Prologue.
25 сентября 2014 г. в 22:35
Какие-то звуки. Вокруг были голоса, шаги, скрип и движение. Что с ней случилось, она не могла вспомнить. Сколько времени прошло с тех пор, как она потеряла сознание? Час? Два? Сутки? Гермиона пошевелила рукой. Обрадовалась тому, что может проявить признаки работы мозга. Следующий шаг — открыть глаза. Или стоит пока полежать и подумать? Интуиция подсказывала, что если она покажет всем, а этих всех, судя по голосам, было несколько, что проснулась, последуют какие-то вопросы и требования объяснений. Для начала нужно подумать, чтобы знать что объяснять. Инстинкт самосохранения, как-никак.
Война. Была война. Всё закончилось. Волдеморт мёртв. «Ах, да!» — девушка вспомнила, как отключилась. Это было очень странно, ведь никто не ожидал от неё такого. Но об этом позднее. Гермионе пришла мысль, что если она вовсе не будет открывать глаза, может быть, ей удастся умереть? А этого она хотела больше всего. Да, конечно, люди, пережившие войну, стремятся к жизни, хотят оставаться в этом мире настолько долго, насколько это возможно. Но Гермионе не хотелось. Нет больше её жизни. Она потеряла её смысл. Да, Гарри жив. Да, родители живы. Да, практически все остальные близкие живы. Но не было его. Она сама видела. Его не было.
— Мадам Помфри, ну что же это такое? — будто сквозь пелену слышала Гермиона знакомый взволнованный голос.
— Она уже должна была очнуться, — сказала целительница.
— Но не очнулась! — это была Джинни.
«Скандалит», — мысленно усмехнулась Грейнджер.
— Может, стоит дать ей ещё этого пойла? — Гермиона буквально увидела, как Рон скосил глаза на пузырёк с зельем.
— Мистер Уизли, — мадам Помфри звучала ещё строже, чем обычно, и можно было догадаться, как гневно она на него глянула, — предлагаю занять вам моё место в лазарете и самостоятельно назначать лекарства.
Гермиона невольно усмехнулась, чем могла бы выдать себя, если в этот момент кто-то смотрел на её лицо, поэтому она сразу буркнула хриплым от долгого сна голосом:
— Да жива я, жива.
Все как один облегчённо выдохнули и бросились к кровати девушки, а она даже с закрытыми глазами видела, насколько они близко.
— Гермиона! — кричал Рон, а ей пришлось поморщиться от такой громкости. — Всё хорошо! Всё хорошо! Мы победили, мы…
— Рональд, — всё тем же хриплым тихим голосом произнесла Гермиона. — Я знаю, не кричи.
— Гермиона, открой глаза, — это был тихий голос Гарри. Такой родной.
Она качнула головой. А из глаза скатилась слеза. Она не хотела открывать глаза.
— Гермиона, — это была Джинни, — Открой, прошу тебя!
После ещё нескольких просьб, Гермиона согласилась. И тут же пожалела. Зачем ей это солнце, бьющееся в окно, зачем эти цветы на столиках, зачем ей, абсолютно здоровой, эти лекарства, когда нет его? Незачем. Абсолютно.
Гермиона села. От этого последовал всплеск голосов всех друзей, обеспокоенных её состоянием.
— Я в порядке, — ответила она уже практически нормальным голосом.
— Может, полежишь ещё? — предложил Рон.
— Я здорова, — возразила Гермиона. — Долго я спала?
— Ты не спала, — взволнованно сказала Джинни. — Ты была почти в коме, или типа того. Три недели.
Теперь понятно, почему в больничном крыле из пациентов только она. Всех остальных раненых уже наверняка вылечили, а мертвых похоронили. Она не простилась ни с Фредом, ни с Римусом, ни с Тонкс. Зачем было просыпаться?
— Что-то произошло за эти дни серьезного? — спросила она.
— Нет, — в один голос ответили все, кроме Гарри.
Все были удивлены, что Гермиону не интересует состояние её собственного здоровья.
— О, мисс Грейнджер! — с порога воскликнула Профессор МакГонагалл. — Слава богу! Слава богу, вы пришли в себя!
— Со мной всё хорошо, профессор.
— Все быстро на выход! — тоном, не терпящим возражений, заявила она. — Дайте мисс Грейнджер побыть одной. Я так рада, что вы снова с нами, — на её глазах блеснули слёзы.
Гермиона мило улыбнулась ей в ответ. Словами не передать, как она была ей благодарна.
Когда все покинули больничное крыло, Гермиона огляделась в поисках чего-то из одежды. Заботливая Джинни всё подготовила. Джинсы, футболка, кардиган и бельё. Кажется, всё это не принадлежало ей. Но джинсы пришлись почти впору, хотя были самую малость велики. Всё-таки Гермиона слишком похудела за время войны. Лицо осунулось, руки тонкие, словно кроме костей в них ничего нет. А рёбра выпирают как никогда раньше. А голода девушка не чувствовала, несмотря на то, что не ела так долго.
Только она успела натянуть майку, как дверь открылась и зашел Гарри. Гермиона повалилась на кровать поверх тонкого одеяла прямо в джинсах. Гарри. Милый Гарри. Только он знал тайну Гермионы. Знал, что происходит в её умной голове. Знал, что в её сердце есть место не только книгам. И знал, что в этом сердце совсем не Рон.
— Гермиона… — начал Гарри.
— Гарри, извини, я хотела чуть-чуть побыть одной, — перебила девушка, чувствуя как поднимается к горлу тошнота.
— Если я не скажу сейчас… — продолжил Гарри, но запнулся.
— Не подождёт до завтра? — всё не вставая с кровати, спросила Гермиона.
Гарри в несколько шагов одолел расстояние между ним и кроватью и встал рядом с ней. Гермиона не смотрела на него, но чувствовала его волнение и неуверенность. Скорее, это была неуверенность в том, как начать, чем в информации, которую он собирался сказать.
— Гермиона, — наконец собрался с мыслями Гарри, — Снейп, он…
— Нет! — воскликнула Гермиона, резко сев в кровати, с невероятно озлобленным лицом, — Молчи!
— Я должен сказать…
— Гарри, я в порядке, — сказала девушка и закрыла на секунду глаза, чтобы сдержать рвущуюся наружу злость и слёзы, которые норовили наполнить её глаза. — Я буду жить дальше, — чётко сказала она, хотя в ту секунду хотела уснуть навсегда.
— Конечно, будешь, — отозвался Гарри, а в его глазах светился какой-то огонёк, который Гермиона за слезами, стоявшими пеленой в её собственных глазах, не заметила. — Потому что он жив.