Боги грешат больше всех.

Аида окружала темная аура, не постоянно, но большую часть времени, сопровождала его, пугая все существующее в мире. И если редкие походы к смертным людям совершались ради пьянящего развлечения, смеха и порождения новых развращенных сознаний, то визитов на Олимп, этот пылающий светом и добром ад, Аид старался тщательно избегать. В тумане легеньких облаков кружили толстые амуры, что-то напевая и приторно улыбаясь. При виде грозного бога преисподней, они, прижавшись друг к другу, жалобно запищали, отлетая дальше, лишь бы не встречаться с взглядом светло-голубых холодных глаз. Аид посмотрел на охраняющих врата ор, трусливо, но с достоинством взирающих на величественного бога. Юные красивые девы, на первый взгляд миловидные и хрупкие, вполне могли постоять за честь величественного Олимпа, но пойти против брата самого Громовержца не могли. За воротами слышался громкий смех, кто-то звенел кубками, наливал в них нектар – греховное вино было только для смертных, - звучала музыка. Аид медленно двинулся в сторону пирующих, с безразличием смотря на соблазнительно улыбающихся богинь, выставляющих напоказ самые красивые части своих тел. Зевс восседал во главе импровизированного стола, то и дело отпивая нектар из своего золотого кубка. Угрожающие молнии лежали на облачке неподалеку от него, подозрительно переливаясь при свете солнца. Слева от Зевса сидела Гера, изрядно опьяненная атмосферой всеобщего праздника. Присутствия Аида никто не заметил, что помогло ему незаметно подойти к пирующим и разорвать стройный круг танцующих харит. Зевс поднял голову, чуть нахмурив брови. Пение резко прервалось, гости замолкли, некоторые с ужасом смотрели на Аида, источавшего темную ауру. Хариты с криками кинулись к Гере, стараясь не смотреть на враждебно настроенного бога. Кивнув Гере, Зевс встал, и, ничего не говоря Аиду, медленно направился в сторону отдаленно летающего облака. - Что привело тебя сюда? – спросил он, наконец обратив взгляд на брата. Аид ничего не ответил, только повернул голову в сторону все еще смеющихся богов и богинь. Он невольно вспомнил уютные подземелья, ласкающие слух стоны мертвых и сырую, темную обстановку. - Твое обещание, - наконец отозвался Аид, отрывая взгляд от приунывшей Деметры. Та невольно опустила глаза, стараясь скрыть неприязнь от появления Аида. Зевс недоуменно взглянул на брата, вздохнул, поставил кубок на облако. - Эта девочка, - Громовержец еле заметно улыбнулся и, взяв небольшое блюдо, провел по нему рукой. На круглом железе появилось изображение резвящейся на небольшой опушке девушки. Она танцевала, смеялась, окруженная подружками, но Аид не замечал их, с невиданной жадностью смотря на тонкий стан прекрасной Персефоны. Богу преисподней был неведом отказ, и теперь, когда юная привлекательная дева, некогда посмеявшаяся над смертным, в чьем облике был Аид, была почти его женой, мог отомстить ей за проведенные в молчании и попытках отречься от чувств ночи и дни. - Прекрасна, - еле заметно выдохнул Аид, стараясь игнорировать еще более возмущенный взгляд брата. Выхватив блюдо из рук Зевса, Аид кивнул. – Почему именно она? - Я обязан отвечать? – Зевс качнул головой. Аид все знал – распутность брата достигала немыслимых вершин, проявление целомудрия в этом случае было просто невиданным для Громовержца. Желать свою дочь, столь великолепно сложенную, было обычным делом. - Нет, - Аид кинул блюдо в облако. - Деметра не должна ни о чем знать, - Зевс медленно пошел в сторону пирующих. – И… Тебе не стоит здесь оставаться. - Не стоит, - выдохнул Аид, стараясь не злиться на нахального брата. В конце концов, ему самому не хотелось ни минуты больше оставаться в этом треклятом месте. Глаза Аида болели, ему становилось жарко, он чувствовал себя уязвимым в этом светлом и теплом аду с его лениво текущей праздной жизнью. – Прощай, Зевс. - Прощай, - эхом откликнулся Громовержец, взглядом провожая брата. - Почему он пришел? – громко спросила Деметра, как только Аид покинул Олимп. Зевс, вопреки вопросительным взглядам, тут же устремившимся на него, промолчал, только сел на свое прежнее место, чуть недовольно взяв кубок с нектаром. - Все они стараются убить меня, - Аид скривил губы в усмешке. Около его трона, темного, построенного словно из сросшихся сталактитов и сталагмитов, стояло схожее с зевсовым блюдо, в котором, размытые и нечеткие, плясали полупьяные боги Олимпа. – Каждый смертный желает моей смерти, думая, что я несу им неизбежную гибель.Глупость… - Ворчишь, словно старик, - звонко воскликнула Гея, приглашенная Аидом в его владения. Богиня земли не могла отказаться от предложения, граничащего с приказом, тем более от обворожительного владельца преисподней. Говорят, что боги – самые главные грешники. Нельзя не согласиться с этим, пусть и опрометчивым, замечанием. Когда на земле люди, поклоняясь богам, принося им в жертву свои сердца, чувства и души, гнутся от еле трепещущейся возможности прокормить себя, на Олимпе Зевс и остальные устраивают великолепные пиры. Это насмешка над человеческой глупостью и непримиримым человеческим страхом перед чем-то неизведанным и непонятным. Для них боги – высшие существа, а то, что Зевс при виде каждой красивой женщины косится в сторону полупьяной Геры, то, что Гермес норовить обмануть каждого мало-мальски богатого торговца, стараясь скопить все больше и больше денег, не принимается во внимание. Гея, пожалуй, была одной из самых здравомыслящих богинь из всего известного пантеона бесчисленных богов. Но и она, при всей своей твердости, не смогла устоять от чар прекрасного Аида. Сидя на своем троне он, как воплощение мрака, смотрел куда-то вдаль, в кромешную тьму подземелий. В этом взгляде, неподвижном, замершем будто на несколько веков, было столько несказанной боли, что Гея невольно отвернулась, с опаской смотря на отдаленную Стикс. Аид был прекрасен везде: его бледная кожа, по цвету схожая с кожей покойника, выделялась на фоне загорелых и вечно пьяных олимпийцев, глаза, голубые, живые и мертвые одновременно, смотрели с непробиваемой уверенностью и вечным пониманием хода вещей. Он был усталым, утомленным вековой жизнью, но в то же время молодым, с непогасшим пылом где-то внутри. Гея сожалела, что именно ему выпал жребий стать владельцем преисподней, ведь столь искренних и неподдельных чувств, присутствующих в его словах, не было даже в речах Паллады. Какой-то из уродцев, часто шмыгающих по подземельям, преподнес богине корзинку с фруктами, криво улыбаясь и что-то бормоча. Аид перевел взгляд на Гею, еле заметно вздохнув. Грациозная, словно львица, крепко сложенная женщина, с уверенностью и нахальством во взгляде ярко-зеленых глаз. Она была одной из самых достойных, по его мнению, богинь, и она чувствовала это, гордилась этим, и при виде его поправляла осанку, стараясь стать еще более заметной. - Нам с тобой жить еще долго, - Аид лениво вытянул руку вперед, развеяв дым на блюде. – Зевс умрет. Умрет и каждый бессмертный вместе с ним, но только не мы с тобой. - Твои познания в ясновидении поражают меня, но не до такой степени, - Гея откусила кусочек персика. - Я – воплощение смерти, - Аид внезапно оказался за спиной Геи. – И мы с тобой, как одно целое, сможем просуществовать до конца веков. Ты понимаешь, как неблагодарна судьба? Эти бездушные лжецы умрут в рассвете своей силы, а мы вынуждены будем видеть старение мира всего. Я видел будущее, - взволнованно прошептал Аид. – Гея, я посмел заглянуть туда. - Аид… - Гея взволнованно вздохнула, но не стала прерывать бога. - Меня будут называть «дьяволом», но для многих я перестану быть наказанием. Люди найдут облегчение в смерти и, наконец, вместо проклятий на меня обрушатся лавины благодарностей. Гея… настанет день, когда жизнь перестанет делиться на добро и зло, когда зло будет чище и понятнее. - Аид, прекрати! То, что уготовано нам, то будет, будет, но не надо, - Гея посмотрела прямо в глаза Аиду. – Не надо ворошить будущее. - Да, ты права, - взгляд Аида вновь будто покрылся ледяной коркой, он выпрямился, вновь подойдя к трону. – Создай цветок, Гея, который поможет мне выкрасть Персефону. - Разве ты не законный ее муж? - Деметра ни за что не отдаст мне свое дитя, - Аид поморщился. - Я помогу тебе, взамен на жизнь одного из твоих гостей, - улыбнулась Гея. На Олимпе не бывает искренней дружбы.