***
Реборн вернулся в особняк глубокой ночью. Не заметить довольные лица охраны было трудно, но мужчина с этим справился. После утомительного, но, естественно, успешно выполненного задания, меньше всего его волновали житейские радости подчиненных Тимотео. Правда, когда в него врезалась счастливая горничная, пришлось все же снизойти до выяснения причин столь массового веселья. И какого же было удивление мужчины, когда девушка вывалила на него новости о старом-новом наследнике, неожиданно явившемся на ужин к Девятому. Узнав, в какой из комнат расположился герой сплетен, мужчина решительно направился туда, уже не слушая лепет служанки о том, какой этот наследник загадочный и красивый. Да что там, он даже не обратил внимания на то, что она забыла извиниться, врезавшись в него. Сейчас Реборн думал только о том, как он вломится в комнату своего никчемного ученика, привычно разбудит его пинком и, не дожидаясь утра, погонит тренироваться. Даже усталость после миссии отступила на второй план перед открывающимися перспективами. Вот только планам этим не суждено было сбыться. Для начала, Тсунаеши не нужно было будить никаким пинком. Он не спал. А во-вторых, взглянув на парня, Реборн уже не был уверен, что сможет вести себя с ним, как раньше. Если уж говорить откровенно, он был уверен, что не сможет. Но признаваться себе в этом вот так сразу не хотелось. Хранителей удалось отправить спать только полчаса назад, и теперь Тсунаеши сидит на холодном полу балкона и совершенно не удивляется тому, как выглядит его бывший репетитор, только что влетевший в комнату и застывший на пороге. Они, молча, разглядывают друг друга, пока Савада не отводит взгляд, уставившись на луну, которой любовался до прихода гостя. Тишину он тоже нарушает первым: — Сняли проклятье? Тебе идет быть высоким. —А ты не кажешься достаточно удивленным. Легкое пожатие плечами в ответ. — Возможно, ко мне приходил кое-кто из аркобалено, ища совета. Реборн честно старается скрыть удивление, усаживаясь на пол рядом с юношей. Он невольно ежится и хочет спросить, не холодно ли тому в своем кимоно сидеть на ледяном камне, но вместо этого спрашивает совсем другое: — Только не говори, что ты та самая Ведьма…? — тихий смех парня приятно ласкает слух, и Реборн невольно задумывается о том, не наслали ли на него какие-нибудь чары. Иначе ему совершенно нечем оправдать то, как на него влияет сидящий рядом юноша. — Нет. Я по сравнению с ней лишь жалкая тень. Но совет действительно был мой. Рад, что это помогло,— он все же поворачивает голову, разглядывая мужчину. — Ты удивлен, но тоже не слишком. Вы, аркобалено, куда легче воспринимаете подобные вещи, да? — Само собой. Значит, остальные уже в курсе? — Они знают лишь общую картину. Когда-нибудь те из них, кому это действительно нужно, сами все поймут, — парень хихикнул, вспоминая разговор с Хранителями. — Я сказал, что у меня есть некоторые способности, чтобы помогать людям. Точнее, я сказал лишь про помощь. Насчет способностей они додумались сами. Гокудера был в восторге. Как ни странно, остальные тоже довольно легко примирились с такими новостями. Ну, кроме Хибари, пожалуй. Он кажется неисправимым скептиком. Аркобалено кивает и тоже смотрит на полную луну, повисшую над особняком. — Они поверят в любое чудо, если оно связано с тобой. Даже Кея. Тсунаеши явно не настроен обсуждать свои отношения с Хранителями, так что продолжает разговор так, будто не слышал слов собеседника: — Разговор с ними был довольно утомительным. Не представляю, что было бы, начни я вдаваться в подробности. — Раз ты так устал, почему не спишь? — Реборн принимает правила игры, позволяя Саваде вести в их беседе. Парень тем временем небрежно пожимает плечами: — Отвык спать один,— хмыканье мужчины его ничуть не смущает и, если тот спросит, он охотно расскажет про Мару и Моро, но Реборн молчит, предпочитая оставаться при своих домыслах. Тсунаеши не возражает. Если мужчине так хочется теряться в догадках, кто он такой, чтобы запрещать. Они сидят в тишине еще какое-то время. Реборн вспоминает все, что когда-либо слышал про загадочную Ведьму, а Тсунаеши просто наслаждается непривычной для него итальянской ночью. Наконец у гостя назревает очередной вопрос: — Значит, ты будешь иногда возвращаться в Японию для той своей работы? — возможно, снисхождение в глазах Савады ему только мерещится. — Ты, кажется, не понимаешь, что для меня приоритетнее. Я скорее буду иногда возвращаться сюда. И есть у меня мысль, как сделать путешествие отсюда туда менее обременительным, но об этом потом. Реборн решает не спорить. Пока. Это удивляет его самого, но он списывает все на усталость. Словно вспомнив о том, насколько оно утомлено, его тело начинает ныть, требуя немедля отправляться в постель. Разум с телом полностью согласен. Может после крепкого сна это ночное наваждение развеется, и его ученик будет все тем же, что и раньше. Пусть и с новыми тайнами. Тем же, что и раньше…эта мысль заставляет мужчину, наконец, обратить внимание на внешность паренька. Точнее на то, что он совсем не повзрослел. Нет, он не будет забивать сейчас этим голову. Реборн решительно встает и, еще не до конца осознавая, что делает, подает руку Тсунаеши. Тот принимает её как ни в чем не бывало, поднимаясь следом. Реборн сжимает узкую ладонь в своих пальцах еще пару секунд после того, как они оба оказываются на ногах. — И что теперь? — Искать того, кто проклял Девятого, конечно. Хорошей ночи, Реборн,— это звучит вполне дружелюбно, но в голосе Тсунаеши чувствуется настойчивость. Он явно считает, что его уже давно пора оставить в одиночестве. Кивнув, аркобалено отступает от юноши и стремительно покидает комнату. Спать, ему срочно нужно лечь спать, пока он не погряз в своих мыслях окончательно.Глава 4
12 октября 2014 г. в 03:10
Те, кому довелось этим вечером присутствовать на ужине у Девятого Вонголы, поняли далеко не все из услышанного, но одно им было ясно совершенно точно. На их глазах произошло возвращение Савады Тсунаеши в семью. И этот простой факт позволил собравшимся, наконец-то, сбросить с себя оцепенение, сковывающее их на протяжении всей беседы Тимотео и Тсуны.
Шустрее всех оказался Ламбо. Под нарастающий гул голосов мальчик вскочил со своего места и, подбежав к Тсуне, обнял его, уткнувшись носом куда-то в плечо.
— Глупый Тсуна! — раздается приглушенно. И совсем не обижено, как можно было ожидать. Нет, мальчик явно рад. И эта радость отражается в глазах Савады, когда тот опускает ладонь на вихрастую макушку.
— Да, малыш, я все такой же глупый. А вот ты, похоже, изменился.
Мальчишка поднимает голову, глядя влажными от не пролитых слез глазами, и Тсунаеши искренне смеется и треплет его по волосам.
— Нет, вижу, ты все тот же. Не плачь, Ламбо, ты ведь уже большой.
Ребенок шмыгает носом и смотрит, как никогда, серьезно.
— Я больше не буду плакать. Но только ты больше не уходи.
Остальные Хранители прислушиваются к разговору. Все они ждут, что же ответит их Небо. Тем временем Савада замирает на пару секунд, но быстро берет себя в руки и мягко улыбается:
— Не уйду. До тех пор, пока я вам нужен.
Ламбо улыбается в ответ:
— Значит, никогда не уйдешь.
Савада уверен, что это не так, но разубеждать ребенка не собирается. Тем более что остальные согласны с малышом, будучи так же уверенными, что Тсунаеши всегда будет им необходим.
Напряжение, царящее за столом, постепенно спадает, и вот уже остальные Хранители обступают их с Ламбо неплотным кольцом. Тсуна с веселым ужасом понимает, что сейчас ему устроят допрос с пристрастием.
— Джудайме! — Гокудера явно счастлив от возможности вновь называть его так.
— Тсуна!
Савада уже почти смиряется с тем, что в следующую секунду он захлебнется в нескончаемом потоке вопросов и, может быть, даже будет задушен в чьих-нибудь объятиях, но тут совершенно неожиданно на помощь приходит Занзас:
— Эй, мусор! Если хотите разводить сопли, валите в другое место. Я все еще собираюсь поужинать, но меня от одного вашего вида тошнит, — босс Варии явно зол, и дело совсем не в пропавшем аппетите. Он, как и остальные, прекрасно слышал фразу об оплате, и мысль, что этот мелкий японец еще смеет что-то требовать, просто выводит из себя.
Тимотео смотрит на приемного сына неодобрительно, но пока не вмешивается. Хранители же мрачнеют и уже собираются огрызнуться в ответ, но Тсунаеши останавливает их, мягко отстраняя от себя малыша Бовино.
— Успокойся, Занзас, никто не мешает тебе есть. К тому же, мы все здесь за тем же. Не знаю как остальные, а я очень голоден, — он улыбается своим друзьям, призывая их вернуться за стол. — Я не исчезну, правда. Так что давайте поедим, а разговоры оставим на потом.
Ребята неохотно рассаживаются по местам и возвращаются к прерванному ужину. Занзас, скрипя зубами, следует общему примеру. Выяснять отношения при Девятом ему не хочется.
Пару минут царит тишина, пока её не нарушает Емицу, обращаясь к сыну:
— Так…что у тебя за работа?
— Присматриваю за одним магазином. Ничего интересного для тебя,— лукавая улыбка на губах сына мужчине совсем не нравится, но продолжать его расспрашивать явно не имеет смысла, так что Савада-старший залпом допивает вино, плещущееся в бокале, и больше не произносит ни слова за этот вечер.
Когда ужин заканчивается, Тсунаеши поднимается с места и, пообещав Тимотео, что завтра первым делом наведается к нему в кабинет, выходит из зала. Где его комната юноша не спрашивает. Зачем, если ему покажут его Хранители. В том, что они всей толпой последуют за ним, он не сомневается.