Новый ученик

***

Он пришёл в себя уже дома у Франкенштейна. Директор собирался отвезти уже перебинтованного юношу наверх, чтобы он отдохнул, но тот нажал на тормоза своей коляски и чуть повернул голову в сторону ребят. Они сидели молча, пока Сейра помогала их бинтовать. — Всё закончилось, Фауст. Я уложу тебя наверху и ты немного отдохнёшь. — но юноша не слушал слов мужчины, продолжая упорно нажимать на тормоз. — Хорошо. Я понял. Я разрешу тебе посидеть тут. Но если станет плохо, обязательно дай мне знать. — немец кивнул и блондин подкатил его ближе к столу, поправив маску на его лице. Тао вовсю рассказывал о случившемся и с удовольствием отвечал на вопросы. Послушав, Фауст отъехал к окну и вгляделся во тьму ночного неба, пока дети противились идее стирания из памяти сегодняшнего вечера. — «Правильно ли это — забыть обо всём? Об этих людях, аджосси и Рейзеле…» — прикрыв глаза, молодой человек глубоко вздохнул. — «Забыть предательство, тяжесть пистолета и тепло твоей крови…» — рука сжала подлокотник кресла. — «Почему, Юкари?.. Почему твой голос звучал так радостно? Что ты хотел сказать мне?..» — худое тело задрожало, а белокурая голова опустилась. — «Юкари, ты правда думал, что я тебя возненавижу?..» — солёные слёзы упали на испачканные грязью школьные брюки. — Директор, неужели это правильно, что мы ничего не будем помнить? Все вы… столько ради нас сделали… Разве это нормально — продолжать жить, не зная всего этого? — всхлипнула Юна, не желавшая ничего забывать. — Конечно… — голос Рейзела был полон спокойствия и словно вселял в присутствующих уверенность. — Ибо они не стремились оставить о себе память. — красные глаза внимательно оглядели всех. — И всё же… это неправильно… — вздохнула Суйи, опустив голову. — Правильно. — голос у окна был искажён дрожью и приглушен маской. — Не всё в нашей жизни стоит помнить… — юноша повернулся ко всем полубоком и посмотрел на детей своими глубокими, печальными глазами. Взгляд этих глаз был наполнен горечью, а печаль волнами плескалась в водах отчаяния. Не так должны смотреть на мир дети. И не такие слова говорить. — Смерть, кровь, крики, покалеченные тела и мёртвые лица. Вы все так хотите помнить это «сегодня»? Хотите променять спокойную жизнь на ночные кошмары, тревоги и вечный самоконтроль?! — юноша захрипел и сделал несколько больших глотков кислорода — Вы все… Посмотрите! — дети вздрогнули и вжали головы в плечи. — Вот каким я стал! Вот, что будет с вами! Желаете стать такими же? Чувствовать вину за смерть других, за то, что были слишком слабыми? Готовы бояться и ненавидеть всех вокруг? Готовы к тому, что не сможете доверять даже своим друзьям и семье? — повисла тишина. Никто так и не ответил. Лишь Шинву мотнул головой. — Я так и думал. — отвернувшись к окну, Фауст прикрыл глаза — У вас впереди ещё много лет. Не стоит портить их одним днём. — сделав ещё несколько глубоких вдохов, немец негромко позвал. — Директор? — Да, Фауст? — Франкенштейн внимательно посмотрел в спину своего ученика, как когда-то смотрел на мастера. С тоской, жалостью и желанием помочь и защитить. — Когда я проснусь, я не буду помнить о случившемся. Забуду даже смерть Юкари. — мужчина кивнул. — Обещайте, что расскажете мне о том, как и за что он умер. — уставшие глаза вновь взглянули в небо. — Я… Обещаю.