Город Ангелов

      Мэг молча слушала и чувствовала, как к горлу подступает комок. И не могла поверить в то, что ей сейчас рассказал Кас, но, с другой стороны, в этой обстановке ему не было смысла ей лгать.       «Как офицер полиции, уважаемый человек, мог опуститься так низко, чтобы избить ребёнка?» — этот вопрос не давал Мэг покоя. Она допускала возможность того, что, возможно, Сандерс тогда только пришёл на службу и совершил ошибку, так сказать, а потом уже заслужил свой авторитет примерного детектива и уважаемого человека. Когда Кастиэль замолчал, девушка решилась на вопрос, очень рискованный вопрос:       — А твои родители? — она до боли закусила губу, когда Кас резко поднял голову и, поменявшись в лице, уставился на неё. Сейчас она не понимала, в силу чего такие перемены, и больше всего боялась, что заденет неправильную тему. Она помнила — он был самым младшим в семье и, быть может, затронет этим вопросом какую-то детскую травму. Мэг досчитала про себя до десяти, но Кастиэль продолжал молчать, только смотрел на неё немигающим взглядом.       — К тому времени их уже не было рядом, — наконец, заговорил Кас и вновь опустил голову, а Мэг, медленно выдохнув, провела ладонью по лбу, на котором, как ей показалось, от напряжения выступила испарина.       Он задумался, стоит ли ей рассказывать то, о чём он не решается говорить даже с братьями? Хотя тут, скорее они не желали говорить на эту тему, каждый раз находя отговорку, довольно грубую отговорку. Но сейчас, когда уже была потревожена память минувших лет, и на поверхность поднималась та боль, что он всегда носил в себе, захотелось выговориться, сказать все как есть. Хотелось поделиться всем тем негативом, из-за чего жизнь стала такой, какой стала. Возможно, его не поймут, потому что порой, чтобы понять, нужно прочувствовать, пережить те события, которые рубцами остаются на душе и спустя десятилетия не желают стираться из воспоминаний, временами приходят во сне, со знакомыми запахами, звуками…       — Мне было восемь лет, когда мать убили, она возвращалась с работы, и её застрелили на улице. И отец от горя стал пить. Через год его пьянки перестали терпеть и выгнали с работы. Он днями находился дома и напивался, орал, что всех ненавидит и от всего устал, потом вырубался и спал. Затем всё повторялось по новой. День за днём, неделя за неделей. Братья, приходя домой и заставая его пьяным, начинали ругаться, иногда даже переходили на драку. Я тогда плакал, убегал и, спрятавшись за кроватью у окна, зажимал ладонями уши, начинал рассматривать атлас звёздного неба. Сидел там и ждал до тех пор, пока кто-нибудь из братьев придёт, чтобы вытащить меня оттуда. А потом отец ушёл. Я проснулся, прошёлся по дому и понял, что я совершенно один. Он бросил нас, когда всё стало ужасно плохо, не было денег, чтобы оплатить жильё, купить еды. Он просто сбежал от проблем. — Кас горько усмехнулся.       Шумно сделал вдох и выдох, наверное, стало легче. Выговорился, рассказал то, о чём мало кто знал. Умолчал о некоторых вещах, посчитав, что Мэг их знать вовсе не обязательно. В том числе о том, что не испытывает к отцу той ненависти как Габриэль или Михаил, а в глубине души всегда хотел, чтобы отец (если он все ещё жив) вернулся к ним. Объяснил свой поступок, попросил прощение, и Кас бы простил, он всегда прощал его за бесконечные пьянки и грубость, несмотря на все это, Кастиэль знал, отец всегда любил его.       Мэг уже после первой реплики поняла, что задела за живое. И чем дальше слушала рассказ, тем больше нужно было прилагать усилий, чтобы сдерживать себя. Грудную клетку сдавило, внутри все похолодело, на горле сомкнулись невидимые тиски. Она стиснула что было сил зубы и старалась дышать ровно, вдыхая носом воздух, который стал слишком разряженным, как ей казалось. Он не смотрит на неё, тем лучше, пусть лучше не видит её такой, находящейся на грани того, чтобы не разрыдаться. Ему тоже тяжело говорить и вспоминать обо всём, раз предпочитает разглядывать остывшие остатки омлета, нежели смотреть собеседнику в лицо.       Сейчас Мэг жалеет, что спросила о родителях, так как её отношение ко всему происходящему между ней и Касом изменится. В лучшую ли или худшую сторону, она не знает, но это «откровение» слишком многое значит для обоих. Было в его голосе нечто, обозначающее, что все эти отношения для него не просто секс и приятное времяпрепровождение, а что-то большее. И её это пугало, непросто пугало, а наводило ужас, всё возникло слишком быстро и развивалось ещё быстрее на фоне непонятного хаоса на работе и от переезда…       Но об этом сейчас мешали думать начавшие душить её слёзы. Она внимательно слушала и понимала, что не сможет «поставить себя на его место», так как выросла в счастливой семье, с воскресными ужинами, запечённой индейкой на День Благодарения, подарками в носках на Рождество, ставшими традицией небольшие путешествия с родителями за город по выходным. Ей было его жаль, безумно жаль, осознавая то, как жизнь несправедлива, насколько может быть жестока к детям, которые вырастают, не видя ничего хорошего. Сейчас поняла, насколько они разные, словно с двух совершенно непохожих друг на друга миров, и это, наверное, её в нём и привлекало — их противоположность во всём.       К тому времени, когда Кастиэль произнес последнюю фразу, Мэг, не сдерживая себя, стала рыдать, ощущая на щеках влажные дорожки, она даже начала всхлипывать. Кас, услышав эти звуки, поднял на неё взгляд.       Он испугался такой реакции девушки, сразу вскочил из-за стола и мигом оказался рядом с Мэг:       — Ты что? Не плачь, пожалуйста! — присел на корточки и постарался её обнять. Мэг лишь прижалась к нему, начав с большим надрывом плакать.       «Вот же я тупой идиот!» — думал про себя Кас, поглаживая Мэг по спине - видел, таким образом успокаивали людей. Решил излить душу и совсем не подумал о том, что это может вызвать не совсем положительные эмоции у Мэг. Эгоист, привыкший думать лишь о себе, наверное, пора перестраиваться и, когда они вместе, думать и о ней. Он не хотел вызвать жалость или ещё что-то, а просто поделиться воспоминаниями, хоть и самыми скверными. Не учёл одного нюанса — не все такие чёрствые и бездушные, как большинство его знакомых. И вот поплатился, всё испортил.       — Прости, прости меня! Я не хотел, чтобы ты плакала… — Кастиэль прижал её к себе сильнее, поцеловав куда-то в макушку.       — Все нормально… скоро пройдёт, — приглушённо, пропищала Мэг, — не извиняйся, дурачок.       Кас кивнул и, оставаясь в таком положении, предпочёл дождаться, когда Мэг успокоится. Растерялся, совершенно не знал, как реагировать на подобное и, взвесив всё, решил помолчать.       «Ещё и прощения просит, глупый» — пронеслось у Мэг в голове. Она старалась глубже дышать, в надежде как можно скорее прекратить эту истерику. Хотя, с другой стороны, это было даже полезным, своеобразная эмоциональная разрядка. За всё то время, как она прилетела из Бостона, было всякое: и приятное, и не очень, но она не давала своим эмоциям волю выплеснуться наружу, всегда держала себя в руках. А сейчас её «железный занавес» рухнул, явив копившиеся чувства. И она не стеснялась этого, потому что сейчас прижималась к тому, с кем могла себе позволить всё, быть самой собой, не прятаться под личину «миссис самоконтроль», и от этого становилось легко. Легче давались вдохи и выдохи, а ровное дыхание у уха успокаивало, сильные руки, прижимающие её, дарили ощущение защищенности.       Спустя какое-то время Мэг успокоилась и, немного отлипнув от Каса, заглянула ему в глаза, там читалось беспокойство.       — Давай, доедай свой холодный омлет, — проговорила она, постаравшись выдавить из себя улыбку.       — С тобой все хорошо? — спросил Кас, все ещё настороженно глядя на неё.       — Все хорошо, Кас. Девушки иногда плачут, знаешь ли. Тебе не за что извиняться, — Мэг провела ладонью ему по щеке, — мне жаль, что все так случилось, искренне жаль.       — Мне тоже, но сожаление — это пустая трата времени и нервов. Я смирился со всем и принял жизнь такой, какая мне досталась. Это судьба…