Новый ученик

***

Утром было принято решение, что Фауст останется дома ещё на день. Юноша на это заявление никак не отреагировал и после завтрака молча откатился к окну. Перед уходом Франкенштейн долго переспрашивал у оставленного для присмотра М-21 каждую мелочь, чтобы убедиться, что работник справится с ролью сиделки для больного. И на прощание напутствовал уже в сотый раз, чтобы мужчина сразу звонил ему, если что-то случится. Когда вся эта суматоха прошла и дверь закрылась, М-21 вздохнул с облегчением и направился обратно в гостиную. Фауст так и сидел возле окна, задумавшись о чём-то своём. Решив ему не мешать, мужчина достал книгу, которую уже третий день приходилось откладывать на потом, и принялся за чтение. Время летело незаметно. Час, два, три прошли словно за пятнадцать минут. — Аджосси. — раздалось со стороны окна. Оторвавшись от почти дочитанной книги, двадцать первый взглянул на парня. Тот всё ещё был на прежнем месте, с той лишь разницей, что сидел полубоком к оборотню. — Простите, что отвлекаю, но я проголодался. — седовласый встрепенулся и посмотрел на время. — Прости, я увлёкся и даже не заметил, что пора обедать. — неловко повёл плечом мужчина и поставил между страниц закладку. — Всё в порядке, я сам только заметил. — всё с тем же удивительным безразличием ответил подросток. — Что будешь? У нас полно самого разнообразного рамена. — усмехнулся М-21, идя на кухню. Юноша поехал следом за ним, не особо разделяя хорошее настроение своей «сиделки». — Мне всё равно, что есть. Лишь бы съедобное. — склонил голову вбок немец. — И всё же, может есть какие-нибудь пожелания? — пытался разговорить своего подопечного оборотень. — Нет. Никаких. — подросток отвёл взгляд в сторону. — Ладно. Подожди немного, хорошо? — вздохнул оборотень. Немец молча кивнул и уехал в гостиную, чтобы не мешать мужчине. Готовка рамена не заняла много времени и вскоре полная тарелка горячей лапши стояла напротив юноши. — Если сильно горячо, скажи. — Хорошо. — и М-21 принялся кормить своего подопечного, заботливо обдувая горячие кусочки, чтобы мальчишка не обжёгся. После обеда была долгая прогулка в парке, где вскоре оба остановились у одной из скамеек, чтобы просто посидеть. В парке бегали детишки, ходили парочки, иногда прогуливались пожилые люди. Молодой человек внимательно наблюдал за тем, как пролетают мгновения их жизни и как люди радуются им. Невольно заглядевшись, он иногда вспоминал свои и в чужих лицах видел свою семью и себя самого. Того, прежнего мальчика, который мог также бегать, изображая самолётик, перепрыгивать с плитки на плитку, стараясь не попасть на щели между ними и сжимать родные и такие тёплые ладони родителей, таща их за собой к ларьку с какими-то сладостями, чтобы успеть до того, как самые вкусные закончатся, хотя очереди и нет. Сейчас юный Фауст едва ли мог сделать хоть что-то из этого, ведь даже держать ручку в руках с каждым днём становилось всё тяжелее. Опустив взгляд на свои руки, молодой человек внимательно вглядывался в них, словно в них было скрыто что-то очень важное, что вот-вот должно проявиться на бледной коже. Тепло в одной руке, холод и тяжесть в другой. Он не понимал этих ощущений. Не знал, откуда они. Но они казались знакомыми, а оттого где-то в душе зарождалось волнение. Ведь в сознании не было и обрывка воспоминаний о чём-то похожем. Тогда откуда взялось это странное чувство? — Фауст? — из задумчивости вырывает голос двадцать первого. — Ты хорошо себя чувствуешь? — он обеспокоен состоянием парня. Но оно того не стоит. Так думает немец. А потому кивает. — Простите, замёрз немного. Давайте возвращаться. Скоро придут остальные. — взглянув на гуляющих ещё раз, юноша поехал к выходу. А следом за ним шёл серой тенью оборотень.