным видом сделал маленький шаг назад, закинул правую ногу на край раковины и носком осторожно поднял сверкающий металлический рычаг. Из крана с шумом полилась вода.       - Хорошо, - спокойно сказала Мишель Артуровна, - умойся сначала, ты заспанный весь.       Марк послушно наклонился к раковине, не убирая с её края ногу, и, подставив голову почти под самую струю, осторожно брызнул водой себе в лицо, всё тем же носком.       - Как следует умывайся, - стояла над ним Мишель Артуровна.       Марк брызнул сильнее и, с трудом, даже несколько раз провел по лицу намоченной стопой. Вода оказалась слишком прохладной на его вкус, но он терпел, так как регулировать воду ему было решительно лень.       - Молодец, - похвалила Мишель Артуровна, когда он выпрямился, - вытрись теперь.       Марк убрал ногу с раковины и, приблизившись вплотную к стене, прижался лицом к висящему на крючке полотенцу и помотал головой…       - Нормально вытрись, - настаивала бабушка, - ты всё ещё мокрый.       Марк тяжело, даже раздраженно вздохнул, попробовал поднять ногу к крючку и вытереть лицо с помощью всё той же стопы, но ничего не вышло: он понял, что не может удержать равновесие. Тогда он просто с удвоенным рвением приложился к полотенцу лицом, и оно благополучно полетело на пол. Марк и Мишель Артуровна проводили его взглядом.       - Попробуешь поднять? – спокойно предложила Мишель Артуровна.       Марк помотал головой.       - Попробуй, - настаивала бабушка, - вдруг получится. Давай, давай…       Марк в очередной раз вздохнул и, отшагнув чуть назад, подцепил полотенце пальцем ноги. На полусогнутой тонкой ножке он поднял полотенце, но на крючок его повесить так и не смог – равновесия и растяжки не хватало, да и рвения особо не было.       - Бог с ним, - примирительно махнула рукой Мишель Артуровна, но к полотенцу сама не прикоснулась, - пусть лежит пока. Зубы чисть.       Марк даже не стал тратить силы на возражения. Снова закинул ногу на раковину, взял тюбик пасты и какое-то время растерянно смотрел то на него, то на бабушку.       - Ну, - невозмутимо сказала Мишель Артуровна, - мы же с тобой придумывали, как его откручивать.       Марк посмотрел почти с отчаянием. Придумывать-то они действительно придумывали, но способ казался ему далеко не совершенным и тем более не простым. Но делать, очевидно, было нечего. Марк снова развернулся к зеркалу, схватил зубами крышечку от пасты, уже покусанную от его тренировок, а ногой принялся выкручивать тюбик из крышечки. Промучившись так с минуту, он наконец добился своего – тюбик в его стопе остался открытым, а крышечку он лениво выплюнул прямо в раковину, благо, металлическая сеточка не позволяла ей провалиться в трубу. Марк развернулся и посмотрел на бабушку.       - А крышку-то чего выкинул? – спросила та, - потом ведь доставать придется, а я тебе сегодня не помогаю. Ладно, молодец, молодец… Теперь бери щётку и выдавливай.       - Я сам не смогу, - почти с испугом сказал Марк, во все глаза глядя на неё.       - Попробуй, - настаивала Мишель Артуровна, - я тебе сегодня не помогаю, я же сказала. Сам!       Марк постоял в нерешительности. Всё ещё открытый кран с шумом извергал струю прохладной воды. Закинутая на раковину нога затекала, но это была лишь одна из многих его проблем в тот миг. Он положил открытый тюбик рядом с краном, взял оттуда щётку и снова растерялся.       - Мне не хватит одной ноги, - крайне раздраженно объявил он, вновь оборачиваясь на бабушку.       Та лишь пожала плечами.       - У тебя их две, слава Богу, - в ответ заявила она, - и рот ещё.       Марк выпучил глаза, потом ещё подумал и, наконец, сел на край ванны. Попытался закинуть на раковину и вторую ногу тоже и походил при этом на нелепую корягу. Разумеется, ничего не вышло – край ванны оказался слишком узким, чтобы можно было удержать равновесие.       - Да возьми ты щётку в зубы! – не выдержав, подсказала Мишель Артуровна, - и ногой выдавливай пасту.       Марк сделал, как она сказала. Способ оказался и в правду весьма приемлемым, но легко сказать – выдавливай. Зажав во рту щетку, управляясь одной стопой и отчаянно скашивая глаза, он пытался выдавить пасту на щетинку, но всё время промахивался и не мог рассчитать свои движения, так что добрая часть тюбика оказывалась в раковине. Мишель Артуровна невозмутимо наблюдала. Ей не было жалко пасты для воспитания Марка. Ни пасты, ни времени, ни нервов.       Дверь ванной была широко распахнута, чтобы хоть как-то увеличить скромное пространство комнаты. Поэтому из коридора можно было прекрасно наблюдать за этими тяжелыми занятиями. Внезапно из одной из спален, служившей ещё и рабочим кабинетом, вышла Адель, сидевшая с утра в интернете за общим компьютером, остановилась и нахмурилась. Несколько минут она смотрела, как Марк мается с зубной пастой.       - Бабушка, - сердито звонким голосом произнесла Адель, подходя к распахнутой двери ванной, - ты опять? Хватит уже ребёнка мучить!       Адель было шестнадцать, Марку - восемь. Это означало, что сейчас она была ровно в два раза старше его, и что через год, когда разница в их возрасте станет меньше половины, она начнёт сокращаться ещё стремительнее, всё больше приближая их друг к другу. Адель была светло-русой, в меру стройной и высокой. Носила брекеты и завязывала длинные, светлые, волнисты волосы в хвост. Она хорошо училась и ходила на плаванье. Она отчаянно боролась с подростковыми прыщами. Она любила общаться с подругами и переживала из-за того, что у неё нет парня. Она находилась в том крайне сложном возрасте, когда её не было бы честно назвать ни девочкой, ни девушкой, и это обычно очень выводит из колеи всех ребят. И Адель не была исключением.       Марк тихонько замер и загорелся, было, надеждой, что сейчас сестра ему поможет, но всё было отнюдь не так просто.       - Адель! – резко взвилась Мишель Артуровна, сходу перейдя почти на крик, - ну, кто тебя просил лезть, а?! Сама не занимаешься с ним, так хоть мне не мешай! И так он капризничает, ещё ты тут, черт тебя принёс! Иди давай…       Видно было, что на Адель она выплеснула всю эмоцию, которую держала в себе во время занятия Марка. Но та не была очень ранимой в том, что касалось родственников. Адель только раздраженно цокнула языком и, злобно сверкнув глазами, ушла на кухню. А Марк лишился возникшей было надежды и, заодно, последних крупиц энтузиазма.       Мишель Артуровна явно нервничала.       - Вроде взрослая девица, а простых вещей не понимает, - ворчала она себе под нос, - в каждой бочке затычка, господи ты боже мой…       Марк тем временем, худо-бедно, но измазал щетинку зубной щетки белой пастой. Вздохнув сквозь зажатую в зубах щетку, он кинул тюбик прямо в раковину, к колпачку. Потом освободившейся стопой начал осторожно вынимать щетку изо рта.       - Умница мой, - снова повысив голос, сказала ему Мишель Артуровна, - осталось только зубы почистить – сущие пустяки.       Марк вздохнул. Дело в том, что щётка в его пальцах оказалась в итоге не той стороной. Это было проблемой…       - Переверни мне щетку, - насупленным голосом попросил Марк.       - Да я бы рада, - вздохнула Мишель Артуровна, - но я ведь уже зареклась, что тебе не помогаю. Какая мне будет вера, если я сейчас своё слово нарушу. Ты знаешь, как?..       Она чуть наклонилась в сторону и подумала, как быть Марку.       - Возьми щетинку щетки в рот, ручка у тебя останется болтаться, вот ты её и перехватишь ногой.       Инструкция была не очень сложная, но потребовалось повторить её трижды, пока Марк наконец понял, что от него хотят. Ещё через две минуты они справились и с этим.       Пока Марк чистил зубы – медленными, неточными, неловкими движениями, - Мишель Артуровна стояла позади него и продолжала сильно нервничать. Плохо осознаваемыми движениями она гладила Марка по голове, что больше мешало, чем поддерживало его.       - Ну-ну, - почти ласково говорила она, понизив голос, - я же не просто так тебя заставляю… я же не хочу тебя помучить. Если бы я хотела кого-нибудь помучить, я бы Тусю за хвост потаскала. Ты пойми, ты же не всегда с мамой, с папой и с бабушкой будешь жить. Ты вырастешь, захочешь уехать, захочешь жить с друзьями, с женой, или вообще один… а как же ты сможешь жить один, если даже зубы почистить сам не будешь уметь? Что это у тебя за жизнь такая будет, а? Всегда лучше самому уметь, чем от кого-то зависеть. Так что ты уж потерпи…       - Не захочу я жить один, - сквозь зубную щётку невнятно, но твёрдо возразил Марк со свойственным детям упрямством.       - Ну-ну, - снова повторила Мишель Артуровна, на этот раз насмешливо, мигом выходя из прежнего расстроенного исступления, - посмотрим, как ты через десять лет запоёшь. А пока, раз ты мне не веришь, придётся помучиться без высокой цели. Можешь считать, что я хочу кого-нибудь помучить, а Тусю не трогаю, потому что он царапается. Ладно уж, хватит, полоскай рот.       Марк не заставил её повторять дважды и, поспешно вынув щётку, просто подставил рот под струю воды. Пожалуй, это было самое простое действие во всем процессе, что невероятно его радовало.       Прополоскав рот, Марк поставил щетку, всё ещё зажатую в пальцах промокшей и затёкшей правой ноги, в стакан и закрыл воду. Потом ему под чутким надзором бабушки пришлось выковыривать из раковины изрядно исхудавший тюбик зубной пасты и крышечку. Всё под тем же давлением Мишель Артуровны, он даже попытался закрутить тюбик, но, разумеется, рассердился и бросил это дело, ограничившись лишь тем, что поставил так и не закрытую пасту в стакан, а крышечку оставил лежать рядом, на раковине.       Мокрую ногу он вытер о коврик, а подбородок – о край футболки, когда наконец счел себя свободным и, развернувшись, исподлобья посмотрел на бабушку.       - Вечером попробуем ещё раз, - объявила та, - вот увидишь, получится гораздо лучше и быстрее. А скоро и вообще в два счёта будешь всё это делать. Тренироваться только надо.       Марк ничего не ответил и только хмурился.       - Ладно уж, - вздохнула Мишель Артуровна, - иди завтракать.       Он вышел из ванной и, оказавшись в коридоре, повернул голову в сторону кухни. Там он увидел, как в ярком солнечном свете широкого окна мама накрывает на стол, раскладывает по тарелкам кашу, заваривает чай и ставит пиалку с вареньем.       Настроение у Марка сразу упало, ниже некуда. Он понял, что есть тоже придется самому. И страшно пожалел, что вся семья дома. Если бы здесь не было мамы и бабушки… если бы они вдруг ушли утром по своим делам, скажем, мама на работу, а бабушка… да хоть в церковь. Тогда бы его непременно покормили с ложки, папу и Адель он бы уговорил…. Впрочем, какая работа в воскресенье и какая церковь, если сейчас не Пасха? И мама, и бабушка были дома, как миленькие. Так что плакало его нормальное утро воскресенья. Ещё потом и писать прописи заставят, знает он их…       Ни маму, ни бабушку капризами было не пронять. Они стояли на своём железно.